Лев Александрович Тихомиров (1852—1923) — «одна из наиболее загадочных личностей»[1], пережил в своей жизни драматический переворот мировоззрения, превратившись из революционера и социалиста в убежденного сторонника монархии. В. Маевский (биограф Тихомирова) говорил, что, если бы был жив Ф.М. Достоевский, он непременно бы посвятил Тихомирову большой роман. По всей видимости, для подобной точки зрения были все основания. Тихомиров справедливо причислен к разряду наиболее вдумчивых, образованных и убежденных консерваторов. Любой строй, по его мнению, держится на некоем идеократическом принципе. Для монархии таким принципом является мораль, которая, в свою очередь, держится на религии — чистой православной религии, не замутненной религиозно-философскими изысканиями богословствующей интеллигенции[2].

Крутой поворот в жизни известного революционера произошел в результате напряженной умственной работы, глубокого анализа жизни, фактов, теорий. «Я верю в значение личности в истории; я верю во влияние идей: разрушающие или созидательные, выработанные местной жизнью или занесенные извне, они не менее реальная сила, чем материальные условия»[3]. Мы по старой привычке склонны не придавать серьезного значения идеям, которые формируются в обществе и при известных условиях становятся побудительным мотивом деятельности человека. Идеи действительно могут как созидать, так и разрушать. Жаль, что мы этого не понимаем; а если понимаем, то почему этот процесс никак не регулируется? Или боимся быть обвиненными в ретроградстве? Человек имеет право не только распространять и получать информацию, не только свободно говорить, но и быть защищенным от пошлости, духовной агрессии и цинизма. Только очень внимательно вникнув в «господствующие идеи», Л. А. Тихомиров понял их разрушительный потенциал для России. Мотивы разрыва с либеральными идеями содержатся в его известной работе «Почему я перестал быть революционером?».

В начале исканий своего политического идеала Тихомиров, по его собственному признанию, много лет оставался компилятором чужих мыслей, как и многие либеральные и радикальные писатели. «Как и все зараженные «прогрессивным» миросозерцанием, я узнавал жизнь по книгам». Ненормальное господство книги, замечает он, ныне составляет величайшее зло. Но вместе с тем распутать сложное положение способны не кинжал и динамит, а идеи — здоровые, положительные, которые могут показать России путь для развития ее сил. У нас же, сетует Тихомиров, революционное разрушение составляет веру, надежду, обязанность каждого доброго радикала. Все, что есть бунт, ниспровержение, рассматривается как нечто полезное, содержащее зерно прогресса. Тем более полезным считается разрушение, если оно направлено против администрации или правительства, то есть против самого центра охраны существующего порядка. Мысль о революционном пути подпитывается всеми слабыми сторонами русской образованности. Отсутствие русской национальной интеллигенции также является дестабилизирующим фактором, писал Тихомиров.

Образованная, мыслящая часть общества способна вместо революций предложить эволюционный путь развития, причем тот, который отвечает нашим, российским, а не «общечеловеческим интересам». Что стоит за этим эвфемизмом, понятно и довольно очевидно. Но здесь как раз и возникает проблема, а сегодня она еще более обострилась. Россия, писал Тихомиров, страна с великим прошлым и дает надежды на великое будущее. Но она имеет свои недостатки, из которых один, очень важный, особенно близко касается учащейся молодежи: это крайняя незначительность хорошо образованного, мыслящего слоя, способного к серьезной умственной работе. Опасность такого недостатка очевидна, так как этот слой задает тон всей работе каждой страны, касается ли это политики, промышленности, воспитания и т. п.

Для русского способа мышления интеллигенции характерны две стороны: отсутствие вкуса и уважения к факту и, наоборот, безграничное доверие к теории, гипотезе, мало-мальски освящающей наши желания, считал Тихомиров. Это должно происходить, очевидно, от малой способности мозга к напряженной умственной работе. Голова, слишком быстро устающая, не может справиться с мириадами фактов, наполняющих жизнь, и получает к ним нечто вроде отвращения. Гипотеза, напротив, ее радует. Она дает кажущееся понимание явлений без утомительного напряжения. И это на фоне того, что общественная мысль России переполнена предвзятостями, гипотезами, теориями — одна другой воздушнее. Воспитание ума совершается только на «общих местах», общих соображениях. Поэтому «русская смекалка» проявляется сильнее у крестьян, чем у интеллигенции, а уж о практической стороне вопроса и вовсе нечего говорить. В силу этого Л. А. Тихомиров обращается к молодым людям: «Думайте, наблюдайте, учитесь, не верьте на слово, не поддавайтесь громким фразам… Примерьте двадцать раз, прежде чем отрежете»[4]. Самым большим доказательством нашей некультурности является непонимание силы ума и знания и неспособность самостоятельно оценить достоинства политических форм.

