Проблематика юридической ответственности при банкротстве является одной из наиболее актуальных в российском гражданском праве. Федеральный закон от 26 октября 2002 г. № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)»[1] является прокредиторским, поскольку право принятия всех ключевых решений в деле о банкротстве принадлежит собранию кредиторов. Это заставляет должников предпринимать усилия по минимизации негативных последствий введения банкротных процедур, в том числе путем распространения различных недобросовестных практик создания искусственной задолженности с аффилированными кредиторами, вывода активов в ущерб интересам реальных кредиторов. В результате фактическим итогом формальных процедур банкротства в большинстве случаев является распределение основной массы имущества в пользу конечных бенефициаров должника, в то время как кредиторы получают ничтожные остатки этого имущества из конкурсной массы. При этом количество дел о несостоятельности из года в год увеличивается[2], что свидетельствует о выгодности банкротства для должников и тех, кто является их фактическими выгодоприобретателями.

Для защиты интересов кредиторов должника, в том числе интересов государства, являющегося кредитором по обязательным платежам в бюджет, в Закон о банкротстве были введены нормы об ответственности иных, помимо должника, лиц. Эта ответственность в первую очередь призвана восполнить недостаток имущества самого должника в случае неисполнения им любых обязательств независимо от их правовой природы (гражданской, трудовой, публично-правовой).

Нормы об ответственности в деле о банкротстве ранее были предусмотрены статьей 10 Закона о банкротстве («Ответственность должника и иных лиц в деле о банкротстве»)[3], однако Федеральным законом от 29.07.2017 г. № 266-ФЗ данная статья была признана утратившей силу с 30 июля 2017 г., а вместо нее введена новая глава III.2 «Ответственность руководителя должника и иных лиц в деле о банкротстве», включающая 13 довольно объемных статей (ст. 61.10 — 61.22).

Это уже четвертая масштабная реформа об ответственности в деле о банкротстве после реформ 2009[4], 2013[5] и 2016[6] годов, что само по себе говорит, с одной стороны, о повышенном внимании государства к данной проблематике, а с другой — о существенных недостатках выбранной модели правового регулирования, в том числе носящих концептуальный характер.

Сразу после принятия ст. 10 Закона о банкротстве практика ее применения была единичной, что было вызвано как юридико-техническим несовершенством самих норм, так и неясностью соотношения, а порой и смешением в ней различных видов ответственности. Данная статья по существу предусматривала четыре группы норм, регулирующих привлечение к различным видам ответственности:

— общие нормы об ответственности за убытки, причиненные нарушением Закона о банкротстве (п. 1);

— нормы о субсидиарной ответственности перед кредиторами за неподачу должником заявления о банкротстве (п. 2);

— нормы о субсидиарной ответственности перед кредиторами за доведение до банкротства (п. 4);

— нормы об ответственности перед должником за убытки, причиненные учредителями или органами управления должника (п. 5).

Однако различие всех этих видов ответственности в ст. 10 Закона о банкротстве четко проведено не было, что считалось одним из существенных ее недостатков.

Кроме того, принципиальные вопросы вызывает конструирование соответствующих норм по модели субсидиарной ответственности, поскольку речь на самом деле идет не о классической дополнительной ответственности иных лиц по обязательствам должника, а об обязанности этих лиц возместить вред, причиненный их неправомерным и виновным поведением имущественным правам кредиторов в связи с недостаточностью имущества должника.

Новая глава III.2 Закона о банкротстве каких-либо кардинальных изменений в модель правового регулирования ответственности при банкротстве не внесла. Она лишь упорядочила действующие правила и сделала их более детальными и понятными для применения, сохранив указанные виды ответственности и усилив их дифференциацию. Наиболее крупными новеллами Закона № 266-ФЗ являются уточнение понятия контролирующих лиц (ст. 61.10), а также введение дополнительного вознаграждения арбитражного управляющего за привлечение к субсидиарной ответственности (п. 3.1 ст. 20.6). В то же время новая глава не только не избавилась от многих недостатков прежней статьи 10 Закона, но и «обросла» новыми. Еще одной характерной особенностью новых правил об ответственности является продолжение сложившейся при предшествующих изменениях Закона о банкротстве тенденции расширения и упрощения возможности привлечения к ответственности по обязательствам должника иных лиц с тем, чтобы сделать соответствующий механизм понятнее и доступнее для кредиторов. При этом наблюдается явно «прокредиторский» подход, при котором новые возможности для привлечения к ответственности не уравновешены пропорциональными мерами защиты прав и интересов участников и бенефициаров должника, что в явной степени нарушает баланс интересов в пользу кредиторов.

Не в последнюю очередь это обусловлено фискальными интересами государства, выступающего кредитором по обязательным платежам в бюджет. Неслучайно сразу же после принятия Закона № 266-ФЗ Федеральная налоговая служба выпустила подробные разъяснения о порядке применения новой главы закона, в которых налоговым органам даются детальные инструкции о том, как применять вновь открывшиеся возможности при привлечении к ответственности в деле о банкротстве[7].

Однако в стремлении законодателя облегчить жизнь кредиторам очень часто не учитывается и обратная сторона медали: чем проще привлекаются к ответственности лица, стоящие за предпринимательской корпорацией, тем меньше у участников гражданского оборота и профессиональных управляющих (менеджеров) стимулов и желания вести бизнес посредством создания юридического лица, что в конечном счете может крайне негативно сказаться на экономическом развитии страны.

По общему правилу участники (учредители) юридического лица, а также собственник его имущества или иные лица не должны отвечать по долгам юридического лица, равно как и юридическое лицо не должно отвечать по долгам своих участников (собственника имущества) (п. 2 ст. 56 ГК РФ). Любое исключение из этого правила, как отмечалось выше, является аномалией и отступлением от принципа отделения личности и имущества юридического лица от личности и имущества его участников. Каждое отступление должно быть прямо предусмотрено в законе и представляет собой проявление известной зарубежным правопорядкам доктрины «снятия корпоративной вуали», когда в особых, исключительных случаях к ответственности привлекается не юридическое лицо, а те, кто за ним стоит. В целях поддержания оптимального баланса интересов и во избежание выхолащивания самой идеи юридического лица, призванного оградить его участников от риска несения имущественной ответственности, каждый случай «прокалывания корпоративной вуали» должен быть обусловлен особыми причинами, связанными с явно противоправным и умышленным поведением его участников с целью причинения вреда имущественным правам кредиторов.

К сожалению, в законодательстве и правоприменительной практике это все меньше принимается во внимание, а к юридическому лицу, находящемуся в состоянии банкротства, и к его участникам (бенефициарам) все больше принято относиться как к «бандитам с большой дороги», когда сама по себе недостаточность имущества для удовлетворения требований кредиторов рассматривается чуть ли не как преступление, за которое должны отвечать все, кто стоит за юридическим лицом. Характерной в связи с этим является позиция Конституционного Суда РФ по одному из дел, согласно которой ««убыточная деятельность, а равно деятельность, в результате которой акционерное общество не способно выполнять свои обязательства перед акционерами и третьими лицами, а также налоговые обязанности и реально нести имущественную ответственность в случае их невыполнения, не соответствует его предназначению как коммерческой организации, преследующей в качестве основной цели извлечение прибыли (пункт 1 статьи 50 ГК Российской Федерации»[8].

