Цели и задачи судебного процесса. Формирование и развитие демократического правового государства во многом зависит от эффективности функционирования судебной власти, назначение которой согласно ст. 118 Конституции РФ состоит в осуществлении правосудия.

Правосудная деятельность разнообразна по своему содержанию и может включать: осуществление судами нормоконтроля на соответствие тех или иных правовых нормативных актов, отдельных их положений конституции или закону; разрешение спорных материальных правоотношений, т.е. определение взаимных прав и обязанностей сторон; судебный контроль за законностью процессуальных действий и решений; установление юридических фактов; применение санкций охранительных норм права за неправомерное поведение и др.

Конституция РФ закрепляет и гарантирует право каждого на государственную защиту прав и свобод человека и гражданина, право каждого защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом (ч. ч. 1 и 2 ст. 45), а также право каждого на судебную защиту его прав и свобод (ч. 1 ст. 46). Согласно установкам международно-правовых актов, в частности ст. 2 (п. 2 и подп. “а” п. 3) и ст. 14 (п. 1) Международного пакта о гражданских и политических правах, судебная защита должна быть справедливой, компетентной, полной и эффективной.

Право на судебную защиту по смыслу ч. 3 ст. 55 и ч. 3 ст. 56 Конституции РФ не подлежит ограничению, поскольку ограничение этого права ни при каких обстоятельствах (условиях) не может быть обусловлено необходимостью достижения признаваемых Конституцией РФ целей.

Любой правовой конфликт в широком его понимании может и должен быть разрешен судом. Суд как самостоятельный и независимый орган государственной власти реализует публичные полномочия по разрешению правовых конфликтов в виде рассмотрения конкретных юридических дел. В силу действия принципов публичности и диспозитивности предмет судебного разбирательства прежде всего определяется теми, кто обращается в суд и реализует свое конституционное право на судебную защиту.

Разрешение судом конкретных дел происходит в специальной процессуально-процедурной форме. Такой формой служит судопроизводство, которое развивается и совершенствуется в соответствии с общественными потребностями и закономерностями государственно-правового строительства.

Судопроизводство представляет собой строго формализованный порядок процессуальных действий суда и участников процесса, направленных на достижение конечного результата – вынесение судом обоснованного, правомерного (конституционного и законного) и справедливого решения.

Как отмечалось выше, разнообразие правовых конфликтов, особенности их разрешения объективно вызвали дифференциацию судопроизводства на виды. Как закреплено в ч. 2 ст. 118 Конституции РФ, судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства. Нужно отметить, что от гражданского судопроизводства отделилось арбитражное судопроизводство.

Осуществление судебной деятельности, правосудия является целенаправленным. Эта целенаправленность выражена в законодательно закрепленных задачах соответствующих видов судопроизводства. В концентрированном виде целенаправленность судебной власти как вида государственной власти определяется положениями Конституции РФ: человек, его права и свободы являются высшей ценностью (ст. 2); права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими; они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием (ст. 18). Это целевое конституционное установление конкретизируется в установлении целей и задач определенных видов судопроизводства.

Судопроизводство существует не ради самого процесса, оно, естественно, преследует достижения определенных целей и решает определенные задачи. К сожалению, данный вопрос не получил достаточно четкого ответа ни в научной доктрине, ни в законодательстве.

В законах чаще говорится о целях и (или) задачах того или иного вида судопроизводства либо суда, осуществляющего свои полномочия. Так, ч. 1 ст. 3 Федерального конституционного закона “О Конституционном Суде Российской Федерации” предусматривает, что Конституционный Суд РФ наделяется полномочиями (дается их перечень) в целях защиты основ конституционного строя, основных прав и свобод человека и гражданина, обеспечения верховенства и прямого действия Основного Закона РФ на всей территории РФ.

Согласно действующему законодательству, регулирующему различные виды судопроизводства, главной, определяющей целью (задачей) судопроизводства является защита:

1) нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов граждан, организаций, прав и интересов Российской Федерации, субъектов РФ, муниципальных образований, других лиц, являющихся субъектами гражданских, трудовых или иных правоотношений (ст. 2 ГПК РФ);

2) нарушенных или оспариваемых прав, свобод и законных интересов лиц, осуществляющих предпринимательскую и иную экономическую деятельность, а также прав и законных интересов Российской Федерации, субъектов РФ, муниципальных образований в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности, органов государственной власти Российской Федерации, органов государственной власти субъектов РФ, органов местного самоуправления, иных органов, должностных лиц в указанной сфере (ст. 2 АПК РФ);

3) личности, прав и свобод человека и гражданина, санитарно-эпидемиологического благополучия населения, общественной нравственности, установленного порядка осуществления государственной власти, общественного порядка и общественной безопасности, собственности, законных экономических интересов физических и юридических лиц, общества и государства от административных правонарушений, а также охрана здоровья граждан и окружающей среды (ст. 1.2 КоАП РФ);

4) прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений, а также защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод (п. п. 1, 2 ч. 1 ст. 6 УПК РФ).

Таким образом, можно признать, что в полном соответствии с установлениями Конституции РФ российское законодательство о судопроизводстве в качестве основной общесоциальной цели (задачи) называет защиту личности, ее прав и свобод, личных благ и ценностей в различных сферах жизнедеятельности судебными средствами.

Наряду с основной общесоциальной целью (задачей) процессуальные законы ставят и другие цели (задачи), связанные с укреплением законности и правопорядка. Гражданское судопроизводство должно способствовать укреплению законности и правопорядка, предупреждению правонарушений, формированию уважительного отношения к закону и суду (ст. 2 ГПК РФ); арбитражное судопроизводство – укреплению законности и предупреждению правонарушений в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности; формированию уважительного отношения к закону и суду; содействовать становлению и развитию партнерских деловых отношений, формированию обычаев и этики делового оборота (ст. 2 АПК РФ); производство об административных правонарушениях направлено на предупреждение административных правонарушений, выявление причины и условий, способствовавших совершению административных правонарушений (ст. ст. 1.2 и 24.1 КоАП РФ).

На наш взгляд, в более широком, обобщенно-социальном плане основными целями правосудия (правосудной деятельности) и судопроизводства являются обеспечение и защита конституционности, законности и правопорядка, достижение которых реализуется решением задач защиты личности, ее благ и ценностей, прав и свобод, законных интересов физических и юридических лиц, иных конституционных ценностей^[1].

В процессуальных законах содержится указание на непосредственную процессуально-функциональную цель (задачу) судопроизводства: правильное и своевременное рассмотрение и разрешение гражданских дел (ст. 2 ГПК РФ); обеспечение доступности правосудия в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности, справедливое публичное судебное разбирательство в установленный законом срок независимым и беспристрастным судом (ст. 2 АПК РФ); всестороннее, полное, объективное и своевременное выяснение обстоятельств каждого дела, разрешение его в соответствии с законом, обеспечение исполнения вынесенного постановления (ст. 24.1 КоАП РФ).

Иными словами, непосредственной практической целью правосудия и судопроизводства является разрешение конкретных правовых конфликтов, правильное и своевременное рассмотрение и разрешение конкретного дела, достижение конечного результата – вынесение обоснованного, правомерного и справедливого решения и его надлежащее исполнение.

Принципы судебного процесса: виды и действие. Судебный процесс ведется на основе определенных принципов, которые выражают сущность этого процесса по разрешению юридических дел. Они предопределяют методы по достижению целей процесса. Значение принципов судебного процесса заключается в том, что они: 1) консолидируют нормы и институты процесса, придают ему целостность; 2) являются отправными положениями при интерпретации процессуальных норм и действий; 3) позволяют восполнять пробелы в процессуальном регулировании; 4) определяют общность и специфику того или иного вида судопроизводства. Принципы судебного процесса взаимосвязаны, дополняют друг друга. Вместе с тем каждый из принципов играет свою роль в процессе, способен более всего проявлять себя на определенной стадии процесса.