Рассуждая о российских катаклизмах, Тихомиров не против и заглянуть в будущее. Космополитизм нашего образованного класса должен был выродиться в нечто еще худшее. Анархист французский или немецкий ненавидит современное общество вообще, а не специально свое — немецкое или французское. Наш космополит, в сущности, даже не космополит, для его сердца не все страны одинаковы, а все приятнее, нежели отечество. Духовное отечество для него — Франция или Англия, вообще «Европа»; по отношению к ним он не космополит, а самый пристрастный патриот. В России же все так противно его идеалам, что и мысль о ней возбуждает в нем тоскливое чувство. А вот здесь надо быть очень внимательным при чтении Тихомирова: «Наш «передовой» образованный человек способен любить только «Россию будущего», где от русского не осталось и следа»[5]. Такое ощущение, что Лев /Александрович вчера посмотрел очередной выпуск «Итогов» на РТР. А дальше и вовсе откровенно: «Особенно часто истинно враждебное чувство к Великороссии. Это натурально, потому что, в конце концов, только гением Великороссии создана Россия действительная. Не будь Великороссии, особенно Москвы, все наши окраинные русские области представляли бы ту же картину обезличенной раздробленности, как весь остальной славянский мир. Изо всех славянских племен одна великорусская раса обладает великими государственными инстинктами. Поэтому она возбуждала особенную ненависть в том, кому противно в обществе все историческое, органическое, не случайное, не произвольное, а необходимое»[6]. Парламентаризм, демократия, псевдорелигиозность — эти и другие явления ничего не несут России, кроме разрушения и смуты. Интеллигенция и пролетариат стали соответственно носителями двух разрушительных теорий — демократии либеральной и демократии социальной. А вообще, «демократия это тот разрушительный яд, действующий более или менее быстро, в зависимости от присутствия или отсутствия в государстве психологического противоядия — сильно развитого национального самосознания»[7].

Политические, правовые, а в целом социальные взгляды Л. А. Тихомирова выражены в его фундаментальной работе «Монархическая государственность», изданной в 1904 г. В предисловии он выражает надежду, что она «даст нечто для расширения русской политической сознательности». Он полемизирует с Б. Н. Чичериным, для которого история есть не что иное, как повествование об общих ошибках правителей. Тихомиров высказывает гипотезу следующего содержания: «История есть повествование о крайне малой человеческой сознательности в деле устроения своего политического строя». Это значит, что многие народы, и в первую очередь русский, строят свою государственность «вслепую», принимая на веру занесенные извне образцы. Отсюда тенденция в сторону анархии и хаоса. Очевидно, здесь Тихомиров прав. До своего адекватного политического строя народ должен либо «дозреть», либо «докатиться».

Законы общественности, или, что более современно, общества, подпитываются из психического источника. Это несомненно до полной очевидности, полагает мыслитель, так же как и власть, направляющая сила, в основе своей та же. Свобода как состояние нашей независимости играет большую роль в личной жизни. Свобода для общества нужна собственно потому, что без нее не будет высокой личности. Власть и подчинение, наоборот, по преимуществу есть состояния общественные. Именно на них строится общество. С нашей точки зрения, мысль выражена предельно четко и без всяких двусмысленностей.