Однако коммерческая организация — это не машина по извлечению прибыли, за ней стоят конкретные люди, которым свойственно ошибаться, и сбои здесь не только возможны, но и представляют собой нормальные последствия риска ведения предпринимательской деятельности. О рисковом характере предпринимательской деятельности часто забывают, а он не случайно предусмотрен законом как вполне допустимый и нормальный, и даже необходимый для самого понятия предпринимательства, и если бы ограничения ответственности в законодательстве не было, никто вообще не связывался бы с ведением бизнеса посредством института юридического лица. Кроме того, риск ведения предпринимательской деятельности — это не только риск для того, кто ее осуществляет, но и риск для всех, кто вступает в отношения с предпринимателем, в том числе — и риск невыполнения предпринимателем своих обязательств перед кредиторами, который кредиторами также должен учитываться. Ни для кого не секрет, что далеко не все становятся успешными предпринимателями, наоборот, подавляющее большинство вновь создаваемых предприятий не выдерживают конкуренции и закрываются, то есть, по терминологии Конституционного Суда — не соответствуют их предназначению.

Именно поэтому так важно установление в законодательстве о банкротстве таких норм об ответственности, которые учитывают интересы всех добросовестных участников гражданского оборота, включая кредиторов, менеджеров, участников и бенефициаров юридического лица. Только при наличии сбалансированных норм об ответственности участники или бенефициары юридического лица больше будут ориентированы на получение своей доли имущества лишь после расчетов с кредиторами в ходе банкротства, а у кредиторов будет больше стимулов вступать в экономические отношения с юридическими лицами. В то же время, при любых «перекосах» в балансе интересов в ту или иную сторону участники юридического лица будут ориентироваться на получение своей части имущества вне процедур банкротства посредством предбанкротного вывода активов в свою пользу, а кредиторы все меньше будут стремиться вступать в коммерческие отношения с юридическими лицами, повышать свои транзакционные издержки на проверку надежности контрагента и избегать вступления в рисковые и высокодоходные проекты. В случае, если они в такие проекты все же вступят, при первых же признаках неплатежеспособности своего контрагента кредиторы будут стремиться обанкротить должника и забрать все имеющиеся у него активы, хотя объективно кризис ликвидности у должника мог быть временным и компания могла бы продолжать функционировать, принося выгоду и акционерам, и кредиторам. Как отмечается в литературе, «правопорядок должен так настроить позитивное право и судебную практику, чтобы у акционеров были стимулы расплатиться с кредиторами за счет активов фирмы сполна и точно в срок, не пытаться присваивать блага, принадлежащие по сути кредиторам, а у кредиторов — не обанкротить бизнес, который имеет шансы продолжить свое существование, даже если временами он испытывает кризис ликвидности»[9].

Поэтому при установлении и совершенствовании механизмов привлечения к ответственности субъектов, стоящих за юридическим лицом, в деле о банкротстве нужно исходить из необходимости достижения оптимального баланса интересов между всеми заинтересованными лицами: бенефициарами юридического лица, учредителями (участниками), управляющими, кредиторами (в том числе государством), а также учитывать объективные потребности в стимулировании экономического роста в стране. Лишь тонкая настройка механизмов ответственности, учитывающая все позитивные и негативные факторы, способна принести положительный эффект экономике в целом.

Новая глава III.2 Закона о банкротстве включает нормы о четырех видах ответственности при банкротстве, которые могут применяться к контролирующим лицам, включая участников юридического лица:

1) ответственность за нарушение законодательства Российской Федерации о банкротстве (ст. 61.13);

2) субсидиарная ответственность за неподачу (несвоевременную подачу) заявления должника (ст. 61.12);

3) субсидиарная ответственность за невозможность полного погашения требований кредиторов (ст. 61.11);[10]

4) ответственность за причинение убытков юридическому лицу — должнику (ст. 61.20)[11].

637 «Бывшая» ответственность за доведение должника до банкротства, в том числе по вине основного общества или товарищества (абз. 3 п. 2 ст. 67.3 ГК РФ).

638 Несмотря на то, что по общему правилу данная ответственность изначально установлена перед юридическим лицом, она по закону может «трансформироваться» в ответственность перед кредиторами: кредиторы или уполномоченные органы могут предъявить такое требование в свою пользу, а не в пользу должника в случаях, когда из- за недостаточности у должника средств для возмещения судебных расходов на проведение процедур банкротства заявление о признании должника банкротом возвращено судом или производство по делу о банкротстве прекращено (пп. 3 и 4 ст. 61.20 Закона о банкротстве).

Порядок применения соответствующих норм был разъяснен в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 21 декабря 2017 г. № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве»[12].

Контролирующие лица могут нести корпоративную ответственность за убытки, причиненные юридическому лицу своими неразумными или недобросовестными действиями (ст. 61.13, 61.20 Закона о банкротстве, ст. 53.1 ГК РФ), а также субсидиарную ответственность перед кредиторами юридического лица, находящегося в стадии банкротства (ст. 61.11, 61.12 Закона о банкротстве). Противоправные действия выражаются в нарушении контролирующим лицом обязанности действовать добросовестно и разумно в интересах юридического лица, его участников или кредиторов (п. 3 ст. 53, п. 3 ст. 53.1 ГК РФ, абз. 2 п. 10 ст. 61.11, абз. 2 п. 1 ст. 30 Закона о банкротстве). По существу, субсидиарная ответственность контролирующих лиц установлена за нарушение фидуциарной обязанности этих лиц действовать с учетом интересов кредиторов с момента, когда им стало известно о признаках неплатежеспособности юридического лица — должника. Кредиторы же в условиях банкротства фактически берут управление юридическим лицом в свои руки, замещая при этом его участников. Поэтому субсидиарную ответственность контролирующих лиц в определенной мере также можно считать разновидностью корпоративной ответственности за убытки, причиненные юридическому лицу и его кредиторам в условиях банкротства.

Противоправное поведение контролирующего лица в условиях «объективного банкротства» («предбанкротного состояния», когда банкротство фактически наступило) причиняет убытки как самому подконтрольному юридическому лицу, так и его участникам (собственнику имущества юридического лица), а также третьим лицам — кредиторам юридического лица по договорным или внедоговорным обязательствам (в том числе деликтным). В таких случаях вред различным субъектам причиняется контролирующим лицом не непосредственно, а через управляющее воздействие на подконтрольное юридическое лицо, которое терпит убытки, что вызывает уменьшение активов должника и невозможность удовлетворения требований кредиторов. Привлечение контролирующих лиц к ответственности по обязательствам юридического лица представляет собой также яркий пример применения в отечественном правопорядке известной за рубежом судебной доктрины «снятия корпоративной вуали»[13].

Общим для всех норм об ответственности контролирующих лиц при банкротстве является то, что речь идет именно о гражданско-правовой ответственности за противоправное поведение определенных лиц. При этом основанием любой ответственности является не только нарушение норм Закона и причинение убытков кредиторам или должнику, но и нарушение новой фидуциарной обязанности соответствующих лиц действовать с учетом интересов кредиторов, в частности не допускать действия (бездействие), которые могут заведомо ухудшить финансовое положение должника. Эта обязанность установлена для руководителя должника и иных его органов, а также учредителей (участников) должника, собственника имущества должника и иных контролирующих должника лиц со дня, когда они узнали или должны были узнать о признаках банкротства[14].

