Этот институт играет немаловажное значение в общей системе принципов и институтов правового государства. Ведь правогосударственный порядок только тогда может действенно связать государственную власть, когда он делает ее поведение предсказуемым, измеряемым, калькулируемым и, следовательно, также критикуемым и контролируемым. В этом одновременно заключается “формальное гарантирование свободы”.

Правогосударственный порядок стремится, следовательно, быть рациональным порядком. Сюда же относится также, смотря по обстоятельствам, необходимая мера открытости, гласности (например, опубликование законов; публикация административных актов и даже право ознакомления с документами, в том числе собранными в отношении конкретной личности), отказ от мелочных секретов в административных учреждениях и в юстиции (под громкими лозунгами о государственной или военной тайнах).

Решающим средством для названной цели является определенность государственных мер, прежде всего, четкость всех правовых норм. Требование определенности вытекает из связанности законом: если принципы, относящиеся к связанности законом, а именно принцип господства (верховенства) законов и принцип оговорки, должны быть эффективны, то “верховенствующие нормы” и “нормы оговорки” должны, следовательно, обусловливать действительную связанность, так как это предполагает, что эти нормы достаточно определенны и точны. Так, одна норма на полномочие в том отношении, что финансовая администрация имеет право “повысить необходимые налоги в целях общего блага”, может формально выполнить принцип оговорки, но настоящую связанность финансовой администрации она не может осуществить из-за ее полной неопределенности.

Требуемый минимум определенности правовой нормы (во избежание ее недействительности) – часто очень трудно установить. В качестве так называемой “кулачной” формулы может действовать следующая: законодатель должен формулировать так точно, как только предельно возможно в свете проблемы, требующей регулирования. Чрезмерные требования к определенности также причинили бы вред функции правового регулирования закона (длинноты), как и принятие бессодержательной пустой формулы. Немецкие государствоведы подчеркивают в связи с этим: постоянно требуется, чтобы в правовых нормах-правилах поведения, которые накладывают на граждан определенные правовые обязательства или уполномочивают к правовым обязательствам, давалось бы, по возможности, точное изложение затронутого круга адресатов, учрежденных или допускаемых обязательств, а равно предпосылок (конкретных жизненных обстоятельств), при наличии которых допустимо наступление действия этих обязательств^[1]. Речь идет о четком определении гипотезой юридических фактов. Ведь “движение” нормы права начинается с гипотезы.

В таком вот соизмерении и осуществляется также конституционно-правовая оценка сознательных, “систематических” неопределенностей, которые все снова и снова отыскивают немецкие юристы в законах. Таковыми являются: полномочия для совершения действий без обязательственности действия учреждений (итак усмотрение); неопределенные правовые понятия; комбинация из двух предыдущих, т.е. генеральные оговорки. При этих регулированиях в большинстве случаев дело обстоит так, что значительные деловые причины вынуждают к этим неопределенностям, причем можно также усомниться в том, что безграничное расширение объема текстов законов неприемлемо.

Кроме того, широко разработанное сегодня в общем административном праве учение об усмотрении, на которое здесь можно только ссылаться, снижает опасность в отношении возможности большой правовой небезопасности граждан. Это приводит к заключению, что усмотрение и неопределенные правовые понятия допустимы в правовых нормах настолько, насколько это требуется законодателю в связи со своеобразием той или иной материи.

Следствием из принципа определенности является запрет обратной силы для правовых норм, ухудшающих положение субъекта права, например, обратная сила в отношении повышения налогов, в отношении обратной силы уголовной наказуемости – ст. 103, абз. 2 Основного закона; запрет в отношении обратной силы положений о штрафах, пошлинах; в отношении обратной силы существенных изменений порядка обучения в том плане, что значительное время учебы не связано со сдачей экзаменов и т.д. Вот это-то положение нередко нарушается в странах СНГ (страхование строений, налоги, процентные ставки по банковским вкладам и т.д.).

В основе запрета придания обратной силы находится мысль о защите доверия. Гражданин должен доверять продолжению прежнего регулирования, с ликвидацией которого или с неблагоприятным изменением которого он не должен был считаться. Новое регулирование, правда, возможно, но оно должно быть таковым, чтобы устраивало гражданина. А вот этой-то возможности он как раз и будет лишен, если регулирование получает обратную силу.

Безусловно, что запрет придания обратной силы не абсолютен. Он действует постольку, поскольку этого требует названная защита доверия. Поэтому следует различать между настоящей (запрещенной) и ненастоящей (разрешенной), ухудшающей обратной силой нормы^[2]. Настоящая обратная сила означает вмешательство в уже отрегулированные отношения сферы жизни. Ненастоящая обратная сила имеет место в том случае, когда вступление нормы в силу датируется задним числом, т.е. раньше дня публикации самой нормы (“Этот закон вступает… в силу”), но это число “находится еще в движении” в отношении обстоятельств жизни, охватываемых нормой. Примеры настоящей обратной силы: введение уголовной наказуемости за неосторожное повреждение публичного имущества, также за действия, совершенные еще до принятия правовой нормы, наказуюшей их: повышение налогов за уже истекший налоговый год. Примеры ненастоящей обратной силы: повышение налогов в середине налогового года, распространяющееся и на начало года.

Различие между настоящей и ненастоящей обратной силой может быть модифицировано. При рассмотрении этого вопроса с позиций защиты доверия могут вноситься коррективы в обоих направлениях. Так, защита доверия на базе особых причин может отпасть несмотря на настоящую обратную силу или же может получить право вмешаться, несмотря на ненастоящую обратную силу.

Проблему для определенности норм права представляет также так называемая “динамическая ссылка”, т.е. ссылка на изменяющиеся нормы. Если бланкетная норма является “чуждой объединению” (например, федеральный закон ссылается на земельный закон или наоборот), то выступают и правовые проблемы компетенции, так как изменение бланкетной нормы неизбежно влечет непрямое изменение и нормы, на которую ссылаются.

Институт определенности норм права требует гласности, публичности. Так, правовые нормы должны публиковаться в специальном органе печати, рассчитанном на широкие круги общественности. Внутриадминистративное (“внутрипроизводственное”) опубликование недостаточно. Вид публикации должен соответствовать институту определенности. Исключение в отношении публикации должно действовать для правовых норм в силу особых отношений между властями.

Если имеет место значительное нарушение требований определенности, то это ведет к ничтожности правовых норм. Однако всегда следует точно проверять, не имеется ли в наличии, принимая во внимание особое качество предмета регулирования, неизбежная неопределенность. Неизбежным, например, может быть понятие “ненадежность” в праве на занятие ремеслом, так как изобилие возможных аспектов ненадежности вряд ли может быть охвачено нормативным актом. Неизбежная неопределенность нормы не ведет к ее противоправности.

1. В Verf GE 17. 306 ff; 35, 383; 20, 150. В Verf GE // NJW 1966, 1952; //NJW 1977, 1913.

   По вопросам издания предписаний детально в:

   В Verf GE 8, 274 ff, 307; 15, 153 ff; 160; Leibholz, Rick. Grungesetz: Kommentar, 6. Aufl. 1979, Art. 80 anm. 7 und 10. ↑

2. Stem… a.a.o., Bd. 1, S. 652 ff; В Verf GE 33, 222; 14, 297; 15, 324, 13, 271 ff, sowie//NJW 1978, 2024. ↑