Порядок есть первая, наиболее насущная потребность рождающегося общества. Если каждый будет руководствоваться своей волей и своими интересами, то никакая общественная жизнь невозможна. Поэтому, заключает Тихомиров, власть есть категория необходимая. Обычай, который регулирует отношения людей в обществе, закрепляет то, что есть, а не то, что должно быть. Искание более положительных и разумных норм порядка и есть начало зарождения государственной идеи. Искание такого всеобъемлющего порядка приводит к появлению верховной власти, способной быть выше всех специальных интересов. Тихомиров цитирует Победоносцева, для которого власть основана на идее правды. Хотя это и выглядит не очень убедительно и где-то идеалистично, но по сути своей есть глубокое наблюдение. Человек инстинктивно ищет правды, но искусственно отдален от своего источника, своей высшей правды, к которой он стремится. Мы становимся свободными только тогда, когда становимся рабами Божьими. Подчиняясь источнику правды, человек подчиняется своему более высокому «я». Правда есть то, что «действительно есть, что составляет реальность в противовес гипотезе и иллюзии». Такие логические построения трудно понять, но попытаться все-таки можно. Реальность мы чаще всего воспринимаем как силу, материальная ли она или физическая. Но нравственный закон, который живет внутри человека, позволяет возводить его в высшую реальность и сообразно с ней строить свои политические и правовые институты.

«Сознательная» история человечества протекает в пределах государственных форм, а сама идея государства выводится из глубины человеческого сознания. Тихомиров следует формуле Чичерина «государство есть высшая форма общежития», но если для Чичерина «государство представляет организацию народной жизни», то для Тихомирова «государство есть организация национальной жизни». Казалось бы несущественная поправка, но это только на первый взгляд. Полное определение государства выглядит следующим образом: «Мы можем определить государство как союз членов социальных групп, основанный на общечеловеческом принципе справедливости, под соответствующей ему верховной властью»[8].

Тихомиров предостерегает от смешения верховной власти с правительством, поскольку «верховная власть есть проявление принципа, идеи, а правительство есть создание практических условий, условий места и времени». Члены государственного союза есть подданные только в отношении к верховной власти, а в отношении к правительству они есть граждане, ибо имеют свои права и обязанности, точно так же, как свои права и обязанности имеет правительство. Но и те, и другие права и обязанности определяются верховной властью. Элементы национально-государственного тела таковы.

Нация, ее отдельные члены суть подданные по отношению к верховной власти и граждане по отношению к правительству.

Верховная власть, которая в совокупности с подданными организует:

а) государство;

б) правительство, подчиненное верховной власти и ею организуемое в целях государственного управления.

Такая конструкция поражает своей неожиданностью. Консерватор — и вдруг на первое место ставит нацию, на второе — верховную власть, которая в совокупности с подданными учреждает государство и правительство. Да здесь антиэтатизма больше, чем во всех либеральных трактатах, вместе взятых.

Верховная власть, полагает Тихомиров, может быть основана на каком-либо одном простом принципе. Все зависит от политического гения различных народов, и в разные эпохи он выбирает иногда аристократическую, демократическую или монархическую, но всегда одну основу. Сочетание нескольких основ власти лишило бы верховную власть единства идеи, то есть нарушило бы саму цель учреждения государства[9]. Поэтому верховная власть основана на одном принципе, поставленном выше всех остальных. Это не только требование логики, но и исторический факт. Другие принципы также присутствуют, но являются подчиненными.

Как известно, еще Аристотель говорил о несовершенстве «чистых» классических форм правления, поэтому он и предложил принцип сочетания лучших форм в своей Политии. По всей видимости, Аристотель имел в виду диалектическое сочетание, а не доминирование какой-либо формы, как это предлагает Тихомиров.

Верховная власть не только основана на едином принципе, но и неделима в своих проявлениях: законодательном, судебном, исполнительном. Совершенно очевидно, пишет Тихомиров, что эти проявления власти выражают работу одной и той же силы. Если бы мы представили себе государство, в котором существуют три независимых власти, из которых одна устанавливает законы, но бессильна заставить суд и администрацию придерживаться их, а другая судит, как ей вздумается, но бессильна отражать свой опыт на законодательстве и также бессильна заставить администрацию привести в исполнение свои постановления, то получили бы картину сумасшедшего дома. Законодательная, исполнительная и судебная власть имеют смысл как проявление одной и той же силы, которая в законодательстве устанавливает одну общую норму, а в суде и администрации применяет ее к частным случаям и приводит в исполнение. Законодательная, судебная, исполнительная власть независимы друг от друга в силу своей специализации, но все они одинаково подчинены верховной власти.