Принципы судебного процесса не действуют автоматически. Поэтому законодатель создает необходимые механизмы, способы и средства их реализации, специальные гарантии их осуществления. Именно эта сторона действия принципов судебного процесса нашла свое отражение в понятии процессуального режима. Процессуальный режим обеспечивает справедливое правосудие. Международно-правовые акты устанавливают, что правосудие по самой своей сути может признаваться таковым лишь при условии, что оно отвечает требованиям справедливости и обеспечивает эффективное восстановление в правах (ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах, ст. 8 Всеобщей декларации прав человека). Такого же понимания правосудия придерживается Европейский суд по правам человека и Конституционный Суд РФ^[2]. Справедливое правосудие является собирательным понятием, оно включает соблюдение всех принципов осуществления правосудия.

Процессуальный режим отражает общую атмосферу деятельности всех участников рассматриваемого юридического дела. Процессуальный режим – это такая правовая конструкция, которая раскрывает действие принципов в процессуальной сфере в контексте способов и средств их реализации и реально сложившихся гарантий, отражающих в совокупности качественные характеристики судебной деятельности компетентных органов и должностных лиц. Другими словами, сущность процессуального режима заключена в том, что с его помощью создается обстановка всеобщего благоприятствования всем участникам судебного процесса для наиболее эффективного разбирательства юридических дел.

Можно выделить принципы, характерные для всех видов (форм) судопроизводства: осуществление правосудия только судом и разрешение дела надлежащим судом; обеспечение конституционного права на судебную защиту (доступ к правосудию); самостоятельность и независимость суда как органа правосудия; открытость суда и судебной деятельности; гласность; свобода выбора языка общения в судопроизводстве; состязательность и равноправие сторон; объективность и беспристрастность суда; непрерывность производства; участие граждан в судопроизводстве (арбитражные заседатели, присяжные заседатели); процессуальная экономия; право быть судимым без неоправданной задержки; безусловное исполнение судебных решений; обязательное исправление судебных ошибок.

Общие принципы в отдельных видах судопроизводства могут иметь свои особенности. Возможно существование специфических принципов, характерных лишь для отдельных видов судопроизводства (коллегиальность, письменное производство, сочетание публичности с диспозитивностью)^[3].

Осуществление правосудия только судом. В Постановлении Конституционного Суда РФ от 28 ноября 1996 г. N 19-П по делу о проверке конституционности ст. 418 УПК РСФСР в связи с запросом Каратузского районного суда Красноярского края было указано, что конституционный принцип разделения властей (ст. 10 Конституции РФ) предполагает самостоятельное выполнение каждой ветвью государственной власти своих специфических, установленных Конституцией РФ и федеральным законом функций и полномочий. При этом в соответствии с ч. 1 ст. 118 Конституции РФ исключительную компетенцию судебной власти составляет осуществление правосудия. Из названных конституционных норм следует, что, с одной стороны, никакой иной орган не может принимать на себя функцию отправления правосудия, а с другой – на суд не может быть возложено выполнение каких бы то ни было функций, не согласующихся с его положением органа правосудия. Такой подход согласуется с Резолюцией Экономического и Социального Совета ООН 1989/60 от 24 мая 1989 г., утвердившей Процедуры эффективного осуществления основных принципов независимости судебных органов, согласно которым, в частности, ни от одного судьи нельзя требовать выполнения функций, не совместимых с его независимым статусом.

В ряде решений Конституционного Суда РФ зафиксировано вторжение представительных (законодательных) органов Российской Федерации и ее субъектов в полномочия судебной власти. Приведем примеры из практики Конституционного Суда РФ.

В Постановлении Верховного Совета РФ от 17 июля 1992 г. N 3333-1 “О газете “Известия” решен ряд вопросов спорного юрисдикционного характера, которые касаются отношений между газетой “Известия”, государственным издательством и Верховным Советом по поводу прав на использование государственного имущества, управления им, а также выходных данных газеты, порядка ее учреждения и регистрации. Верховный Совет распорядился спорным имуществом, признал, что при учреждении и регистрации новой газеты “Известия” были допущены нарушения Закона СССР от 12 июня 1990 г. “О печати и других средствах массовой информации”, и вследствие этого постановил принять меры по приведению учредительных документов газеты “Известия” в соответствие с действующим законодательством, а также по проведению ее регистрации.

Однако указанные спорные вопросы, как указал Конституционный Суд РФ в Постановлении от 19 мая 1993 г. N 10-П по делу о проверке конституционности Постановления Верховного Совета РФ от 17 июля 1992 г. “О газете “Известия” и по индивидуальной жалобе членов журналистского коллектива редакции газеты “Известия” в связи с Постановлением Верховного Совета РФ от 17 июля 1992 г. “О газете “Известия”, подлежат решению в судебном порядке. Осуществляя правосудие, суды в гражданском или арбитражном судопроизводстве разрешают споры об учредительстве предприятий, их договорных обязательствах, распоряжении имуществом и т.д. Только судом в порядке гражданского судопроизводства может быть признана недействительной регистрация средства массовой информации (ч. 1 ст. 15 Закона РФ от 27 декабря 1991 г. N 2124-1 “О средствах массовой информации”). Таким образом, решения Верховного Совета по указанным вопросам, содержащиеся в Постановлении “О газете “Известия”, приняты в нарушение конституционной нормы, согласно которой правосудие в России осуществляется только судом. Приняв рассматриваемое постановление, Верховный Совет РФ вторгся в полномочия судебной власти.

Решение Верховным Советом РФ вопросов, относящихся к судебной юрисдикции, ограничивает в то же время конституционное право на судебную защиту. Односторонне-властный порядок рассмотрения спорных правоотношений Верховным Советом РФ, отстаивающим собственные интересы, связанные с учреждением средства массовой информации и распоряжением государственным имуществом, исключает равенство заинтересованных сторон при защите их прав. Это противоречит также положениям Конституции РФ об осуществлении правосудия на началах равенства сторон перед законом и судом в любом правовом споре.

Постановлением Конституционного Суда РФ от 30 сентября 1993 г. N 18-П по делу о проверке конституционности Закона Кабардино-Балкарской Республики от 18 мая 1993 г. “О статусе судей в Кабардино-Балкарской Республике” и Постановления Верховного совета Кабардино-Балкарской Республики от 22 июля 1993 г. “О порядке и сроках проведения выборов судей Кабардино-Балкарской Республики” установлено расширение полномочий власти Кабардино-Балкарской Республики по отношению к судебной власти, что не соответствует закрепленному Конституцией РФ независимому положению последней в системе разделения властей.

Суд не может быть наделен функциями, несвойственными ему как органу правосудия. Исходя из этого в Постановлении Конституционного Суда РФ от 28 ноября 1996 г. N 19-П было отмечено, что возбуждение уголовного преследования и поддержание обвинения перед судом является задачей специальных органов – дознания, предварительного следствия и прокуратуры. Суд же обязан проверять результаты их деятельности, объективно и беспристрастно решая вопрос о законности и обоснованности выдвигаемых против лица обвинений, а также рассматривая жалобы на действия и решения должностных лиц, осуществляющих уголовное судопроизводство на досудебных стадиях.

Разрешение дела надлежащим судом. При обращении в суд прежде всего решается вопрос о подведомственности, т.е. входит ли разрешение спорного вопроса в компетенцию суда либо иного государственного органа, и о подсудности, т.е. о конкретном суде, который в силу закона должен решать поставленный заявителем вопрос.

Согласно Постановлению Конституционного Суда РФ от 16 июня 1998 г. N 19-П действует общий принцип правосудия, в соответствии с которым надлежащим судом для рассмотрения дела признается суд, созданный и действующий на основании закона (ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод), что подразумевает закрепление в Конституции и принятом в соответствии с ней законе правомочий различных судов. Данный принцип находит отражение в ст. ст. 47, 118, 120 и 128 Конституции РФ и лежит в основе определения предметной, территориальной и инстанционной подсудности дел, а также разграничения видов судебной юрисдикции. Применительно к осуществлению компетенции по судебной проверке конституционности актов надлежащий суд устанавливается только Конституцией РФ и другим законом устанавливаться не может.

Четкое законодательное регулирование вопроса о подсудности гарантирует доступ к правосудию.

