Понятие “правовое государство” принадлежит к тем, в буквальном смысле слова, проскальзываемым и не поддающимся окончательному толкованию понятиям, – пишет известный немецкий правовед Э.В.Бёкенфёрде, – которые “объективно” из самих себя не позволяют никогда сделать завершающе отточенное определение, наоборот, чрезвычайно открыты для вхождения в них изменяющихся государственно- и конституционно-теоретических представлений и, тем самым, – также самых различных конкретизаций, не изменяясь при этом и вследствие этого полностью по содержанию, т.е. не теряя свою непрерывность и не деградируя к голой выхолощенной формуле^[1]. Поэтому только знание исторического развития этого понятия после Канта дает возможность получить систематизированное понимание его сути.

Идея и реальность правового государства были и в XIX веке слишком многосторонни, чтобы это могло уложиться в какое-то единое направление.

История идеи не протекала прямолинейно. Весьма наглядно говорит известный юрист Германии Тома о “спирали исторического развития правового государства”. Все снова и снова в нем появляются совершенно иные элементы^[2].

Характерно, что внутренне присущие буржуазному обществу границы любой справедливости и правогосударственности были непреодолимы даже для духовных представителей левого крыла либеральной буржуазии в Германии, которые, при всей ограниченности их исторического взгляда, разумом и сердцем выступали за народ.

Выдающейся фигурой этих сил, изолированных в своем собственном классе, является воинствующий Йенский юрист и социолог Генрих Луден. Луден издавал прогрессивный журнал “Немезис”. Он был человеком универсального духа, выступавшим против так называемых чистых юристов.

Луден не низводит народный суверенитет до уровня формы отправления власти, а либерализм понимается им не как суррогат или рамки буржуазной демократии. Он остается в границах либерального мышления. Как раз поэтому он проявляет себя как ученик Канта, когда в своем сочинении “Руководство по государственной мудрости или политике” (1811 г.) еще соотносит “правительство и подданных” друг с другом, не разрывая, как представители школы Майнца, рамки связи между ними^[3].

Луден руководствуется, прежде всего, идеей, которая как красная нить со времен Канта пронизывает буржуазное учение о правовом государстве: правительства связаны рамками права; граждане должны иметь гарантии в отношении правящих^[4].

Познание того, что закон является отражением и продуктом определенного общества и с безусловной необходимостью изменяется вместе с изменяющимися условиями существования и жизни общества и господствующими в нем классами, было незнакомо Лудену. Его представление о том, что буржуазное государство якобы может держать в рамках капиталистов, выглядело разве что наивно^[5]. Таким образом, и Луден был подвержен “юридическому самомнению” (Маркс) о том, что якобы общество покоится на законе и может быть преобразовано при помощи мудрости закона. При этом свои умозаключения, которые были развиты в ходе классовых боев того времени, он сводил к естественному праву просвещения. Вместе с тем основательность его эмпирического исследования и честность его стремления к истине позволили ему добиться при этом отдельных весьма значительных открытий.

Луден не является апологетом буржуазного общества и его законов. Напротив, он тотчас и повсеместно взрывает границы либеральной абстракции о сущности государства и права там, где речь идет о материальном содержании законов, об их социальной справедливости. Совокупностью справедливости его времени для Лудена является: крестьянин должен распоряжаться плодами своего труда^[6], леса и полезные ископаемые должны быть “общей собственностью всего государства”^[7] и государство посредством законов должно держать под контролем “все ремесло и фабричное дело”, поскольку “капиталист легко злоупотребляет людьми, господство над которыми ему предоставляет нищета”^[8]. Также в нищете, нужде и отчаянии ищет специалист по уголовному праву Луден и причины преступности^[9].

Непреходящие заслуги идеолога правового государства Лудена мы видим в том, что для него социальная справедливость является смыслом и целью правопорядка и правового государства. Это является его завещанием для борьбы за социальное и демократическое государство будущих поколений.