Как и Победоносцев, Л. А. Тихомиров не жалует представительство, которое он интерпретирует как форму передаточной власти, то есть делегированной. Свою власть могут передавать и монарх, и аристократия, и народ. По прошествии веков уже практически никто не сомневается, что в парламентарных странах воля народа не является законом для правительства. Роль народа практически сводится лишь к тому, чтобы выбрать своих повелителей.

На вопрос, почему в качестве верховной власти выдвигается то монархия, то аристократия, то демократия, Тихомиров отвечает, что это обусловливается известным психологическим состоянием нации, национальной психологией. В той или иной форме верховной власти выражается дух народа, его верования и идеалы, то, что он внутренне сознает как высший принцип. Демократия выражает доверие к количественной силе, аристократия — к опыту, авторитету, то есть к разумности силы. Монархия же основывается на нравственности. Явно не замечая очевидных фактов даже для своего времени, Тихомиров считает, что существуют три главные формы монархии.

  1. Монархия истинная, составляющая верховенство народной веры и духа в лице монарха. Это — монархия самодержавная.

2. Монархия деспотическая, самовластная, дающая монарху власть верховную, но без обязательного для него и народа известного содержания.

3. Монархия абсолютная, в которой монарх по существу только представляет все власти управления, но не имеет верховной власти, остающейся у народа.

В действительности, эти формы монархической власти смешиваются в различных комбинациях. Потускнение религиозно-нравственных идеалов может превращать монархию самодержавную в деспотическую, и, наоборот, просветление религиозных идей может возвысить деспотию до истинного самодержавия.

Русская монархия, по мнению Л. А. Тихомирова, до 1861 г. представляла собой один из величайших типов монархии, если не самый великий. Она родилась вместе с нацией, жила с нею, возвеличивалась, падала, находила пути общего воскресения и во всех исторических периодах неизменно стояла во главе национальной жизни. Нос 1861 г. начинается новый период, для оценки которого трудно сохранить справедливость.

Политическая сущность бытия русского народа состоит в том, что он создал свою особую концепцию государственности, которая ставит выше всего, выше юридических отношений этическое начало. Этим создана русская монархия как верховенство национального, нравственного идеала. Все народы, которые строили свое государство на юридических началах, опередили ее. Следовательно, если взять за основу обычную, римскую идею государства (юридическую), то это автоматически приведет к банкротству русской идеи, и на пространстве Русской империи кто-нибудь другой будет строить государство, а русские должны будут уйти в сторону и уступить место тем, кто оказался умней и расторопней. Такова историческая дилемма, и все русские это прекрасно понимают.

Похоже, что сейчас никакой дилеммы уже нет, и свершилось то, что должно было свершиться. Грядущие бедствия России были предопределены, по мнению Тихомирова, тогда, когда бюрократия как мощнейшая, реальная сила оттеснила дворянство от верховной власти. Это было роковое обстоятельство, которое разъединило царя и народ. Процессы, о которых говорит Тихомиров, начались еще со времен Петра I и затем были усилены в период царствования Александра I, который называл себя «республиканцем по убеждению». Для монархической власти нет ничего страшнее, чем перейти в «бюрократическое правление». Бюрократия работала за русскую нацию и приучила ее полагаться во всем «на начальство». По сути, полагает Тихомиров, Россия после 1861 г. превратилась в полицейское государство, где широкие массы народа опекались огромной армией чиновников, взрослые люди превратились в детей, а нация постепенно трансформировалась в «толпу», а в толпе непременно возобладают демократические понятия. Это лишь вопрос времени.

Интересные психологические этюды довольно часто встречаются в академических трудах Л. А. Тихомирова. Психологический тип нации определяет принцип верховной власти. Современные русские, констатирует писатель, настолько развращены, что об их «этике» и говорить стыдно. Русский сбился с пути, вот почему он так деморализован. Но этическое начало в этом развратном человеке остается все-таки единственным, которое в глубине своего сердца он тем не менее уважает. Но пока душа русского такова, он не может искренне подчиниться какой-либо верховной власти, основанной не на этическом начале, а потому он не способен признать над собой власть ни аристократии, ни демократии. Русский по характеру своей души может быть только монархистом. Если он почему-то утратил веру в монархию, то делается политическим индифферентистом или анархистом[10]. Запутанные отношения власти и нации под силу выстроить только властью русского самодержца.