С созданием Конституционного Суда РФ в 1991 г. возник вопрос о разграничении компетенции между Конституционным Судом РФ и судами общей юрисдикции в связи с тем, что не только по отношению к Конституционному Суду РФ, но и к судам общей юрисдикции действуют положения ч. 1 ст. 15 и ст. 125 Конституции о прямом действии Конституции РФ.

Для разграничения компетенции Конституционного Суда РФ и судов общей юрисдикции принципиальное значение имело Постановление Конституционного Суда РФ от 16 июня 1998 г. N 19-П. Согласно этому Постановлению суды общей юрисдикции не проверяют конституционность нормативных актов, перечисленных в ст. 125 Конституции РФ, поскольку она прямо возлагает данную функцию на Конституционный Суд РФ и для ее осуществления предусмотрена особая форма правосудия – конституционное судопроизводство.

Как подчеркнул Конституционный Суд РФ, предусмотренное ч. 4 ст. 125 Конституции РФ обращение иных судов в Конституционный Суд РФ с запросом о проверке конституционности примененного или подлежащего применению в конкретном деле закона, если суд приходит к выводу о несоответствии закона Конституции РФ, не может рассматриваться только как его право. Суд обязан обратиться с таким запросом, чтобы не соответствующий Конституции РФ акт был лишен юридической силы в конституционно установленном порядке, что исключило бы его дальнейшее применение (ч. 6 ст. 125 Конституции РФ). Обязанность обратиться в Конституционный Суд РФ с таким запросом существует независимо от того, было ли разрешено дело, рассматриваемое судом, отказавшимся от применения неконституционного, по его мнению, закона, на основе непосредственно действующих норм Конституции РФ.

Для обеспечения непосредственного действия Конституции РФ во всех случаях, в том числе когда дело разрешено судом на основании конкретной конституционной нормы, требуется лишение такого закона юридической силы в предусмотренном ст. 125 Конституции РФ порядке конституционного судопроизводства. Следовательно, устранение неконституционного закона из системы правовых актов не может быть достигнуто ни путем разрешения дел в порядке гражданского, административного или уголовного судопроизводства, ни путем разъяснений по вопросам судебной практики, которые в соответствии со ст. ст. 126 и 127 Конституции РФ дают Пленумы Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ.

В Российской Федерации проверка конституционности нормативных актов осуществляется не только на уровне Федерации, но и на уровне ее субъектов, т.е. проверка нормативных актов субъектов РФ на соответствие конституциям и уставам этих субъектов.

Из ст. 76 Конституции РФ, регулирующей принципы разрешения коллизий между нормативными актами различного уровня, не вытекает и правомочие федеральных судов признавать нормативные акты субъектов РФ не соответствующими их конституциям (уставам). Осуществление указанной функции, влекущее лишение нормативных актов субъектов РФ юридической силы, по смыслу ч. 2 ст. 5, ст. ст. 73 и 118 Конституции РФ, по мнению Конституционного Суда РФ, возможно лишь органами конституционного производства, если такое их правомочие предусматривается конституциями (уставами) субъектов РФ.

В Постановлении Конституционного Суда РФ от 16 июня 1998 г. N 19-П не была снята неопределенность относительно того, могут ли признавать нормативные акты (законы и др.) субъектов РФ не соответствующими конституциям (уставам) и, следовательно, теряющими юридическую силу лишь органы конституционного судопроизводства, как сказано в Постановлении Конституционного Суда РФ, имея в виду под ними только конституционные (уставные) суды или суды общей юрисдикции, которые могут быть наделены конституциями (уставами) субъектов РФ таким полномочием и осуществлять его в форме особого, конституционного судопроизводства (путем создания и функционирования конституционных (уставных) коллегий (палат) в судах общей юрисдикции).

Конституционный Суд РФ, на наш взгляд, вопреки запросам Законодательного Собрания Республики Карелия и Государственного Совета Республики Коми расширил предмет толкования содержания ст. ст. 125 – 127 Конституции РФ, включив в него решение вопроса о проверке законности подзаконных актов. Как известно, нормативные акты могут проверяться на их законность, т.е. на соответствие нормативному акту большей юридической силы, кроме конституции, как на уровне Федерации, так и на уровне ее субъектов. Такую проверку суды общей юрисдикции и арбитражные суды могут осуществлять не только при рассмотрении конкретных дел (см. п. 3 ст. 5 Федерального конституционного закона “О судебной системе Российской Федерации”), но и в порядке нормоконтроля.

Конституционный Суд РФ отметил, что ст. 125 Конституции РФ, определяя полномочия Конституционного Суда РФ, не ограничивает правомочий других судов самостоятельно решать, какой закон подлежит применению в рассматриваемом деле в случаях противоречия между законами, обнаружения в правовом регулировании пробелов либо фактически утративших силу, но не отмененных в установленном порядке норм. При этом, однако, суд может не применить федеральный закон или закон субъекта РФ, но не вправе признавать их недействующими. Статьи 125 – 127 Конституции РФ не исключают возможности осуществления судами общей юрисдикции и арбитражными судами вне связи с рассмотрением конкретного дела проверки соответствия перечисленных в п. п. “а” и “б” ч. 2 ст. 125 Конституции РФ нормативных актов ниже уровня федерального закона иному, имеющему большую юридическую силу, акту, кроме Конституции РФ.

Конституционный Суд РФ пришел к выводу, что такие полномочия судов могут быть установлены только федеральным конституционным законом, с тем чтобы в нем были закреплены виды нормативных актов, подлежащих проверке судами, правила о предметной, территориальной и инстанционной подсудности таких дел, субъекты, управомоченные обращаться в суд с требованием о проверке законности актов, обязательность решений судов по результатам проверки акта для всех правоприменителей по другим делам. Иначе суды не вправе признавать незаконными и в связи с этим утрачивающими юридическую силу акты ниже уровня федерального закона, перечисленные в п. п. “а” и “б” ч. 2 ст. 125 Конституции РФ.

Именно эти положения Постановления Конституционного Суда РФ от 16 июня 1998 г. N 19-П были восприняты юридической общественностью неоднозначно, скорее критически, особенно со стороны судов общей юрисдикции. Сам Конституционный Суд РФ пытался сбить волну критики ученых и практиков путем разъяснения отдельных положений Постановления через заявление своей пресс-службы^[4]. В нем, в частности, говорилось, что в соответствии со ст. 116 ГПК РСФСР правом отменять ведомственные нормативные акты как обладал, так и обладает Верховный Суд РФ. В то же время ГПК РСФСР (ст. 239.3) дает право гражданам обжаловать в суд индивидуальные и нормативные акты, кроме тех, проверка которых отнесена к компетенции Конституционного Суда РФ. Отмечалось, что действующие ГПК РСФСР, Федеральный закон “О прокуратуре Российской Федерации” и др. не теряют силу, поскольку, во-первых, Конституция РФ в отношении формы нормативных актов обратной силы не имеет, а во-вторых, Конституционный Суд не проверял конституционность этих законов, и, соответственно, они действуют в полном объеме.

Вряд ли можно было согласиться с последним утверждением, так как правовые позиции Конституционного Суда РФ обязательны для всех судов общей юрисдикции и они должны в своих действиях и решениях ими руководствоваться. Поэтому суды общей юрисдикции, как правило, не стали рассматривать подобные дела, ссылаясь на Постановление Конституционного Суда РФ от 16 июня 1998 г. N 19-П.

В Постановлении Конституционного Суда РФ от 16 июня 1998 г. N 19-П не было четкого ответа и на вопрос, какие суды на то время могли проверять на соответствие Конституции РФ и, следовательно, признавать недействующими и теряющими свою юридическую силу следующие виды нормативных актов:

1) федеральные нормативные акты ниже уровня постановлений Правительства РФ (нормативные акты федеральных министерств и ведомств и др.);

2) нормативные акты субъектов РФ по предмету их ведения, строго определенному федеральными законами, в рамках совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов;

3) нормативные акты субъектов РФ по предмету их ведения в порядке нормоконтроля.