Вместе с тем, идеи гуманизма и национальное сознание прогрессивных сил молодой немецкой буржуазии, что нашло олицетворение в Генрихе Лудене, вовсе не были типичными для всего буржуазного немецкого государствоведения. Путь и заблуждения немецкой буржуазии, скорее всего, характеризует то, что наследники и потомки Канта, в общем и целом не пошли дальше него, хотя историческое развитие после его смерти и требовало от поколения того времени совершения буржуазной революции. Более того, уже перед 1848 годом в научной мысли немецкой буржуазии о государстве дорогу себе прокладывает точка зрения, которая после поражения революции получила еще большее развитие. В связи с этим Карл Полак говорит об “эпохе быстрого распада кантианства”, который свое яркое выражение нашел в трансформации понятия правового государства^[10].

Идее о справедливом государстве Лудена, хотя она и является в условиях капиталистического производства утопической, но, по крайней мере, отражает и стимулирует интересы народных масс, противостоит теория о конституционном правовом государстве, которое призвано ограничить монархию конституционным путем и, тем самым, законсервировать, увековечить ее. Примечательно, что эта теория правового государства свыше 100 лет тому назад предусматривала в германской политической культуре, прежде всего, конституционно-монархический принцип, что по своему характеру означало конституционное государство, аристократическое или монархическое с писаной конституцией^[11]. Это явилось особенностью концепции правового государства в Германии.

Известный в наше время немецкий правовед Дитер Брюгеман считает, что контраст полицейскому государству в виде правового государства в широких кругах народа рождается в период с 1818 по 1830 годы^[12]. Именно в этот период и в Германии нашло широкое применение понятия “полицейского государства” как синонима вопиющего бесправия под маркой права. Правовое государство появилось как антипод полицейскому государству, направленное против него, но выросшее из него.

Известный вклад в развитие идеи правового государства в первой половине XIX века оказали Т.Велькер^[13], И.Х.Фрейхер фон Аретин^[14] и Роберт фон Моль^[15]. Все три автора понимают правовое государство не как особую государственную форму или форму правления, а как собственный тип государства. Так, правовое государство, как это имеет место у Велькера^[16], является “государством здравого смысла”, “государством разума” (Моль)^[17], “в котором правят согласно разумной общей воле и добиваются всеобщего блага” (Аретин)^[18]. Исходя из этого определения, правовое государство и находит свое ясное понятие: правовое государство является правовым государством разума, государством, которое осуществляет принципы разума как они традиционно излагаются (у Канта) в учении о праве разума в совместной жизни людей и именно для их совместной жизни.

Роберт фон Моль понимает далее правовое государство как “категорию описательного всеобщего учения о государстве” и противопоставляет его патриархальному государству, государству крупных землевладельцев, теократии и деспотии. У него, между тем, правовое государство живет, прежде всего, вследствие своей реакции на полицейское государство, живет как государство всеобщего благоденствия.

Самым важным для Моля является ограничение задач государства, т.е. государственного вмешательства в жизнь общества. Специфические правогосударственные институты, которые осуществляют сегодня правогосударственный принцип, являются для него второстепенными.

О фон Моле следует сказать несколько слов дополнительно. Роберт фон Моль, ученый-правовед с энциклопедическими знаниями, в своей монографии “История и литература науки о государстве^[19] подробно интерпретирует учение о правовом государстве. Моль защищает здесь это учение против правовых школ реакции: против теократической правовой школы (Шталь), исторической правовой школы и, прежде всего, против “уничтожающих ошибок” апологии власти ученого Галлера. Недостатком исследований Моля явилось то, что свои произведения он излагал созерцательно.

В конце своей жизни Моль почти полностью примирился с опруссиванием Германии и подчинил себя служению господствовавшим классам, о чем свидетельствует его учебник “Право германского имперского государства” (1873)^[20]. В этом труде уже не осталось больше никаких следов о “классическом” буржуазном правовом государстве.