Все это очень спорно, кроме одного — русский человек скорее будет голосовать не за умную и компетентную власть, а за честную, то есть как всегда сердцем.

Итак, принцип верховной власти предполагает соответствующую организацию нации и государства. Любое государство проводит ту или иную политику, которую Тихомиров понимает как науку и искусство, однако правильное с его точки зрения понимание политики сводится к тому, чтобы расценивать ее как учение об обязанностях государства в отношении общества и личности. Честно сказать, далеко не во всех либеральных идеях можно встретить такую интерпретацию политики, какая имеет место в рассуждениях известного российского консерватора. Один из главных вопросов политики состоит в том, чтобы правильно определить компетенцию государства и те границы, через которые оно не имеет права переступать. Компетенция государства определяется обязанностью служить личности и обществу как самостоятельным силам, делать то, что личности и обществу нужно, и не делать ничего, что уничтожает и душит их самостоятельность.

Совсем неожиданными выглядят мысли Л. А. Тихомирова о соотношении позитивного («юридического») и естественного права. Юридическое право создается самим государством. Однако в природе вещей есть нечто более высокое, чем юридическое право, — это право естественное, прирожденное, самородное, как выражается Тихомиров, которое порождает верховную власть, эту властительницу государства и творца юридического права. Право в юридическом смысле есть то дозволение, та возможность действия, которые вытекают из свода законов. Право же естественное есть та возможность, которая вытекает из природной необходимости по законам психологии и социологии. Естественное право существовало задолго до государства, но с его появлением не исчезает, поскольку есть некоторые как бы неизменные права. При этом появляются и другие; например, право на образование долгое время считалось абсурдным, однако со временем полноценное участие в политической и общественной жизни (а тем более в современных условиях высоких технологий) сделало образовательный ценз необходимым. Иными словами, то, что вытекает из необходимости, становится естественным. Естественное право есть то, что определяется разумом, разлитым по всему обществу; его можно рассматривать как совокупный результат внутреннего самоопределения личности применительно к внешним условиям. Саморождение естественного права в обществе делает необходимой связь государства с обществом посредством верховной власти. Оно определяется нравственным сознанием, и в христианской монархии чуткое отношение к естественному праву еще более необходимо, поскольку в аристократиях и демократиях господствует юридическое понятие права в отличие от справедливости, свойственной монархическому началу. Через призму естественного права Тихомиров рассуждает о правах человека и его взаимоотношениях с государством.

Права и обязанности личности, по его мнению, вытекают из естественного права, прирожденного, связанного с самой природой личности, общества и государства. Человеческое законодательство только тогда разумно, полезно и прочно, когда оно сообразовано с действительными природными силами и отношениями в социально-политическом мире явлений. Неправильное понимание природных прав и обязанностей личности отражается фальшью законодательных полномочий. Тихомиров полагает, что в основе государства, безусловно, лежит договор, но не в конституционно-правовом значении этого слова, а в психологическом, и личность постоянно заключает договор с обществом в своем сознании, то соглашаясь с чем-либо, то возмущаясь против каких-то вещей. В силу этого психологического процесса создается и изменяется юридическое право.

Государство существует для личности, ее потребностей, поэтому, становясь членом единого государственного целого, личность не перестает быть сама собой, не теряет своей индивидуальности и только в силу этого поддерживает государство. Такой характер отношений личности к государству создает обязанность последнего не предпринимать ничего такого, что умаляло бы человеческую индивидуальность. Личность имеет некоторые естественные права, на которые государство не может посягнуть, устанавливая обязанности подданного. Для государственных органов существует понятие права, сформулированное самим государством, а вот под «сверхгосударственным» можно определить право человека на самостоятельное бытие как существа нравственно-разумного, чувствующего, обладающего способностью осуществлять стремление своего нравственного разумного бытия[11]. Тихомиров, формулируя это «надгосударственное, неюридическое право», делает существенную оговорку. Поскольку личность создается Богом, который возлагает на нее миссию, — реализовать самостоятельной работой потенциально данные ей нравственно-разумные свойства, то, по сути, это право превращается в обязанность. Человек — нравственно-разумное существо, и если он покидает почву этики и разума, то его права просто упраздняются.