Поэтому важнейшее условие применения любых видов ответственности, предусмотренной при банкротстве, — обязательное наличие всех элементов состава гражданского правонарушения: противоправное поведение определенного лица; наличие неблагоприятных последствий; причинно-следственная связь между противоправным поведением и неблагоприятными последствиями; вина причинителя вреда.

Данное обстоятельство имеет принципиальное значение для понимания всех составов гражданских правонарушений, предусмотренных Законом о банкротстве, и применения норм об ответственности за соответствующие нарушения. Это подтверждается и судебной практикой, в том числе которая начала складываться по новой главе Закона о банкротства, которая исходит из того, что для установления той или иной ответственности, определенной Законом о банкротстве, необходимо доказывать наличие всех элементов состава гражданских правонарушений[15].

Несмотря на разнообразие соответствующих видов ответственности в Законе о банкротстве, во всех них речь идет о применении такой универсальной меры ответственности, как возмещение убытков (ст. 15 ГК РФ)[16], причиненных одновременно организации-должнику и кредиторам неправомерными действиями контролирующих участников. Эта ответственность делится на два вида: корпоративная ответственность за убытки, причиненные организации-должнику (ст. 53.1 ГК РФ), и ответственность контролирующих лиц за вред, причиненный имущественным правам кредиторов должника[17]. Соответственно, противоправность состоит либо в нарушении контролирующим лицом обязанности действовать добросовестно и разумно в интересах юридического лица (п. 3 ст. 53, п. 3 ст. 53.1 ГК РФ, абз. 2 п. 10 ст. 61.11 Закона о банкротстве), либо — в нарушении обязанности действовать добросовестно и разумно с учетом интересов кредиторов (абз. 2 п. 10 ст. 61.11, абз. 2 п. 1 ст. 30 Закона о банкротстве). При этом требование о возмещении убытков заявляется либо в пользу должника (конкурсной массы), либо — в пользу соответствующих кредиторов.

Однако законодатель вместо того, чтобы установить эти понятные правила, стал конструировать несколько разновидностей ответственности, пересекающихся друг с другом. Формально предусматривается четыре указанных выше разновидности ответственности: субсидиарная ответственность за невозможность полного погашения требований кредиторов (ст. 61.11), субсидиарная ответственность за неподачу заявления должника (ст. 61.12), ответственность за нарушение законодательства о банкротстве (ст. 61.13), взыскание убытков при банкротстве (ст. 61.20). Тем самым ответственность за причинение убытков должнику (юридическому лицу) превратилась в два самостоятельных вида ответственности, предусмотренных ст. 61.13 и 61.20 Закона, а ответственность за причинение убытков кредиторам — в два вида субсидиарной ответственности (ст. 61.11 и 61.12), давно критикуемой в юридической литературе[18]. При этом в «специальных» видах ответственности присутствуют совершенно разнородные элементы. Например, в нормах об ответственности за невозможность полного погашения требований кредиторов (ст. 61.11, 61.17 и др.) одновременно присутствуют признаки ответственности за причинение убытков должнику, ответственности за причинение вреда кредиторам, субсидиарной ответственности по обязательствам перед кредиторами[19].

Большие сомнения вызывает и новелла главы III.2 Закона, согласно которой привлеченное к субсидиарной ответственности лицо всегда имеет право обратного требования (регресса) к должнику по делу о банкротстве в размере выплаченной суммы. Регрессные требования субсидиарного должника к основному удовлетворяются после всех других требований, включенных в реестр требований кредиторов, и требований, подлежащих удовлетворению после требований, включенных в такой реестр (п. 3 ст. 61.15 Закона). Однако данный подход совершенно не учитывает, что субсидиарный должник по существу совершает правонарушение (деликт), за которое он и несет ответственность, возмещая кредиторам (а фактически — должнику в конкурсную массу для последующего распределения между кредиторами) убытки, понесенные из-за невозможности погашения их требований. В таких условиях предоставление субсидиарному должнику права регресса против основного должника противоречит как природе гражданско-правовой ответственности, которая предполагает необходимость несения ответственным лицом дополнительных обременений, так и существу фактически складывающихся между сторонами отношений: денежные средства, выплаченные должнику в конкурсную массу, затем могут истребоваться из нее ответственным лицом обратно, что выглядит абсурдным, не говоря уже о том, что фактически у должника никаких средств к моменту предъявления регрессного требования уже не будет и возвращать будет нечего.

В целом все предусмотренные главой III.2 Закона о банкротстве нормы о различных видах ответственности контролирующих должника лиц по существу направлены на удовлетворение различных требований, возникающих из следующих оснований:

1) противоправные действия, направленные против юридического лица, причиняющие ему убытки (что охватывается ст. 53.1 ГК РФ). При этом противоправные действия выражаются в нарушении контролирующим лицом обязанности действовать добросовестно и разумно в интересах юридического лица (п. 3 ст. 53, п. 3 ст. 53.1 ГК РФ, абз. 2 п. 10 ст. 61.11 Закона о банкротстве;

2) противоправные действия, направленные против кредиторов юридического лица, причиняющие убытки кредиторам. При этом противоправные действия выражаются в нарушении обязанности действовать добросовестно и разумно с учетом интересов кредиторов (абз. 2 п. 1 ст. 30 Закона о банкротстве).

В результате соединения или модификации этих требований в различных сочетаниях получаются своеобразные конструкции ответственности, возникающей из разных оснований, но направленной на достижение одного и того же экономического результата: взыскание убытков в пользу должника в процессе банкротства по существу равнозначно взысканию убытков в пользу кредиторов. Субсидиарная ответственность, предусмотренная в ст. 61.12 Закона за неподачу заявления о банкротстве — это такая же ответственность за причинение вреда конкретным кредиторам в виде невозможности погашения их требований, как и ответственность в ст. 61.11 Закона в случае уступки кредиторам части «сводного» требования, стой лишь разницей, что в первом случае речь идет об обособленной группе кредиторов, требования которых возникли из обязательств должника, возникших в период «просрочки» подачи заявления должника в арбитражный суд, а во втором случае — о всех кредиторах должника, выбравших уступку им права требования к контролирующему лицу в соответствующей части. В остальном оба вида так называемой «субсидиарной» ответственности по сути являются прямой ответственностью перед соответствующими кредиторами, и ее размер должен определяться после подтверждения фактов несения убытков в виде невозможности удовлетворения требований соответствующего кредитора в конкурсном процессе в связи с недостаточностью имущества должника.

После завершения конкурсного производства и ликвидации юридического лица взыскание в пользу конкурсной массы невозможно, но тот же экономический результат достигается посредством взыскания убытков в пользу конкретных кредиторов. Отсюда вытекает и «взаимозаменяемость» любых требований об ответственности, предусмотренных гл. III.2 Закона, и требований о возмещении убытков, причиненных членами органов управления (ст. 61.20 Закона).

На наш взгляд, выделение в Законе о банкротстве четырех видов ответственности совершенно неоправданно и ведет к появлению избыточных и чрезмерно сложных правил о так называемой субсидиарной ответственности контролирующих лиц (причем двух ее видов, предусмотренных ст. ст. 61.11 и 61.12 Закона), к размыванию границ между корпоративной ответственностью за причинение должнику убытков его органами, ответственностью за причинение убытков кредиторам, субсидиарной ответственностью за неподачу заявления о банкротстве.