В целом, анализируя идею правового государства в представлении К.Т.Велькера, И.Х.Фрейхера фон Аретина, Р.фон Моля, можно сделать выводы о ее характерных чертах:

1. Отмежевание от любого внечеловеческого представления о государстве и от целевых установок государства; государство – не божественное установление или божественный порядок, а общее земное существование в интересах блага каждого и всех. Точкой отсчета и точкой отношений государственного порядка является отдельный, свободный, равноправный, самоопределяющийся индивид и его земные цели жизни; способствовать всячески этому является узаконенной основой государства. “Сверхъестественные устремления человека, нравственность и религия находятся за пределами круга полномочий правового государства” (Моль, Аретин)^[21].

2. Ограничение целей и задач государства рамками свобод и безопасностью личности и собственности, т.е. обеспечение личной свободы и способствование индивидуальному саморазвитию, самореализации, самовыражению. Однако это не означает необходимости ограничения целей государства правозащитной функцией. И полицейские задачи в смысле “устранения внешних препятствий”, т.е. отражение опасности и вспомогательное содействие благу не охватываются целями, установленными правовым государством^[22].

3. Организация государства и регулирование государственной деятельности согласно принципам разума. Сюда включается, в первую очередь, признание основных гражданских прав (т.н. гражданство, Моль) таких, как гражданские свободы (защита свободы личности, свободы совести и убеждений, свободы печати, передвижений, свободы договоров и свободы приобретений, правового равенства), гарантия (приобретенной) собственности; далее – независимость судей (безопасность правосудия), суды присяжных, ответственное (конституционное) правительство, господство (верховенство) законов, наличие народного представительства и его участие в законодательной власти^[23]. “Разделение властей” представляется целесообразным или признается только в такой степени, которая учитывает их самостоятельность; само по себе “разделение властей”, требуемое ныне со ссылкой на Монтескье, больше в смысле разделения государственных компетенций между различными социально- политическими силами, а не только как расчленение функций, отклоняется как угроза опасности единой государственной власти, созданной с таким трудом^[24].

Как видим, понятие данного правового государства уже было подготовлено в идее государства права разума^[25], причем самым отчеканенным оно было у рассмотренного нами Иммануила Канта.

Заслуживает нескольких слов внимания немецкий юрист Карл фон Роттек, тем более что он, как и Карл Велькер и другие юристы, его современники, явился одним из главных представителей ведущих сил немецкой буржуазии, тех сил, которые с самого начала были склонны к измене народу и к компромиссу с коронованными представителями старого общества. Именно у Роттека, как и у Велькера, было совершено редуцирование буржуазной демократии до уровня чистого либерализма. Хотя Роттек перенимает также в свой мир понятий французскую Декларацию, однако, из “права разума” он выводит отказ от демократической республики и признание “чисто монархической системы”, которая не нивелирует монарха до уровня лишь первого лица магистрата^[26].

Роттек приписывает “общей воле” признание унаследованных привилегий, так как они якобы дают “государству гарантии в верности” и одновременно – требование политического разума^[27]. Поэтому ему ограничение всеобщего избирательного права также представляется “юридически не подлежащим сомнению”. Эта концепция лежит и в основе изданного Роттеком и Велькером лексикона о государстве^[28].

Характерным для этого первоначального понятия правового государства является то, что оно не позволяет редуцировать себя в качестве альтернативы на материальное или формальное правовое государство. Оно (понятие) составляет единый как материальный, так и формальный строго определенный им государственный принцип (именно тип государства), обосновывает новый “дух” государства, осуществление которого ставит унаследованные формы государства в зависимость от способов правления. Политически противоположные понятия – не монархия или аристократия, а теократия и деспотизм^[29].

Политическая свобода граждан, их активное участие в государственной жизни считается совершенством и гарантией гражданской свободы^[30]. Характерно, что Моль весь раздел о положении и компетенции народного представительства ставит под общим заголовком “О защите прав народа собранием представителей сословий”^[31]; компетенция находит свои границы там, где она не защищает больше гражданскую свободу, а причиняет вред, там, где она не оказывает больше предпочтения разуму, а пристрастиям^[32]. Политические права народа должны быть установлены господством разума, передаваемым образованными классами. Отсюда – оправдание всегда принимаемых в избирательном праве цензов, т.е. чисто классовый буржуазный подход.