Л. А. Тихомиров обращает внимание на такую закономерность: если власть чутко относится к естественному праву, то она скорее всего будет отдавать приоритет личным правам человека. Такова, например, монархическая власть. Что касается политических прав, то здесь надо отдать должное демократии. Монархическая власть представляет собой выражение этического принципа, и в этом смысле она не может не сознавать государственного значения личности как носительницы этического начала. Демократия, напротив, выражает верховную власть всенародной воли, власть силы, не обязательно связанной с этическим началом, а являющейся воплощением «безответственного народного самодержавия». Даже в лучших демократических республиках, констатирует Тихомиров, господствует деспотизм большинства, нетерпимый ко всякому своеобразию в жизни человека.

В демократии верховной властью является сила количественная, личность с государством находится в договорных отношениях, она никогда не сливается с государством. В монархии же и личность, и верховная власть (монарх) одинаково выступают носителями этического начала. Власть монарха делегирована ему Богом, и он обязан поддерживать в государстве верховенство этического начала. Таким образом, в самом источнике власти право вытекает из обязанности, точно так же, как и сознание личности. В понимании сути права Тихомиров соглашается с позицией М.Н. Каткова, который полагал, что «плодотворно только то право, которое видит в себе не что иное, как обязанность». Л. А. Тихомиров считает: «Монархический принцип велик и силен тем, что его государственная идея совпадает с психологической реальностью. Государственная власть основана на психологической природе личности, а эта психологическая природа такова, что личность имеет право лишь как последствие своей мировой обязанности… Право сильно и реально только тогда, когда в государственной области воспроизводит общий психологический закон бытия личности. Полной отчетливости это достигает в монархическом принципе, который по природе, в потенции, несомненно, заключает в себе данные для наиболее полного осуществления разумной свободы и права. Если политическая бессознательность людей мешает реализации этой возможности, то мы не должны приписывать принципу монархии того, что создается непониманием этого принципа»[12].

В этой пространной сентенции подкупает видение Тихомировым свободы и права, основанное на разуме. Европейской категории «свобода» можно противопоставить российское слово «воля»л но обозначают они отнюдь не одно и то же. Свобода предполагает прежде всего ответственность за разумный выбор, поскольку человек — существо нравственное, его поступки должны быть рационально и этически обоснованы. Это наиболее важный аспект свободы. Если этого нет, то в обществе распространятся анархия и произвол. Только разумно понятая свобода, являющаяся синтезом права и обязанности, сможет удержать человечество от сползания к «естественной свободе», мало чем отличающейся от свободы животного.

Принято считать монархию архаичной и недемократичной формой правления. Тихомиров считает, что это далеко от истины. В истории монархической государственности были выдающиеся образцы законотворчества и замечательные периоды торжества свободы и права. И вообще, осуществление свободы и права зависит не только от политических условий. Заботясь о правах и свободах в обществе, выше всех политических условий необходимо поставить задачу выработать личность, способную к свободе, и только затем законодательно определить границы и объем прав и свобод.

В самом деле, насколько мы оказались готовы к свободе, которая пришла к нам в конце 80-х? По всей видимости, она застала нас врасплох, отсюда и перекосы в общественном развитии, криминализация общества и власти. У. Черчилль однажды сказал, что государственный деятель отличается от политика тем, что он думает о будущих поколениях, а не о следующих выборах. Л. А. Тихомиров писал: «наша политика должна быть рассчитана не на срок, а на вечность».

  1. Русские философы. Антология. С. 185.

  2. См.: Русские философы. Антология. С. 192.

  3. Тихомиров Л. А. Критика демократии. М., 1997. С. 43.

  4. Тихомиров Л. А. Критика демократии. С. 40.

  5. Там же. С. 77.

  6. Там же. С. 77.

  7. Тихомиров Л. А. Критика демократии. С. 77.

  8. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. СПб., 1992. С. 31.

  9. См.: Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. С. 46.

  10. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. С. 406.

  11. См.: Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. С. 606.

  12. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. С. 608.