При формулировании правил об ответственности контролирующих лиц законодатель в качестве основной выбрал ненадлежащую для этого конструкцию субсидиарной ответственности по обязательствам юридического лица, в то время как на самом деле речь идет о прямой ответственности контролирующих должника лиц за убытки, причиненные их неправомерными действиями имущественным правам кредиторов. Можно считать, что контролирующие лица причиняют вред относительным правам кредиторов юридического лица. При таком подходе конструкция субсидиарной ответственности выглядит искусственной и совершенно не нужной. В Законе о банкротстве вполне можно было установить особые правила о возмещении вреда, причиненного неправомерными действиями, которые привели к невозможности удовлетворения требований кредиторов, не прибегая к конструкции субсидиарной ответственности.

Представляется, что основными видами ответственности должны являться ответственность контролирующих лиц за причинение убытков должнику (ст. 53.1 ГК РФ, ст. 61.13, 61.20 Закона о банкротстве), и ответственность контролирующих лиц за причинение вреда имущественным правам кредиторов (ст. 61.11, 61.12 Закона о банкротстве). При этом второй вид ответственности контролирующее лицо должно нести непосредственно перед соответствующими кредиторами независимо от дела о банкротстве. Таким образом, кредиторы по делу о банкротстве могли бы иметь право выбора: либо заявлять требования к контролирующему лицу от имени должника в деле о банкротстве, либо заявлять отдельный прямой иск от своего имени к контролирующему лицу вне рамок дела о банкротстве (как во время процесса банкротства, так и после его прекращения) по общим правилам искового производства.

В настоящее время положения Закона о банкротстве непоследовательны, логически противоречивы и не позволяют говорить об установлении прямой корпоративной или деликтной ответственности за нарушение относительных прав. Лишь в одном случае в Законе о банкротстве прямо говорится об ответственности за причинение вреда имущественным правам кредиторов: в подп. 1 п. 2 ст. 61.11 Закона применительно к совершению контролирующим лицом или в его пользу подозрительных сделок или сделок с предпочтением должника. Однако речь в данном случае идет не о прямой ответственности перед кредиторами, а о субсидиарной ответственности контролирующего лица по обязательствам должника перед кредиторами.

Так, согласно ч. 1 ст. 61.11 Закона о банкротстве, контролирующие должника лица несут субсидиарную ответственность по обязательствам должника, если полное погашение требований кредиторов невозможно вследствие действий и (или) бездействия контролирующих лиц. При этом, пока не доказано обратное, предполагается, что полное погашение требований кредиторов невозможно из-за действий контролирующего лица, если в результате совершения этим лицом или в пользу этого лица либо одобрения этим лицом одной или нескольких сделок должника (совершения таких сделок по указанию этого лица) причинен существенный вред имущественным правам кредиторов.

При этом под вредом, причиненным имущественным правам кредиторов, понимается:

— уменьшение стоимости или размера имущества должника;

— увеличение размера имущественных требований к должнику;

— иные последствия совершенных должником сделок или юридически значимых действий либо бездействия, приводящие к полной или частичной утрате возможности кредиторов получить удовлетворение своих требований по обязательствам должника за счет его имущества (ст. 2 Закона о банкротстве).

Неудачные формулировки Закона о банкротстве создают впечатление, что под вредом, причиненным имущественному праву кредитора, в Законе понимается уменьшение имущества должника, что выглядит абсурдно. На этом основании, например, Г.В. Цепов справедливо указывает, что «если в указанном контексте и допустимо говорить о вреде кредитору, то речь может идти об обесценивании его обязательственных прав (требований), но никак не о причинении ему вреда в виде уменьшения стоимости имущества должника»[20]. Вместе с тем представляется, что Закон о банкротстве, несмотря на неудачные формулировки, по существу из этого и исходит: под вредом кредитору в Законе в действительности понимается не уменьшение имущества должника, а полная или частичная утрата возможности кредиторов получить удовлетворение своих требований по обязательствам должника за счет его имущества, в том числе — наступившая из-за уменьшения имущества должника. То есть уменьшение имущества должника следует рассматривать не в качестве вреда, а в качестве одной из причин невозможности кредиторов удовлетворить свои требования. Вредом же по смыслу Закона является невозможность кредиторов удовлетворить свои требования, т.е. по существу — обесценивание обязательственных прав.

Таким образом, Закон о банкротстве не предусматривает ни деликтной, ни прямой корпоративной ответственности третьих лиц за причинение вреда имущественным правам кредиторов, хотя по существу субсидиарная ответственность контролирующих лиц преследует те же цели.

В связи с этим целесообразно вообще отказаться от конструкции субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц, развивая вместо этого доктрину причинения контролирующими лицами прямого вреда кредиторам путем нарушения их имущественных прав. Так называемая субсидиарная ответственность контролирующих должника лиц есть не что иное, как ответственность третьих (контролирующих) лиц за вред, причиненный относительным имущественным правам кредиторов, и она должна регулироваться отдельно от правил о корпоративной ответственности, предусмотренных ст. 53.1 ГК РФ. Контролирующее лицо, которое вызвало невозможность погашения требований кредиторов, несет ответственность перед кредиторами за то, что своими противоправными действиями в процессе управления юридическим лицом уничтожает или существенно затрудняет осуществление чужого имущественного права и тем самым причиняет вред имущественному праву кредитора. Объект правонарушения при этом — субъективное имущественное право кредитора, которое терпит ущерб от уничтожения или затруднительности осуществления права.

Анализ главы III.2 Закона о банкротстве позволяет сделать общий вывод: предусмотренные в ней нормы хоть и содержат попытку дифференциации различных видов гражданско-правовой ответственности, но не в полной мере отвечают их правовой природе и нуждаются в дальнейшем совершенствовании с тем, чтобы механизм их применения стал более простым и понятным, логически непротиворечивым, а формулировки норм с точки зрения юридической техники более проработанными.

Например, требование к члену органа управления о возмещении убытков, причиненных должнику, может заявляться независимо от предъявления требований к тому же лицу о привлечении его к другим видам ответственности, предусмотренным ст. 61.11-61.13 Закона, при наличии на то оснований. В этом случае требования о возмещении убытков удовлетворяются в части, не покрытой размером субсидиарной ответственности (п. 6 ст. 61.20 Закона).

Данное обстоятельство подтверждает взаимозаменяемость всех видов ответственности, предусмотренных главой III.2 Закона о банкротстве, которые в экономическом смысле направлены на возмещение одних и тех же убытков, причиненных формально юридическому лицу, а фактически — его кредиторам. То есть имеет место применение доктрины «прокалывания корпоративной вуали», когда юридическая оболочка должника игнорируется, а к ответственности привлекаются владельцы компании-банкрота, что представляет собой отступление от основополагающего принципа корпоративного права — принципа отделения юридической личности и имущества корпорации от личности и имущества ее участников.

На практике все это приводит к тому, что суды начинают путаться в правилах применения разных видов ответственности фактически за одно и то же нарушение, истцы испытывают затруднения при выборе способа защиты своих прав между иском о привлечении к субсидиарной ответственности того или иного вида и иском о возмещении убытков.