Исходными при решении вопросов о полномочиях судов общей юрисдикции и арбитражных судов по проверке нормативных актов на соответствие Конституции РФ, а также на соответствие подзаконных актов актам большей юридической силы в порядке нормоконтроля должны быть конституционные положения о праве граждан на судебную защиту (ст. ст. 18, 45, 46 Конституции РФ). Поэтому многие ученые и практические работники, выступавшие в печати^[5], были согласны с особым мнением автора настоящей книги как судьи Конституционного Суда РФ о том, что не должно быть такой правовой ситуации, при которой гражданин не мог бы в судебном порядке поставить вопрос об отмене неконституционного или незаконного нормативного акта (федерального или субъекта РФ).

Кстати, как верно отметил Г.А. Жилин, такой же позиции придерживался ранее и весь Конституционный Суд РФ, когда в пленарном заседании принимал Определение от 19 марта 1997 г. N 20-О об отказе в принятии жалобы Омского городского Совета, как не соответствующей требованиям Федерального конституционного закона “О Конституционном Суде Российской Федерации”. При этом в Определении путем толкования ст. ст. 46, 118, 120, 125 Конституции РФ был сделан вывод о том, что проверка по жалобам граждан нормативных и ненормативных актов федеральных органов государственной власти (кроме федеральных законов, проверка которых является исключительной компетенцией Конституционного Суда РФ) отнесена согласно гражданскому процессуальному и арбитражному процессуальному законодательствам к компетенции соответственно Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ. Те же нормативные акты, оспаривание которых в судах указанным процессуальным законодательством не предусмотрено, согласно ст. 3 Закона РФ “Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и свободы граждан” должны рассматриваться судами в процедуре, установленной этим Законом.

Этот вывод был поддержан и судьей Конституционного Суда РФ Г.А. Гаджиевым в его Особом мнении по данному делу: результатом толкования ст. 125 Конституции РФ не может быть ограничение полномочий судов общей юрисдикции и арбитражных судов по проверке в порядке административного судопроизводства конституционности таких подзаконных актов, как нормативные акты федеральных министерств и ведомств, нормативные акты министерств и ведомств субъектов РФ. Признание неконституционными и недействующими таких подзаконных актов суды не только вправе, но и обязаны осуществлять по жалобам частных лиц в порядке прямого применения конституционного положения о праве на судебную защиту (ст. 46 Конституции РФ).

В ст. 46 Конституции РФ отсутствует оговорка о праве на судебную защиту “в порядке, определяемом законом”, что и дает право (и обязанность) судам проверять конституционность подзаконных актов в порядке абстрактного нормоконтроля на основании действующего гражданского процессуального законодательства.

К вопросу о компетенции судов общей юрисдикции по проверке законности законов и других правовых актов субъектов РФ Конституционный Суд РФ снова вернулся при рассмотрении дела о проверке конституционности отдельных положений ст. ст. 1, 21 (п. 1) и 22 (п. 3) Федерального закона “О прокуратуре Российской Федерации”. Конституционный Суд РФ пришел к выводу, что суд, разрешая дела по обращению прокурора с требованием о проверке закона субъекта РФ, если он противоречит федеральному закону, по правилам, установленным гражданско-процессуальным законодательством, вправе признавать оспариваемый закон противоречащим федеральному закону и, следовательно, недействующим и не подлежащим применению. Такой закон в установленном законом порядке подлежит отмене представительным (законодательным) органом субъекта РФ, его принявшим.

Статья 27 ГПК РСФСР, перечисляя гражданские дела, подсудные Верховному Суду РФ, указывает на то, что Верховный Суд рассматривает по первой инстанции дела об оспаривании наряду с ненормативными актами Президента РФ, Федерального Собрания РФ, Правительства РФ нормативные акты федеральных министерств и ведомств, касающиеся прав и свобод граждан.

В соответствии со ст. 239.2 ГПК РСФСР к действиям государственных органов, подлежащим судебному обжалованию, относятся коллегиальные и единоличные действия, в результате которых нарушены права и свободы гражданина, созданы препятствия осуществлению гражданином его прав и свобод, на гражданина незаконно возложена какая-либо обязанность или он незаконно привлечен к ответственности. При осуществлении нормоконтроля судами общей юрисдикции вне рассмотрения конкретного дела правовые последствия решения о противоречии закона субъекта РФ федеральному закону о соответствии с действующим законодательством должны быть выражены таким образом, чтобы, обеспечивая верховенство федерального закона, тем не менее корректно и уважительно относиться к законам субъекта РФ. Такой вывод вытекает, в частности, из положений ГПК РСФСР (гл. 24.1). Согласно ч. 3 ст. 239.7 ГПК РСФСР решение суда по жалобе направляется для устранения допущенных нарушений закона руководителю государственного органа, действия которого были обжалованы. При этом с момента вступления в законную силу решения суда о признании акта незаконным этот акт или его отдельная часть считаются недействующими (ч. 3 ст. 239.8 ГПК РФ) и не признаются недействительными, как сказано в Федеральном законе “О прокуратуре Российской Федерации”, а решение суда, вступившее в законную силу, обязательно для государственного органа, общественной организации, должностного лица, которых оно касается (ч. 1 ст. 239.8 ГПК РФ). Это, как следует из буквального смысла этих положений, означает, что закон субъекта РФ, признанный не соответствующим федеральному закону, не исключается из правовой системы, однако не может применяться правоприменителями, а на законодательном (представительном) органе государственной власти субъекта РФ лежит ответственность за его отмену или приведение в соответствие с федеральным законом.

Позиция законодателя, направленная на наделение судов правом проверять соответствие некоторых из перечисленных в ч. 2 ст. 125 Конституции РФ нормативных актов актам большей юридической силы, вне связи с рассмотрением конкретного дела, в том числе и по заявлениям прокурора, неоднократно была подтверждена в ряде федеральных законов, принятых после введения в действие Конституции РФ, в частности:

1) в Федеральном конституционном законе от 17 декабря 1997 г. N 2-ФКЗ “О Правительстве Российской Федерации”, согласно ч. 9 ст. 23 которого акты Правительства РФ могут быть обжалованы в суд;

2) в Федеральном конституционном законе от 23 июня 1999 г. N 1-ФКЗ “О военных судах Российской Федерации”, согласно подп. 1 п. 3 ст. 9 которого Военная коллегия Верховного Суда РФ рассматривает по первой инстанции дела об оспаривании нормативных актов Правительства РФ, касающихся прав, свобод и охраняемых законом интересов военнослужащих, граждан, проходящих военные сборы;

3) в Федеральном законе “Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации”, в ст. ст. 23 (п. п. 4 и 5), 25, 27 (п. п. 1 и 4) которого закрепляется право заинтересованных лиц обжаловать (а прокурора – и обязанность опротестовывать) нормативные правовые акты законодательного (представительного) органа государственной власти и высшего должностного лица субъекта РФ, принятые этими органами власти, в судебном порядке.

Конституционный Суд РФ в Постановлении от 16 марта 1998 г. N 9-П по делу о проверке конституционности ст. 44 УПК РСФСР и ст. 123 ГПК РСФСР в связи с жалобами ряда граждан^[6] отметил, что право каждого на судебную защиту посредством законного, независимого и беспристрастного суда означает, в частности, что рассмотрение дел должно осуществляться законно установленным, а не произвольно выбранным составом суда, без предупреждения, полно, всесторонне и объективно. Поэтому ч. 1 ст. 47 Конституции РФ гарантирует, что никто не может быть лишен права на рассмотрение его дела в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом.

Конституционный Суд РФ признал ст. 44 УПК РСФСР и ст. 123 ГПК РСФСР в той мере, в какой они допускают передачу дела из одного суда, которому оно подсудно, в другой суд без принятия соответствующего процессуального судебного акта и при отсутствии указанных в самом процессуальном законе точных оснований (обстоятельств), по которым дело не может быть рассмотрено в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом, и, следовательно, подлежит передаче в другой суд, не соответствующими Конституции РФ, ее ст. 46 и ч. 1 ст. 47.

В силу требований Конституции РФ, в том числе ее ст. 46 и ч. 1 ст. 47, подсудность дел определяется законом. В таком законе должны быть закреплены критерии, которые в нормативной форме (в виде общего правила) предопределяли бы, в каком суде подлежит рассмотрению то или иное гражданское либо уголовное дело, что позволило бы суду (судье), сторонам и другим участникам процесса избежать неопределенности в этом вопросе, которую в противном случае приходилось бы устранять посредством правоприменительного решения, т.е. дискреционным полномочием правоприменительного органа или должностного лица, и тем самым определять подсудность дела не на основании закона.