Для формирования и дальнейшей конкретизации понятия правового государства в период раннего либерализма центральное место (как и у Канта) имеет значение закона: оно является стержнем правогосударственной конституции. Правогосударственное понятие закона является не “материальным” или “формальным”, а единым. Оно объединяет материально-содержательный и формально-процессуальный признаки в неразрывное единство: закон является общеобязательным правилом (универсальной нормой), которое осуществляется при условии согласия народного представительства в ходе процесса, характеризующегося дискуссией и гласностью^[33].

Все существенные для правового государства принципы схвачены структурно в этом понятии закона и облечены в форму. Согласие народного представительства охраняет принцип свободы и субъективное положение гражданина, общеобязательность закона препятствует целенаправленным вмешательствам в область гражданской и общественной свободы при помощи всеобщего, т.е. в равной степени действующего в отношении всех установленных границ, а равно обособления; порядок, определенный в результате дискуссии и гласности, служит ручательством человечески определяемой меры разумности содержания закона.

Созданный таким образом закон является общеобязательным для действующей администрации, которая связана и ограничена посредством закона (закономерность управления). При этом открытым остается, прежде всего, вопрос, в какой степени для администрации закон является только рамками или же и условием ее действия. Во всяком случае, объем законодательной власти становится границами, так сказать, швов для ограничения свободы народа, как в равной мере и для ограничения свободы действий монархически-бюрократической администрации^[34].

Закон в правовом государстве является “свободной” волей государства, всеобщая воля и самоопределение индивида выступают в нем посредниками; господство этого закона означает “господство принципа гражданской свободы”^[35].

Полный закат либеральных теорий о правовом государстве, основанных на естественном праве, происходит в процессе развития и деятельности Генриха Аренса, одного из учеников Христиана Фридриха Краузе. Речь идет о развитии направления “естественного права, обращенного к божественному устройству жизни”, предложенного Краузе и развитого Аренсом. Ни у какого другого представителя буржуазного учения о правовом государстве того времени (насколько это только позволяет сделать обзор литературы) не выступает уровень упадка идей 1848 года так выпукло, как у Аренса.

Аренс противопоставляет процессу буржуазно-демократической революции свое эволюционное, “органическое” учение о государстве. В 1850 году он обращается против либеральных позиций Роттека и ставит государству задачу “избрать более высокое социальное направление”, “чтобы лишить почвы и жизненного дыхания расхожий социализм”^[36].

Два года спустя Аренс достиг высшей точки своего “развития”. Он резко выступает против “так называемых социальных мероприятий”, которые как отражение требований рабочих нашли место также в мелкобуржуазных социальных теориях. Аренс прямо требует от правительства применения “всех насильственных средств, имеющихся в его распоряжении, чтобы сохранить себя и одновременно сохранить остаток правового нравственного порядка”^[37]. Применяемый по его указке способ “лечения” может быть комплексным и при хронической болезни – довольно продолжительным, так как должны быть учтены все рассчитанные на успех не только политические, но также духовные и нравственные аспекты^[38]. Как видим, предельно откровенное программное заявление.

Понятие правового государства в духе раннего либерализма определяло политическое мышление немецкой буржуазии, а также конституционную жизнь в период до революции 1848 года и продолжительное время после нее. Об этом свидетельствуют два крупных собрания буржуазно-либеральной лексики о государстве: 16 томов Роттека и Велькера, выдержавших 3 издания, а также 11 томов государственной лексики Блунчли.