Например, привлечение руководителя должника к субсидиарной ответственности за невозможность удовлетворения требований кредиторов следует отличать от норм о привлечении руководителя юридического лица к ответственности в виде возмещения убытков, причиненных юридическому лицу. На практике сделать это не всегда просто, поскольку одни и те же действия нарушителя в зависимости от конкретных обстоятельств могут повлечь за собой привлечение его либо к субсидиарной ответственности по обязательствам юридического лица перед кредиторами, либо к прямой ответственности перед юридическим лицом за причиненные этому лицу убытки.

Ситуация осложняется и тем, что к ответственности за причинение убытков юридическому лицу недобросовестными или неразумными действиями могут быть привлечены не только лица, входящие в состав органов юридического лица, но и любые иные лица, которые «имеют фактическую возможность определять действия юридического лица», в том числе давать указания членам органов управления юридического лица (п. 3 ст. 53.1 ГК РФ, п. 1 ст. 61.20 Закона о банкротстве). То есть потенциальные субъекты субсидиарной ответственности за невозможность удовлетворения требований кредиторов и прямой ответственности за причинение юридическому лицу убытков совпадают, охватывая собой категорию контролирующих лиц.

Например, если руководитель юридического лица (иное контролирующее лицо) грубо нарушает свои обязанности действовать добросовестно и разумно, чем причиняет юридическому лицу значительные убытки, есть все основания для привлечения его к прямой ответственности перед юридическим лицом (ст. 53.1 ГК РФ, ст. 61.20 Закона о банкротстве). Причинение крупных убытков юридическому лицу из-за действий руководителя или иных лиц может повлечь за собой невозможность удовлетворения требований кредиторов и, в свою очередь, основания для привлечения руководителя (контролирующего лица) к субсидиарной ответственности перед кредиторами юридического лица (ст. 61.11 Закона о банкротстве)[21].

Таким образом, конкурсный управляющий, кредитор или уполномоченный орган при предъявлении требований к бывшему руководителю должника имеет возможность предъявить требования о привлечении его как к субсидиарной ответственности по обязательствам должника, так и к ответственности перед должником за причиненные должнику убытки.

В то же время следует учитывать, что субсидиарная ответственность за непогашение требований кредиторов в том виде, как она сконструирована в Законе о банкротстве, всегда более обременительна для лица, привлекаемого к ответственности, хотя бы потому, что размер совокупности неудовлетворенных требований кредиторов по обязательствам должника может многократно превышать размер причиненных должнику убытков. Поэтому нормы о субсидиарной ответственности следует применять лишь в тех случаях, когда неправомерные действия контролирующих должника лиц не просто причинили должнику убытки, а именно привели к банкротству должника и тем самым причинили вред имущественным правам кредиторов.

533

Сама по себе ответственность за невозможность полного погашения требований кредиторов (ст. 61.11 Закона о банкротстве) имеет множество особенностей. Однако в целом, несмотря на изменившееся название, она по сути продолжает оставаться ответственностью за доведение должника до банкротства, и Верховный Суд РФ по-прежнему требует устанавливать причинную связь между действиями ответственного лица и объективным банкротством — фактическим состоянием, когда должник стал неспособен в полном объеме удовлетворить требования кредиторов из-за превышения совокупного размера обязательств над реальной стоимостью его активов. При этом под действиями контролирующего лица, приведшими к невозможности погашения требований кредиторов, «следует понимать такие действия (бездействие), которые являлись необходимой причиной (курсив мой — О.Г.) банкротства должника, то есть те, без которых объективное банкротство не наступило бы»[22].

Если же соответствующие действия хоть и причинили ущерб кредиторам или должнику, но не являлись необходимой причиной банкротства, то оснований для применения правил о субсидиарной ответственности не имеется. В то же время, кредиторы или должник не лишены возможности предъявить к контролирующему лицу в таких случаях требование о возмещении причиненных убытков по общим правилам о корпоративной (ст. 53.1 ГК РФ) или деликтной (ст. 1068 ГК РФ) ответственности[23]. Как указал Верховный Суд РФ, при решении вопроса о том, какие нормы подлежат применению — общие положения о возмещении убытков (в том числе ст. 53.1 ГК РФ) либо специальные правила о субсидиарной ответственности (ст. 61.11 Закона о банкротстве), — суд в каждом конкретном случае оценивает, насколько существенным было негативное воздействие контролирующего лица (нескольких контролирующих лиц, действующих совместно либо раздельно) на деятельность должника, проверяя, как сильно в результате такого воздействия изменилось финансовое положение должника. Если допущенные контролирующим лицом нарушения явились необходимой причиной банкротства, применению подлежат нормы о субсидиарной ответственности. В том случае, когда причиненный контролирующими лицами вред «исходя и разумных ожиданий не должен был привести к объективному банкротству должника, такие лица обязаны компенсировать возникшие по их вине убытки в размере, определяемом по правилам статей 15, 393 ГК РФ»[24].

Несмотря на то что данная ответственность формально именуется субсидиарной ответственностью контролирующих лиц по обязательствам должника, фактически контролирующие лица несут ответственность не по обязательствам должника, а по своим собственным обязательствам, возникающим из причинения вреда имущественным правам кредиторов посредством совершения действий, вызвавших невозможность удовлетворения требований кредиторов. Обязательства должника здесь имеют значение лишь постольку, поскольку их размер (размер неудовлетворенных обязательств должника) определяет размер убытков, причиненных кредиторам неправомерными действиями контролирующих лиц. Это подтверждается в том числе и тем, что размер субсидиарной ответственности контролирующего должника лица подлежит соответствующему уменьшению, если им будет доказано, что размер вреда, причиненного имущественным правам кредиторов по вине этого лица, значительно меньше размера требований, подлежащих удовлетворению за счет этого контролирующего лица (абз. 2 п. 11 ст. 61.11 Закона о банкротстве).

Объективно существует возможность конструирования трех видов исков, связанных с противоправными действиями, повлекшими убытки из-за невозможности полного погашения требований кредиторов ввиду недостаточности имущества должника:

— иск кредиторов юридического лица к контролирующим лицам о привлечении их к прямой корпоративной или деликтной (ст. 1064 ГК РФ) ответственности за вред, причиненный имущественным правам;

— косвенный иск от имени должника к контролирующим лицам о привлечении их к корпоративной ответственности за убытки, причиненные юридическому лицу (ст. 53.1 ГК РФ);

— иск кредиторов о привлечении контролирующего лица к субсидиарной ответственности по обязательствам юридического лица.

В ст. 61.11 Закона о банкротстве законодатель использует конструкцию так называемой субсидиарной ответственности, однако фактически она представляет собой своеобразное смешение прямого иска кредиторов за вред, причиненный имущественным правам (ст. 1064 ГК РФ), иска о привлечении к субсидиарной ответственности и косвенного иска участников юридического лица к контролирующим лицам за убытки, причиненные юридическому лицу (ст. 53.1 ГК РФ).

В отличие от субсидиарной ответственности, предусмотренной ст. 61.12 Закона о банкротстве, установленной адресно в отношении обязательств должника перед конкретными кредиторами, ответственность по ст. 61.11 Закона о банкротстве является ответственностью за убытки, причиненные всем кредиторам по всем обязательствам в связи с недостаточностью имущества (конкурсной массы) должника для удовлетворения их требований. Собственно, речь в данном случае идет не о субсидиарной ответственности по конкретным обязательствам перед кредиторами, а об ответственности за вред, причиненный одновременно как всем кредиторам, так и должнику.