Установив правила подсудности, законодатель вместе с тем предусматривает обстоятельства, при которых участие судьи в рассмотрении дела, отнесенного к его подсудности, недопустимо в силу невозможности обеспечить беспристрастность суда. Это, в частности, личная, прямая или косвенная, заинтересованность в исходе дела, участие при предыдущем рассмотрении дела в качестве свидетеля, эксперта, переводчика, представителя, прокурора, секретаря судебного заседания, родственные отношения со сторонами, участие в рассмотрении дела ранее в судах кассационной или надзорной инстанции. Перечисленные обстоятельства являются основаниями для устранения судьи из процесса и, следовательно, для передачи дела другому судье, поскольку иное препятствовало бы реализации конституционного права граждан на защиту независимым и беспристрастным судом. Невозможность передачи дела другому судье в случаях устранения судьи из процесса означала бы, по существу, отказ в правосудии.

Чтобы исключить произвольный выбор суда или судьи, закон, допуская такую передачу, должен закреплять и ее надлежащий процессуальный механизм (в том числе определять уровень и территориальное расположение суда, в который дело может быть передано; судебную инстанцию, которая могла бы подтвердить наличие оснований для передачи), а также обеспечивать право на обжалование соответствующего решения, принимаемого в виде судебного акта.

Вопрос об устранении судьи из процесса рассматривается судом в открытом судебном заседании с исследованием необходимых обстоятельств и завершается вынесением соответствующего судебного решения. При этом предполагается возможность обжалования такого решения. Передача дела в другой суд в случае устранения судьи из процесса не может рассматриваться как нарушение права, предусмотренного ч. 1 ст. 47 Конституции РФ, поскольку подсудность и в таком случае в конечном счете предопределена не усмотрением правоприменителя, а законом (указанными в нем точными основаниями).

Передача дела вышестоящим судом из одного суда, которому оно подсудно, в другой суд не противоречит Конституции РФ, если осуществляется в рамках судебной процедуры при наличии указанных в самом процессуальном законе (как в статьях о подсудности, так и в иных его статьях) точных оснований (обстоятельств), по которым дело не может быть рассмотрено в том суде и тем судьей, к подсудности которых оно отнесено законом и, следовательно, подлежит передаче в другой суд.

При определенных обстоятельствах (например, если иск в гражданском процессе предъявлен к самому судье либо самим судьей этого же суда или если суд, к подсудности которого отнесено дело, по тем или иным причинам не функционирует) изменение подсудности именно вышестоящим судом не только допустимо, но иногда и необходимо. Однако такие обстоятельства также должны быть предусмотрены в законе.

Обеспечение конституционного права на судебную защиту (доступа к правосудию). Конституция РФ закрепляет и гарантирует право каждого на государственную защиту прав и свобод человека и гражданина, право каждого защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом (ч. ч. 1 и 2 ст. 45 Конституции РФ), а также право каждого на судебную защиту его прав и свобод (ч. 1 ст. 46 Конституции РФ).

Конституционные положения, содержащиеся в указанных статьях Конституции РФ, корреспондируют с установками международно-правовых актов, в частности ст. 2 (подп. “а” п. 3 и п. 2) и ст. 14 (п. 1) Международного пакта о гражданских и политических правах, устанавливающими, что государство обязано обеспечить осуществление права на судебную защиту, которая должна быть справедливой, компетентной, полной и эффективной.

Право на судебную защиту, по смыслу ч. 3 ст. 55 и ч. 3 ст. 56 Конституции РФ, не подлежит ограничению, поскольку ограничение этого права ни при каких обстоятельствах (условиях) не может быть обусловлено необходимостью достижения признаваемых Конституцией РФ целей. Такова правовая позиция Конституционного Суда РФ, сформулированная в ряде его решений.

Конституционный Суд РФ последовательно стоит на защите конституционного права каждого на судебную защиту его прав и свобод, конкретизирует его содержание, снимает всякого рода ограничения, устанавливаемые конкретными законами, противоречащими конституционным положениям.

Конституционное право на судебную защиту гарантируется надлежащим функционированием всей судебной системы, тем, насколько точно и единообразно суды понимают содержание Конституции РФ. Рассматривая конкретные дела, суды общей юрисдикции независимо от их места в судебной иерархии вправе непосредственно применять Конституцию РФ, ориентироваться на верховенство и высшую юридическую силу конституционных норм в системе законов и подзаконных актов, исходить из того, что общепризнанные принципы и нормы международного права, международные договоры Российской Федерации являются частью ее правовой системы.

Раскрывая конституционное содержание права на судебную защиту, Конституционный Суд РФ сформулировал правовую позицию, согласно которой это право предполагает наличие конкретных гарантий его реализации в объеме, необходимом для обеспечения эффективного восстановления в правах посредством правосудия, отвечающего требованиям справедливости (Постановление от 16 марта 1998 г. N 9-П); в рамках осуществления судебной защиты прав и свобод возможно обжалование в суд решений и действий (бездействия) любых государственных органов, включая судебные (Постановление от 2 июля 1998 г. N 20-П по делу о проверке конституционности отдельных положений ст. ст. 331 и 464 УПК РСФСР в связи с жалобами ряда граждан и от 6 июля 1998 г. N 21-П по делу о проверке конституционности ч. 5 ст. 325 УПК РСФСР в связи с жалобой гражданина В.В. Шаглия); право на судебную защиту предполагает охрану прав и законных интересов гражданина не только от произвола законодательной и исполнительной власти, но и от ошибочных решений суда; отсутствие возможности пересмотреть ошибочный судебный акт умаляет и ограничивает данное право (Постановление от 3 февраля 1998 г. N 5-П по делу о проверке конституционности ст. ст. 180, 181, п. 3 ч. 1 ст. 187 и ст. 192 АПК РФ).

При этом сама возможность пересмотра дела вышестоящим судом является эффективной гарантией такой защиты, которая в тех или иных формах (с учетом особенностей каждого вида судопроизводства) должна быть обеспечена государством (Постановление Конституционного Суда РФ от 28 мая 1999 г. N 9-П).

Из права на судебную защиту вытекает возможность пересмотра постановлений Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ по вновь открывшимся обстоятельствам в тех случаях, когда судебный акт принят в результате судебной ошибки, которая не была или не могла быть выявлена ранее (Постановление Конституционного Суда РФ от 3 февраля 1998 г. N 5-П).

Не может быть ограничений конституционного права на судебную защиту и во взаимоотношениях граждан и органов прокуратуры, что стало предметом рассмотрения в Конституционном Суде РФ дела о проверке конституционности п. 2 ст. 5 Федерального закона “О прокуратуре Российской Федерации” в связи с жалобой гражданина Б.А. Кехмана (Постановление Конституционного Суда РФ от 18 февраля 2000 г. N 3-П).

Прокурор Ленинского района г. Самары отказал гражданину Б.А. Кехману в просьбе ознакомиться с материалами проводимой прокуратурой проверки, предметом которой являлась законность действий администрации Ленинского района г. Самары при предоставлении Б.А. Кехману жилья в связи со сносом жилого дома, часть которого принадлежала ему на праве собственности, а также законность действий самого Б.А. Кехмана по исполнению договора, заключенного им с районной администрацией. Ленинский районный суд г. Самары, куда Б.А. Кехман обратился с жалобой, признал отказ прокурора правомерным. Судебная коллегия по гражданским делам Самарского областного суда, рассматривавшая кассационную жалобу заявителя на решение суда первой инстанции, оставила ее без удовлетворения. Без удовлетворения оставлены также жалобы, поданные им в порядке надзора в Самарский областной суд и Верховный Суд РФ.

Принятые по заявлениям и жалобам Б.А. Кехмана решения прокурора и судов обосновывались ссылкой на п. 2 ст. 5 Федерального закона “О прокуратуре Российской Федерации”, согласно которому прокурор и следователь не обязаны давать каких-либо объяснений по существу находящихся в их производстве дел и материалов, а также предоставлять их кому бы то ни было для ознакомления иначе как в случаях и порядке, предусмотренных федеральным законодательством.