1. Böckenförde E.-W. Staat, Gesellschaft, Freiheit, a. a. o. S. 65. ↑

2. Thoma Richard. Rechtsstaatsidee und Verwaltungsrechtswissenschaft, in: JÖR 4 (1910), S. 205. ↑

3. Luden H. Handbuch der Staatsweisheit oder der Politik. Jena, 1811. S. 361. ↑

4. Ibid, S. 289. ↑

5. Ibid, S. 285. ↑

6. Ibid, S. 245. ↑

7. Ibid, S. 266, 268. ↑

8. Ibid, S. 285. ↑

9. Ibid, S. 285. ↑

10. Polak Karl. Zur Dialektik…. a. a. o. S. 25. ↑

11. Handlexikon zur Politikwissenschaft. Bonn, 1986. S. 434. ↑

12. Brüggemann Dieter. Die Rechtssprechende Gewalt. Berlin, 1962, S. 8. ↑

13. Сноски №№ 10-12 в главе 2, § 1.1. ↑

14. Сноски №№ 10-12 в главе 2, § 1.1. ↑

15. Сноски №№ 10-12 в главе 2, § 1.1. ↑

16. Weicker Carl. -Th. Die letzten Gründe… a.a.o., S. 25. ↑

17. Mohl, von, Robert. Das Staatsrecht des Königsreichs Würtemberg… a.a.o., S. 11. ↑

18. Von Aretin. Staatsrecht… a.a.o., S. 163. ↑

19. Mohl R. Geschichte und Literatur der Staatswissenschaften. Erlangen, 1855. ↑

20. Mohl R. Das deutsche Reichsstaatsrecht, 1873. ↑

21. Mohl R. Ibid, S. 8; ders. Die Polizeiwissenschaft nach den Grundsätzen des Rechtsstaates, Bd. 1, 3. Aufl., Tübingen, 1866. S 4-7; von Aretin-Rotteck. Das Staatsrecht der konstitutionellen Monarchic, Bd. 2, 1, Altenburg, 1827. S. 177 ff; H. Krüger. Staatslehre. S. 180. ↑

22. Mohl R. Ibid, S. 451 ff, 529 f; von Aretin, Ibid, S. 165-168. ↑

23. Mohl R. Ibid, S. 18; von Aretin, Ibid, S. 23, 453; von Aretin-Rotteck, Ibid, S. 168; von Ronne. Das Staatsrecht der preussischen Monarchic, Bd. 1, 3. Aufl. 1881, S. 345. ↑

24. Kleinheyer Gerd. Staat und Bürger im Recht. Die Vorträge des C.G. Suarez vor dem preussischen Kronprinzen (1791-92). Bonn, 1959, S. 29-52, 143 ff. ↑

25. Rotteck C.V. Lehrbuch der allgemeinen Staatslehre. Stuttgart, 1830. S. 190 ↑

26. Ibid, S. 169. ↑

27. Ibid, S. 257. ↑

28. Staatslexikon, hrsg. Von C.V. Rotteck und Weicker. Altone, 1837, bes. S. 254 ff. ↑

29. Weicker Carl a.a.o., S. 1 f. ↑

30. Von Aretin, a.a.o., Bd. 1, S. 453 f. ↑

31. Bluntschli. Allgemeines Staatsrecht, Bd. 1,4. Aufl., 1863. S. 318-320. ↑

32. Mohl R. a.a.o., S. 457. ↑

33. Mohl R. a.a.o., §§36 u. 37; von Aretin-Rotteck, Staatsrecht der Konstitutionellen Monarchic, Bd. 1, 2. Aufl. 1813, S. 169; Weicker. Artikel “Gesetz”, in: Staatslexikon, hrsg. von Rotteck u. Weicker. Bd. 6, 1838. S. 739; L., von Stein. Die Verwaltungslehre, Bd. 1, 1.2. Aufl. 1969, S. 74 f, 85-87. ↑

34. Böckenförde E.-W. Gesetz und gesetzgebende Gewalt. Berlin, 1958. S. 130 f. ↑

35. L. v. Stein, a.a.o., S. 87. ↑

36. Ahrens H.Naturrecht. Wien, 1850. S. XVII. ↑

37. Ahrens H. Die Rechtsphilosophie oder das Naturrecht. Wien, 1852. S. 141 f. ↑

38. Ibid, S. 14 f. ↑