В частности, размер ответственности определяется не по конкретным обязательствам перед кредиторами, а по совокупному размеру требований кредиторов, включенных в реестр требований кредиторов, а также заявленных после закрытия реестра требований кредиторов и требований кредиторов по текущим платежам[25], оставшихся непогашенными по причине недостаточности имущества должника (абз. 1 п. 11 ст. 61.11)[26]. То есть субсидиарный должник, последствия неправомерных действий которого были ничтожно малы, будет отвечать перед кредиторами по совокупному размеру всех их неудовлетворенных требований к должнику[27].

Одновременно действует презумпция вины контролирующего лица: оно не несет субсидиарной ответственности, если докажет, что его вина в невозможности полного погашения требований кредиторов отсутствует (абз. 1 п. 10 ст. 61.11 Закона о банкротстве).

При этом Закон (п. 2-7 ст. 61.11) устанавливает несколько «типичных» фактических составов, когда действует презумпция того, что полное погашение требований кредиторов невозможно вследствие действий и (или) бездействия контролирующего должника лица. По сути, речь идет о презумпции наличия причинно-следственной связи между действиями контролирующего лица и объективным банкротством.

Данная презумпция в большинстве случаев устанавливается за такие действия, которые далеко не всегда причиняют кредиторам убытки в виде невозможности полного погашения их требований. Значит, «снятие корпоративной вуали» и привлечение контролирующих лиц к ответственности в силу действия соответствующей презумпции может иметь место и в тех случаях, когда поведение контролирующего лица отнюдь не связано с невозможностью погашения требований кредиторов, что, безусловно, входит в противоречие с принципом самостоятельной юридической ответственности юридического лица по своим обязательствам (принципом отделения).

При доказанности всех оснований ответственности презумпция вины контролирующего должника лица может быть опровергнута, если оно докажет, что несмотря на наличие указанных обстоятельств оно действовало согласно обычным условиям гражданского оборота, добросовестно и разумно в интересах должника, его учредителей (участников), не нарушая при этом имущественные права кредиторов, и докажет, что его действия совершены для предотвращения еще большего ущерба интересам кредиторов (абз. 2 п. 10 ст. 61.11 Закона). Буквальное толкование данной нормы позволяет заключить, что контролирующее лицо будет признано невиновным и освобождено от ответственности, только если будет доказана вся совокупность указанных обстоятельств, в то время как раньше по ст. 10 Закона о банкротстве достаточно было лишь доказать, что контролирующее лицо действовало добросовестно и разумно в интересах должника.

Кроме того, новые подлежащие доказыванию основания невиновности не вполне ясны: например, сомнительна необходимость доказывания того, что лицо действовало «не нарушая имущественные права кредиторов»: ведь нарушить имущественные права кредиторов, по идее, можно, лишь будучи обязанной стороной в сделках, заключенных должником с кредитором, при том что контролирующее лицо такой стороной, как правило, не является. Также неясно, почему для освобождения от ответственности недостаточно, чтобы контролирующее лицо действовало добросовестно и разумно в интересах должника или его участников, а требуются доказательства того, что оно предотвратило еще больший ущерб интересам кредиторов. Излишне говорить, насколько в этих условиях затруднительно будет контролирующему лицу доказать одновременно все эти обстоятельства и опровергнуть презумпцию вины.

Верховный Суд РФ и здесь вынужден был дать разъяснения, направленные на смягчение стандарта доказывания отсутствия вины, ориентируя суды на практику применения «правила делового решения», сложившуюся в корпоративных отношениях[28]. В частности, было разъяснено, что «контролирующее должника лицо не подлежит привлечению к субсидиарной ответственности в случае, когда его действия (бездействие), повлекшие негативные последствия на стороне должника, не выходили за пределы обычного делового риска и не были направлены на нарушение прав и законных интересов гражданско-правового сообщества, объединяющего всех кредиторов»[29]. Доказывания иных обстоятельств, указанных в Законе (например, что действия контролирующего лица совершены для предотвращения еще большего ущерба интересам кредиторов) Верховный Суд РФ не требует.

Не отличается ясностью правовой конструкции и ответственность, предусмотренная п. 1 ст. 61.12 Закона о банкротстве за неподачу заявления о банкротстве. Несмотря на ее «субсидиарный» характер, она является, по существу, разновидностью прямой ответственности руководителя и иных лиц перед кредиторами: противоправные действия в первую очередь направлены непосредственно против той части конкретных кредиторов должника, обязательства перед которыми возникли в соответствующий период, а не против должника или конкурсной массы должника в целом, а также не против всей совокупности кредиторов должника. При этом речь фактически идет не об ответственности по обязательствам должника, что характерно для субсидиарной ответственности, а об ответственности по собственному обязательству нарушителя, возникающему из причинения вреда конкретным кредиторам. Следует признать, что некорректное определение природы рассматриваемого вида ответственности во многом обусловлено нерешенностью в законодательстве многих вопросов, касающихся субсидиарной ответственности как таковой, на что уже обращалось внимание в литературе[30].

Данная ответственность основана на идее о том, что члены органов управления должника несут перед кредиторами точно такие же обязанности действовать добросовестно и разумно, как и перед самим должником (юридическим лицом). Поэтому кредиторам, потерпевшим от соответствующего нарушения, предоставляется возможность предъявить иск о привлечении к субсидиарной ответственности непосредственно к лицам, нарушившим обязанность своевременно подать заявление о банкротстве. Этот иск может быть предъявлен не только в процессе банкротства, но и после его завершения и ликвидации должника. По сути, ответственность за неподачу заявления о банкротстве является личной ответственностью субсидиарного должника перед конкретными кредиторами по «новым» обязательствам[31] в размере таких обязательств (п. 2 ст. 61.12).

Как указано в определении Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 31.03.2016 г. № 309-ЭС45-16713, «руководитель хозяйственного общества обязан действовать добросовестно не только по отношению к возглавляемому им юридическому лицу, но и по отношению к такой группе лиц, как кредиторы. Это означает, что он должен учитывать права и законные интересы последних, содействовать им, в том числе в получении необходимой информации». Невыполнение руководителем требований закона об обращении в суд с заявлением о банкротстве «влечет неразумное и недобросовестное принятие дополнительных долговых обязательств в ситуации, когда не могут быть исполнены существующие, заведомую невозможность удовлетворения требований новых кредиторов и, как следствие, убытки для них» (п. 8 Обзора судебной практики Верховного Суда РФ № 1 (2016), утвержденного Президиумом ВС РФ 13.04.2016 г.). То есть субсидиарная ответственность руководителя возникает вследствие причинения вреда кредиторам. При этом «завершение конкурсного производства само по себе не влечет материальные последствия в виде освобождения руководителя от ответственности» (определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 07.12.2015 г. № 307-ЭС15-5270).

Особенностью ответственности за неподачу заявления о банкротстве является законодательно установленная презумпция наличия причинно-следственной связи по соответствующим делам.

Ранее в судебной практике при привлечении к ответственности по п. 2 ст. 10 Закона о банкротстве существовала непоследовательность в правилах доказывания причинно-следственной связи, а также в распределении между сторонами бремени такого доказывания. Исходя из правовой природы рассматриваемой ответственности необходимо выявить причинно-следственную связь между неисполнением обязанности по подаче заявления о банкротстве и возникновением конкретных убытков именно у тех кредиторов, чьи обязательства возникли после истечения установленного срока для обращения в суд. Должно быть установлено, что именно просрочка подачи заявления в суд привела к тому, что кредитор, полагаясь на платежеспособность должника, вступил с ним в договорные отношения и потерпел убытки в связи с нехваткой конкурсной массы на удовлетворение его требований, в то время как при надлежащей подаче заявления в суд этих убытков не возникло бы и его требования были бы удовлетворены в составе текущих платежей, либо он и вовсе не стал бы вступать в договорные отношения с должником, будучи вовремя информированным о грядущем банкротстве.