Конституционный Суд РФ отметил, что режим ограничений для доступа к информации, собираемой в ходе надзорной проверки, вводимый оспариваемым положением, является более жестким по сравнению не только с УПК РСФСР, но и с нормами, регулирующими оперативно-розыскную деятельность, где допускается непредоставление гражданину лишь тех затрагивающих его права и свободы сведений, которые признаны законом не подлежащими разглашению.

Отсутствие закрепленных законом оснований, при наличии которых органы прокуратуры вправе отказать гражданину в ознакомлении с непосредственно затрагивающими его права и свободы материалами надзорных проверок, соответственно, исключает и возможность проверки в судебном порядке законности самого отказа. Именно такой смысл придается положению п. 2 ст. 5 Федерального закона “О прокуратуре Российской Федерации” сложившейся правоприменительной практикой, что подтверждается всеми состоявшимися по жалобам гражданина Б.А. Кехмана решениями, принятыми как органами прокуратуры, так и судами.

Поскольку на то время законодательно не были закреплены ни сроки, ни процедуры проверок, осуществляемых органами прокуратуры в порядке надзора, защита непосредственно затрагиваемых такими проверками прав граждан тем более должна реально обеспечиваться правосудием. Иначе нарушается не только конституционное право на доступ к информации, но и конституционное право на судебную защиту, а также не выполняется обязанность государства следовать установленным Конституцией РФ целям и требованиям при введении возможных ограничений конституционных прав и свобод и создавать необходимые механизмы их государственной охраны от необоснованных вторжений.

Таким образом, до принятия федерального закона, который мог бы урегулировать процедуру проверок при осуществлении прокурорского надзора за исполнением законов, в частности, предусмотреть гарантии прав личности, в том числе права, вытекающего из ч. 2 ст. 24 Конституции РФ, и его допустимые ограничения в сфере прокурорского надзора, одно лишь положение п. 2 ст. 5 Федерального закона “О прокуратуре Российской Федерации” не может служить основанием для отказа в предоставлении гражданину возможности ознакомиться с непосредственно затрагивающими его права и свободы материалами прокурорских проверок. Ограничение права, вытекающего из ч. 2 ст. 24 Конституции РФ, допустимо лишь в соответствии с федеральными законами, устанавливающими специальный правовой статус не подлежащей распространению информации, обусловленный ее содержанием. При этом, во всяком случае, каждому должна быть обеспечена защита данного права в суде, а суд не может быть лишен возможности определять, обосновано ли по существу признание тех или иных сведений не подлежащими распространению.

Самостоятельность и независимость суда. В решениях Конституционного Суда РФ сформулирован ряд правовых позиций, направленных на усиление гарантий принципа самостоятельности и независимости суда и осуществления правосудия и связанных с этим принципом несменяемости и неприкосновенности судей. В связи с этим принципиальное значение имеет Постановление Конституционного Суда РФ от 30 сентября 1993 г. N 18-П.

Анализируя оспариваемые положения указанного Закона, Конституционный Суд РФ исходил из того, что “судьи в своей деятельности по осуществлению правосудия (при рассмотрении конкретных дел и материалов) независимы, подчиняются только закону и никому не подотчетны”. Законом РФ “О статусе судей в Российской Федерации” существенно сужены пределы судейской неприкосновенности: допускается привлечение судей к административной ответственности; правом возбудить уголовное дело в отношении судьи, а также принять решение о его аресте наделен прокурор республики, в то время как согласно федеральному закону это – исключительная прерогатива Генерального прокурора РФ; судья лишен права требовать рассмотрения возбужденного в отношении его уголовного дела Верховным Судом РФ (ч. ч. 2 – 4, 7 ст. 16 Закона Кабардино-Балкарской Республики “О статусе судей в Кабардино-Балкарской Республике”).

Снижение объема и уровня гарантий независимости судей и суда в целом выразилось также в ограничении срока судейских полномочий (установлением предельного возраста для пребывания в судебной должности в 60 лет, пятилетнего срока полномочий для впервые избираемых судей), досрочном назначении выборов судей, введении дополнительных оснований прекращения полномочий судьи (обнаружившаяся профессиональная непригодность судьи), предоставлении права принимать решение о прекращении полномочий судьи, определении состава экзаменационных комиссий для кандидатов на судейские должности не органам судейского сообщества, каковыми являются квалифицированные коллегии судей, а Верховному Совету Кабардино-Балкарской Республики и его президиуму. Такое расширение полномочий органов законодательной власти по отношению к судебной власти не соответствует закрепленному Конституцией РФ независимому положению последней в системе разделения властей и не может быть предметом правового регулирования на республиканской уровне, поскольку непосредственно связано с гарантиями судейской независимости.

Конституционный Суд РФ неоднократно указывал, что в силу конституционного принципа самостоятельности и независимости судьи и подчинения его только Конституции РФ и федеральному закону (ч. 1 ст. 120 Конституции РФ) какое бы то ни было вмешательство в деятельность судов при отправлении ими правосудия, в том числе со стороны вышестоящих судебных инстанций, является недопустимым.

Формулируя данную правовую позицию, Конституционный Суд РФ в Постановлении от 2 июля 1998 г. N 20-П по делу о проверке конституционности отдельных положений ст. ст. 331 и 464 УПК РСФСР в связи с жалобами ряда граждан указал следующее. В целях обеспечения независимости судей при осуществлении ими уголовного судопроизводства законодатель установил в ст. ст. 331 и 464 УПК РСФСР правило, согласно которому большинство решений, которые суд первой инстанции выносит в ходе судебного разбирательства, не подлежат кассационному обжалованию и могут быть проверены в кассационном порядке лишь одновременно и в связи с приговором. Тем самым исключается текущий контроль со стороны вышестоящих судебных инстанций за ходом рассмотрения дела судом первой инстанции и, следовательно, вмешательство в осуществление им своих дискреционных полномочий. Однако возможность судебной проверки законности и обоснованности промежуточных действий и решений суда при этом не устраняется, она лишь переносится на более поздний срок и осуществляется после постановления приговора.

Объективность и беспристрастность суда. На реализацию указанного принципа судопроизводства направлена система гарантий, установленных в процессуальном праве. Однако такая система мер не всегда достаточна, на что обратил внимание Конституционный Суд РФ, устраняя те положения отраслевого законодательства, которые противоречили этому принципу. Так, Конституционный Суд РФ в Постановлении от 28 ноября 1996 г. N 19-П пришел к выводу, что с объективностью и беспристрастностью суда, который в качестве органа правосудия выносит приговор по делу, не согласуется наделение его в этом же процессе полномочиями возбуждать уголовное дело и формулировать по нему обвинение. Это противоречит конституционным положениям о независимом судебном контроле за обеспечением прав граждан в уголовном судопроизводстве, закрепленном в ст. 18, ч. 1 ст. 46 и ст. 120 Конституции РФ, согласно которым права и свободы человека и гражданина обеспечиваются правосудием и каждому гарантируется их защита независимым судом. Из такого же понимания статуса суда исходит и Международный пакт о гражданских и политических правах, провозглашающий, что каждый, кому предъявлено уголовное обвинение, имеет право на справедливое разбирательство его дела компетентным, независимым и беспристрастным судом (п. 1 ст. 14).

Судья, возбудив в отношении конкретного лица уголовное дело и сформулировав обвинение, оказывается связанным такими своими решениями. Это затрудняет для судьи объективное исследование и правовую оценку в судебном заседании обстоятельств дела, тем более что вынесение оправдательного приговора или иного решения в пользу подсудимого может восприниматься как свидетельство ошибочности его прежних выводов по данному делу.

В результате под угрозу ставится внутренняя независимая позиция судьи по делу, а следовательно, оказывается нарушенным гарантируемое ст. 120 Конституции РФ право человека на рассмотрение его дела независимым и беспристрастным судом. Кроме того, наносится серьезный ущерб доверию, которое должны внушать органы правосудия в демократическом обществе.

Справедливое правосудие предполагает возложение на суд лишь задачи принять решение по поводу уже предъявленного лицу уголовного обвинения, а не самостоятельно его формулировать.

Судебная деятельность является прежде всего процессуальной деятельностью субъектов (участников) судебного процесса, направленной на осуществление содержательной правоприменительной, по своей природе познавательно-оценочной деятельности. Процессуальная деятельность осуществляется не ради самого процесса. Она преследует достижение материального результата – установление состава правонарушения и определенные меры юридической ответственности, восстановительно-конституционной либо карательно-штрафной.

Состязательность и равноправие сторон в судопроизводстве. Конституция РФ в ч. 3 ст. 123 закрепляет принцип осуществления судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон. Указанный конституционный принцип предполагает такое построение судопроизводства, при котором функция правосудия, т.е. разрешения дела, осуществляемого только судом, отделена от функций спорящих перед судом сторон.

В Федеральном конституционном законе “О Конституционном Суде Российской Федерации” принцип состязательности и равноправия сторон называется в числе основных принципов деятельности Конституционного Суда РФ (ст. 5), а в ст. 35 закреплено, что стороны пользуются равными правами и возможностями по отстаиванию своей позиции на основе состязательности в заседаниях Конституционного Суда РФ.

Провозглашая принцип осуществления правосудия по гражданским делам на основе состязательности и равноправия сторон, ГПК РФ в ч. 2 ст. 12 одновременно предусматривает: суд, сохраняя независимость, объективность и беспристрастность, осуществляет руководство процессом, разъясняет лицам, участвующим в деле, их права и обязанности, предупреждает о последствиях совершения или несовершения процессуальных действий, указывает лицам, участвующим в деле, содействие в реализации их прав, создает условия для всестороннего и полного исследования доказательств, установления фактических обстоятельств и правильного применения законодательства при рассмотрении и разрешении гражданских дел.

Статья 8 АПК РФ посвящена принципу равноправия сторон. В ней говорится, что судопроизводство в арбитражном суде осуществляется на основе равноправия сторон (ч. 1). Стороны пользуются равными правами на заявление отводов и ходатайств, представление доказательств, участие в их исследовании, выступление в судебных прениях, представление арбитражному суду своих доводов и объяснений, осуществление иных процессуальных прав и обязанностей, предусмотренных АПК РФ (ч. 2 ст. 8 АПК РФ). Арбитражный суд не вправе своими действиями ставить какую-либо из сторон в преимущественное положение, равно как и умалять права одной из сторон (ч. 3 ст. 8 АПК РФ).

В ст. 9 АПК РФ закрепляется принцип осуществления судопроизводства в арбитражном суде на основе состязательности (ч. 1). Далее в ней говорится, что лица, участвующие в деле, вправе знать об аргументах друг друга до начала судебного разбирательства. Каждому лицу, участвующему в деле, гарантируется право представлять доказательства арбитражному суду и другой стороне по делу, обеспечивается право заявлять ходатайства, высказывать свои доводы и соображения, давать объяснения по всем возникающим в ходе рассмотрения дела вопросам, связанным с представлением доказательств. Лица, участвующие в деле, несут риск наступления последствий совершения или несовершения ими процессуальных действий (ч. 2). Арбитражный суд, сохраняя независимость, объективность и беспристрастность, осуществляет руководство процессом, разъясняет лицам, участвующим в деле, их права и обязанности, предупреждает о последствиях совершения или несовершения ими процессуальных действий, оказывает содействие в реализации их прав, создает условия для всестороннего и полного исследования доказательств, установления фактических обстоятельств и правильного применения законов и иных нормативных правовых актов при рассмотрении дела (ч. 3).

Таким образом, в контексте действия конституционного принципа состязательности и равноправия сторон в судопроизводстве, не принимая на себя выполнение функций сторон, сохраняя независимость, суд обеспечивает объективность и беспристрастность разрешения дела, предоставляя сторонам равные процессуальные возможности для отстаивания своих позиций.

Конституционный Суд РФ в Постановлении от 28 ноября 1996 г. N 19-П отметил, что в уголовном судопроизводстве состязательность означает строгое отграничение функции суда по разрешению дела от функции обвинения и защиты, каждая из которых возложена на определенных участников процесса. Возбуждая в соответствии со ст. 418 УПК РСФСР уголовное дело и особенно формулируя обвинение против конкретного лица, суд неизбежно оказывается на стороне обвинения и начинает выполнять одновременно две функции – обвинения и разрешения дела, что порождает неравенство сторон в уголовном судопроизводстве и нарушает конституционный принцип состязательности.

Принцип состязательности в уголовном судопроизводстве предполагает, что полномочиями возбуждать уголовное преследование и формулировать обвинение наделяются только определенные органы и лица, которые, реализуя данные полномочия, преследуют цель защиты либо публичного, либо своего личного интереса, нарушенного преступлением. Согласно уголовно-процессуальному закону это орган дознания, следователь, прокурор, а по некоторым делам – также потерпевший. Названные государственные органы и должностные лица по смыслу закона не могут быть освобождены от обязанности в каждом случае обнаружения признаков преступления возбудить уголовное дело и принять все необходимые меры к установлению события преступления и лиц, виновных в его совершении.

Не являются исключением и дела, досудебная подготовка которых согласно ст. 414 УПК РСФСР проводилась в протокольной форме. Хотя эта процедура отличалась от процедур дознания и предварительного следствия, она не предполагала освобождение органа дознания и прокурора от обязанностей по осуществлению уголовного преследования. Напротив, в ст. 414 УПК РСФСР подчеркивалось, что порядок производства по делам, перечисленным в этой статье, определяется общими правилами уголовно-процессуального законодательства, если иное прямо не предусмотрено в гл. 34 УПК РСФСР, регулировавшей протокольную форму досудебной подготовки.

Состязательность и равноправие сторон в уголовном процессе являются необходимой предпосылкой обеспечения обвиняемому права на защиту в соответствии с положениями, закрепленными в ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах и в ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Это предполагает предоставление участвующим в судебном разбирательстве сторонам обвинения и защиты равных процессуальных возможностей по отстаиванию своих законных интересов путем участия в доказывании, заявления ходатайств, обжалования действий и решений суда, осуществляющего производство по делу.

В Постановлении от 2 июля 1998 г. N 20-П Конституционный Суд РФ, выявляя конституционный смысл содержания ст. 331 УПК РСФСР, пришел к выводу, что указанная статья предусматривает различный объем правомочий стороны обвинения и стороны защиты по оспариванию вынесенных судом первой инстанции определений и постановлений. Согласно п. 2 ч. 1 данной статьи могут быть опротестованы прокурором, но не подлежат обжалованию такие решения, как постановление о назначении судебного заседания и определение (постановление) о возвращении дела для дополнительного расследования, которые были вынесены судами первой инстанции в отношении ряда заявителей по настоящему делу.

Таким образом, уголовно-процессуальный закон, наделяя правом опротестования ряда судебных определений (постановлений) прокурора, представляющего в процессе сторону обвинения, и не предусматривая соответствующего права для подсудимого и сторон защиты, в целом нарушает не только конституционное право на судебную защиту, но и иные права подсудимого, обеспечению которых служит принцип состязательности и равноправия сторон, закрепленный в ч. 3 ст. 123 Конституции РФ.

Достижение объективной истины в судебном процессе. Правосудие осуществляет суд в процессе судебной деятельности в рамках конкретного судопроизводства. Судебная деятельность является сложной, творческой познавательно-оценочной деятельностью, в которой активное участие принимают стороны и иные участники судопроизводства, выдвигая свои версии и свои оценки познаваемой реальности.

Познание – это отражение сознанием человека получаемой извне информации, ее мыслительная оценка на основе разума и опыта и формирование нового знания. Познание связано с мыслительными процессами, связанными с оперированием абстрактными категориями и понятиями, с умозаключением и соблюдением законов логики.

Юридическое познание, подчиняясь общим закономерностям человеческого познания, имеет специфику, особый объект познания, собственный предмет, свои формы и содержание, определяемые их правовым характером.

“Юридическое познание в области правоприменения в самом общем виде, – полагает А.В. Аверин, – представляет собой мыслительную деятельность субъектов правоприменения и выполнения ими своих должностных полномочий, осуществляемую в порядке, установленными правовыми нормами, и направленную на формирование знания о произошедшем социальном событии и на определение его юридической характеристики”^[7].