Судебная практика не всегда придерживалась такого подхода. Иногда происходила подмена понятий: вместо доказывания того, что неподача заявления причинила убытки конкретным кредиторам по «новым» обязательствам, суды считали необходимым установить, что неподача заявления привела к банкротству юридического лица в целом. То есть происходило смешение ответственности, предусмотренной п. 2 ст. 10 Закона о банкротстве, с ответственностью по п. 4 ст. 10, установленной за доведение юридического лица до банкротства.

По общему правилу бремя доказывания причинно-следственной связи по гражданским правонарушениям (в том числе предусмотренным Законом о банкротстве) должно возлагаться на истца. Из этого часто исходит и судебная практика[32]. Вместе с тем при применении ответственности, установленной п. 2 ст. 10 Закона о банкротстве, Верховный Суд РФ разъяснил, что по таким делам необходимо исходить из презумпции наличия причинно-следственной связи между противоправным и виновным бездействием руководителя в виде неподачи заявления о банкротстве и вредом, причиненным кредиторам организации из-за невозможности удовлетворения возросшей перед ними задолженности за счет конкурсной массы[33]. В качестве обоснования такого подхода Верховный Суд РФ сослался на п. 5 постановления Пленума ВС РФ от 24.03.2016 г. № 7. Согласно абз. 2 данного пункта если возникновение убытков, возмещения которых требует кредитор, является обычным последствием допущенного должником нарушения обязательства, то наличие причинной связи между нарушением и доказанными кредитором убытками предполагается. Таким образом, бремя доказывания отсутствия причинно-следственной связи между неподачей заявления в арбитражный суд и возникновением у кредиторов убытков возлагается на ответчика.

Приведенное решение судебной практики и было закреплено в абз. 2 п. 2 ст. 61.12 Закона о банкротстве. Согласно новой норме бремя доказывания отсутствия причинной связи между невозможностью удовлетворения требований кредитора и нарушением обязанности своевременно подать заявление о банкротстве лежит на привлекаемом к ответственности лице (лицах). Тем самым Закон установил не только презумпцию наличия причинной связи, которую должен опровергнуть ответчик, но и четко указал на те обстоятельства, между которыми предполагается причинная связь: факт нарушения обязанности по подаче заявления в суд ответчиком, а также факт невозможности удовлетворения требований конкретного кредитора по обязательству, возникшему в период «просрочки». Бремя доказывания данных обстоятельств, в отличие от бремени опровержения причинной связи, лежит на истце, а не на ответчике.

В целом можно заключить, что необходимо дальнейшее совершенствование правовых норм об ответственности контролирующих лиц при банкротстве в направлении их дифференциации и приведения в соответствие с правовой природой каждого из видов ответственности с одновременным разграничением и уточнением механизмов правоприменения. При этом количество видов ответственности должно быть сведено к двум: ответственность за причинение должнику убытков, и ответственность за причинение вреда имущественным правам кредиторов. Одновременно в Законе следует установить дополнительные гарантии соблюдения прав и законных интересов контролирующих должника лиц, поскольку действующая редакция Закона имеет откровенный «перекос» баланса интересов в сторону кредиторов юридического лица-должника.

Оптимального баланса, как представляется, можно достичь, одновременно принимая во внимание совокупность следующих факторов:

1) важность четкого определения оснований ответственности соответствующих лиц: ответственность должна наступать только за очевидно противоправное поведение, повлекшее наступление неблагоприятных последствий, при наличии вины и иных элементов состава гражданского правонарушения;

2) противоправность поведения контролирующего лица должна выражаться в нарушении фидуциарных обязанностей контролирующего лица при управлении юридическим лицом действовать добросовестно и разумно в интересах должника, его участников и кредиторов;

3) понимание различий и четкого установления соотношения норм об ответственности за вред, причиненный имущественным правам кредиторов, и норм об ответственности за убытки, причиненные юридическому лицу- должнику;

4) дифференциация взыскания убытков в пользу юридического лица (в конкурсную массу) и взыскания убытков в пользу отдельных кредиторов.

  1. СЗ РФ. 2002. № 43. Ст. 4190 (с последующими изменениями). ↑

  2. Так, по данным официальной статистики Судебного департамента при Верховном Суде РФ, в 2014 г. арбитражными судами в Российской Федерации принято к производству 35 583 дел о банкротстве, в 2015 г. — 41 040 дел, в 2016 г. — 58 653 дела (URL: http://www.cdep.ru/index.php?id=79). ↑

  3. См.: Федеральный закон от 28.04.2009 г. № 73-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» // СЗ РФ. 2009. № 18 (ч. I). Ст. 2153 (Закон установил, что иски о субсидиарной ответственности можно предъявлять исключительно в деле о банкротстве, а также ввел понятие контролирующего лица). ↑

  4. Помимо этого, существуют также нормы, устанавливающие особенности соответствующих видов ответственности применительно к отдельным категориям должников (страховые организации, негосударственные пенсионные фонды, кредитные кооперативы, кредитные организации (ст. 184.13, 187.12, 189.6, 189.23 Закона о банкротстве)). ↑

  5. См.: Федеральный закон от 28.06.2013 г. № 134-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части противодействия незаконным финансовым операциям» // СЗ РФ. 2013. № 26. Ст. 3207 (Закон установил презумпции вины контролирующего лица в доведении должника до банкротства). ↑

  6. См.: Федеральный закон от 23.06.2016 г. № 222-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» // СЗ РФ. 2016. № 26 (ч. I). Ст. 3891 (уточнено понятие контролирующего лица, добавлено еще одно обстоятельство, при котором презюмируется вина контролирующего лица в доведении до банкротства (если требования кредиторов, возникшие вследствие установленного вступившим в силу решением суда правонарушения должника или руководителя должника, превышают 50% требований остальных кредиторов)); Федеральный закон от 28.12.2016 г. № 488-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» // СЗ РФ. 2017. № 1 (ч. I). Ст. 29 (возвращена возможность подавать иск о субсидиарной ответственности вне рамок дела о банкротстве, более подробно урегулированы правила о составлении промежуточного судебного акта об установлении оснований для привлечения лица к субсидиарной ответственности, предусмотрена норма о рассмотрении исков о привлечении к субсидиарной ответственности по правилам о групповых исках (гл. 28.2 АПК РФ). ↑

  7. См. письмо Федеральной налоговой службы от 16.08.2017 г. № СА-4- 18/16148@ «О применении налоговыми органами положений главы III.2 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ» // СПС «Консультант Плюс». ↑

  8. Постановление КС РФ от 18.07.2003 г. № 14-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 35 Федерального закона «Об акционерных обществах», статей 61 и 99 Гражданского кодекса Российской Федерации и статьи 14 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами гражданина А.Б. Борисова, ЗАО «Медиа-Мост» и ЗАО «Московская Независимая Вещательная Корпорация» // СЗ РФ. 2003. № 30. Ст. 3102. ↑

  9. Степанов Д.И. Экономический анализ корпоративного права // Вестник экономического правосудия. 2016. № 9. С. 132. ↑

  10. ↑

  11. ↑

  12. Бюллетень Верховного Суда РФ. 2018. № 3. ↑

  13. Будылин С. Л., Иванец Ю. Л. Срывая покровы. Доктрина снятия корпоративной вуали в зарубежных странах и в России // Вестник ВАС РФ. 2013. № 7. С. 80-125. ↑

  14. См. п. 1 ст. 30 Закона о банкротстве (в ред. Федерального закона от 29.07.2017 г. № 266-ФЗ). ↑

  15. Практика применения новой главы об ответственности при банкротстве см.: Определение ВС РФ от 15.02.2018 г. № 302-ЭС14-1472(4,5,7) по делу № А33-1677/2013, постановление Арбитражного суда Московского округа от 15.02.2018 г. № Ф05- 4716/2016 по делу № А40-25661/2015; постановление Арбитражного суда Уральского округа от 23.01.2018 г. № Ф09-14371/13 по делу № А07-9327/2011; постановление Арбитражного суда Уральского округа от 04.06.2018 г. № Ф09-2247/18 по делу № А60- 26913/2016; постановление Арбитражного суда Уральского округа от 04.05.2018 г. № Ф09-9241/14 по делу № А60-43691/2013; постановление Пятнадцатого Арбитражного апелляционного суда от 09.02.2018 г. № 15АП-14732/2017 по делу № А53-513/2016. ↑

  16. См.: Садиков О. Н. Убытки в гражданском праве Российской Федерации. М., 2009. ↑

  17. О возможности причинения вреда относительным обязательственным правам см. § настоящей главы, а также: Гутников О. В. Деликтная ответственность за нарушение относительных прав: перспективы развития в российском праве // Закон. 2017. № 1. С. 22-37; Синицын С. А. Абсолютная защита относительных прав: причины, последствия и соотношение с принятой классификацией субъективных прав // Вестник гражданского права. 2015. № 1; Карапетов А. Г. Экономический анализ права. М. 2016. С. 371-374. ↑

  18. См. об этом: Егоров А. В., Усачева К. А. Субсидиарная ответственность за доведение до банкротства — неудачный эквивалент западной доктрины снятия корпоративного покрова // Вестник ВАС РФ. 2013. № 12. С. 6-61; Покровский С.С. Эволюция и проблемы правового регулирования гражданской ответственности за банкротство // Закон. 2018. № 7. С. 40-49. ↑

  19. О различных видах ответственности в законодательстве о банкротстве см. также: Гутников О.В. Возмещение убытков в деле о банкротстве: новые виды ответственности или неудачное использование известных институтов? // Хозяйство и право. 2018. № 1. С. 18-30; Он же. Контролирующие лица как субъекты ответственности в деле о банкротстве // Хозяйство и право. 2017. № 12. С. 72-82. Он же. Субсидиарная ответственность за неисполнение обязанности подать заявление о банкротстве: новые правила // Хозяйство и право. 2018. № 2. С. 92-108; Он же. Ответственность руководителя должника и иных лиц в деле о банкротстве: общие новеллы и недостатки правового регулирования // Предпринимательское право. 2018. № 1. С. 48-60; Он же. Субсидиарная ответственность контролирующих лиц за невозможность полного погашения требований кредиторов // Хозяйство и право. 2018. № 3. С. 28-49. ↑

  20. Цепов Г.В. Можно ли судить за алчность? Ответственность контролирующих лиц коммерческой корпорации перед кредиторами за принятие чрезмерного предпринимательского риска при угрозе несостоятельности // Закон. 2016. № 8. С. 110. ↑

  21. См.: постановление Арбитражного суда Центрального округа от 14.01.2015 г. № Ф10-4725/14 по делу № А68-2112/2011; определение Верховного Суда РФ от 23.03.2015 г. № 310-ЭС15-988. ↑

  22. Абз. 1 пункта 16 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 г. № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве». ↑

  23. См. п. 2, абз. 3 п. 17, п. 20 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 г. № 53. ↑

  24. Пункт 20 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 № 53. ↑

  25. В соответствии с разъяснениями Верховного Суда РФ во внимание принимаются лишь те требования кредиторов, которые так или иначе признаны вступившим в законную силу судебным актом или иным документом, подлежащим принудительному исполнению в силу закона. Например, требования о привлечении к ответственности по неудовлетворенным требованиям по текущим платежам, заявленные после завершения конкурсного производства, могут быть предъявлены лишь при условии, если требования по текущим платежам подтверждены судебным актом или исполнительным документом (п. 29 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 г. № 53). ↑

  26. Требования самого контролирующего лица и его заинтересованных лиц к должнику не включаются в размер субсидиарной ответственности и не удовлетворяются за счет средств, взысканных с субсидиарного должника (абз. 3 п. 11 ст. 61.11 Закона о банкротстве). ↑

  27. Этот размер может быть уменьшен (без освобождения от ответственности) судом, если контролирующее лицо докажет, что размер вреда, причиненного имущественным правам кредиторов по вине этого лица, существенно меньше размера требований, подлежащих удовлетворению за счет этого контролирующего должника лица (п. 11 ст. 61.11 Закона). ↑

  28. См. например постановление Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 30.07.2013 г. № 62 «О некоторых вопросах возмещения убытков лицами, входящими в состав органов юридического лица». ↑

  29. Пункт 18 постановления Пленума ВС РФ от 21.12.2017 г. № 53. ↑

  30. См. например: Прус Е. П. Проблемы правового регулирования субсидиарных обязательств участников (учредителей) юридического лица // Актуальные проблемы гражданского права: Сборник статей. Вып. 8 / Под ред. О. Ю. Шилохвоста. М., 2004. С. 197-242; Покровский С. С. Субсидиарная ответственность: проблемы правового регулирования и правоприменения // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2015. № 7. С. 98-129; Гутников О.В. Субсидиарная ответственность в законодательстве о юридических лицах: вопросы правового регулирования и юридическая природа // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2018. № 1. С. 45-77; Он же. Субсидиарная ответственность в законодательстве о юридических лицах: необходимость реформ // Адвокат. 2016. № 9. С. 5-13. О проблемах субсидиарной ответственности см. также § 3 настоящей главы. ↑

  31. Т.е. обязательств (в т.ч. по обязательным платежам), возникших после истечения срока на подачу заявления и до момента возбуждения дела о банкротстве должника (возврата заявления уполномоченного органа о признании должника банкротом). ↑

  32. См., например: постановления Арбитражного суда Западно-Сибирского округа от 24.09.2014 г. по делу № А45-5734/2013; Федерального арбитражного суда Уральского округа от 11.04.2014 г. по делу № А50-17662/2010; от 21.01.2014 г. по делу № А07- 2236/2012; Арбитражного суда Северо-Западного округа от 14.07.2015 г. по делу № А44- 3038/2011. ↑

  33. См.: п. 2 Обзора судебной практики Верховного Суда РФ № 2 (2016) (утв. Президиумом ВС РФ 06.07.2016 г.); определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 31.03.2016 г. № 309-ЭС15-16713; постановление Федерального арбитражного суда Уральского округа от 11.08.2014 г. по делу № А50- 20540/2011. ↑

Предыдущая
Следующая

Оглавление