Юридическое познание правоприменительной деятельности компетентных органов и должностных лиц многообразно. Одним из видов юридического познания является судебное познание, судебная познавательно-оценочная деятельность.

Одним из важнейших теоретических и практических вопросов судебной познавательно-оценочной деятельности в процессе правоприменения является вопрос истины. Категория истины является одной из центральных в теории познания.

Истина связана с сознательной деятельностью человека, с человеческим познанием объективной реальности.

Проблема истины исследовалась в основном процессуалистами, хотя категория истины в праве и правоприменении, несомненно, является общетеоретической. Вопрос об истине в судебной познавательно-оценочной деятельности всегда был дискуссионным. В последние годы в связи с существенным изменением процессуального законодательства активизировалось внимание ученых и практиков, в частности, к таким малоизученным вопросам, как правовое мышление судей, объективная или формально-юридическая истина в судебном правоприменении, состязательность и равноправие сторон и активность суда, судебное усмотрение, судебные ошибки^[8].

В советское время была отвергнута позиция академика А.Я. Вышинского, который отрицал возможность установления объективной истины ввиду специфического характера судебного познания, ставящего судью в особые процессуальные рамки и сроки.

Советская юридическая наука стояла на позициях признания необходимости установления судом в конкретном деле объективной истины в качестве цели и принципа судопроизводства. В связи с этим М.С. Строгович писал, что истина познаваема, доступна для суда, который может ее установить, обнаружить по разрешаемым им делам.

Объективная истина есть адекватное отражение реальной действительности познающим субъектом.

Положение об объективной реальности “объективного права” и “субъективного права” имеет методологическое значение при решении вопроса о содержании истины при разрешении судом конкретных дел.

При разрешении правового конфликта судом устанавливаются как фактические обстоятельства дела в их правовой значимости, правовом измерении, так и вытекающие юридические последствия. Исходя из объективной реальности права, следует признать, что юридическая ответственность возникает с момента совершения правонарушения, независимо от того, осознает совершивший противоправное поведение как правонарушение или нет, обнаружено оно или нет компетентными органами (латентные правонарушения). Они остаются “вещью в себе” до обнаружения и установления правонарушения компетентными органами государства и должностными лицами. Установление состава правонарушения и определение меры юридической ответственности есть процесс их распредмечивания, их истинного познания.

В отношении дел публичного характера, когда решается вопрос о юридической ответственности, непреложным принципом (требованием) судебной деятельности следует считать принцип объективной истины. Истина есть цель, принцип, ориентир судебного процесса. Она устанавливается в рамках конкретного дела, в отношении конкретных лиц, участников дела, конкретной ситуации, связей, причин и следствий. Конкретность истины отражает уникальность этого дела, адекватно интерпретируемого судом в целях выявления юридического смысла с позиций правовых норм, подлежащих применению. Истина, устанавливаемая судом в рамках конкретного дела, может быть названа судебной истиной. Э.М. Мурадьян решительно и последовательно выступает за объективную судебную истину, против “суррогата истины”^[9].

Вопрос о специфике адекватного (верного) отражения предмета в выводах применяющего норму права является дискуссионным в юридической науке. По вопросу о содержании объективной истины в судебном правоприменении существует три основных подхода.

Представители первого подхода полагают, что установление объективной истины связано с адекватным отражением применяющим норму права лишь фактических обстоятельств дела (М.Г. Авдюков, С.В. Курылев, Р.Д. Рахунов, М.С. Строгович, И.В. Тыричев, М.Л. Шифман и др.^[10]).

Представители второго подхода, рассматривая фактические обстоятельства дела в правовом контексте, в содержание объективной истины включают адекватное отражение применяющим норму права фактических обстоятельств дела в их юридической квалификации (С.С. Алексеев, М.А. Гурвич, Т.Н. Добровольская, О.В. Иванов, А.Ф. Клейнман, В.Н. Кудрявцев, П.Е. Недбайло, Ю.К. Осипов, Н.Н. Полянский, Д.М. Чечот, А.С. Шляпочников и др.^[11]). “Юридическая значимость фактов общественной жизни, – как правильно отмечает П.Е. Недбайло, – объективное их свойство, которое должно получить отражение в сумме знаний, составляющих объективную истину”^[12].

Представители третьего подхода полагают, что достижение объективной истины связано с адекватным отражением применяющим норму права не только фактических обстоятельств дела в их юридической квалификации, но и юридических последствий, в том числе вида и меры юридической ответственности (Н.В. Витрук, Э.М. Мурадьян, И.И. Мухин, Ю.К. Осипов, П.Ф. Пашкевич, И.Д. Перлов, А.Л. Ривлин, Ф.Н. Фаткуллин и др.^[13]).

По мнению Т.Н. Добровольской, которое типично для тех, кто отрицает правильность третьей точки зрения о содержании объективной истины в практике применения правовых норм, “суждение судей о юридической санкции, подлежащей применению в данном конкретном случае, есть только справедливая или несправедливая субъективная оценка уже познанных судом фактов… Отсюда юридическая квалификация фактов может быть истинной или неистинной, а определение юридических последствий деяния только справедливым или несправедливым”^[14]. По сути, юридические последствия, в частности наказание, по мнению Т.Н. Добровольской, имеют чисто субъективный характер, зависят лишь от мнения правоприменителя.

Вся судебная деятельность сопровождается субъективной оценкой того, кто применяет норму права, но она имеет объективные критерии, которые закреплены законом. Уголовный закон, например, определяет не только объективные критерии справедливого наказания (ст. 60 УК РФ), но и конкретные виды и пределы уголовных наказаний за конкретные преступления. В процессе судебной деятельности идет познание объективно существующей, заданной нормой права, меры юридической ответственности. Принципы справедливости, соразмерности, индивидуализации корректируют установление объективной истины, но не устраняют ее.

Отрицание объективной реальности меры наказания и других юридических последствий, предусматриваемых санкциями правовых норм, неизбежно ведет к субъективизму и создает благоприятную атмосферу для произвольного их применения, для оправдания судебных ошибок.

Сказанное позволяет сделать вывод, что объективная истина в судебном процессе включает адекватное, достоверное установление фактических обстоятельств дела, т.е. жизненных фактов, их юридической квалификации и юридических последствий.

Содержание истины имеет особенности при осуществлении судебного нормоконтроля и иных видов судебного контроля, при установлении юридических фактов и иных категорий дел, рассматриваемых в специфических видах судопроизводства (конституционном, гражданском, арбитражном, административном, уголовном).

Конкретность истины отражает уникальность рассматриваемого судом дела, адекватного установления фактических обстоятельств дела, их правовой квалификации и юридических последствий. Законодатель исходит из презумпций добросовестности, беспристрастности судьи, достижения истины в разрешенном деле, поэтому вышестоящие судебные инстанции проверяют подлинность, достоверность установления истины лишь по жалобе сторон судебного процесса и иных лиц, определенных законом. Разрешение их жалоб служит дополнительной гарантией установления судом истины по конкретному делу.

В попытке преодоления классической парадигмы А.И. Овчинников предлагает пересмотреть, скорее отказаться от цели достижения истины в правоприменении^[15]. Автор ссылается на русских юристов и даже на А.Я. Вышинского, отрицавших возможность установления истины в судебном познании. Суждения автора как сторонника взглядов А.Я. Вышинского по рассматриваемой проблеме об индивидуальности правоприменителя, уникальности его жизненного опыта, мировоззрения, системы ценностей, глубоко индивидуальном восприятии им социальной действительности сами по себе не вызывают сомнений, но они не работают в данном контексте. Проводя некорректное сравнение юридического познания с исторической интерпретацией событий прошлого, подчеркивая ограниченность доказательственной базы и других правил судопроизводства формальной рациональностью, А.И. Овчинников приходит к выводу, что юридическое познание, составляющее основу судебного решения, “не поддается рациональному контролю”, а достижение эквивалентного воздаяния, лежащего в основе судебного решения, “в каждом конкретном деле уникально и требует консенсуального поиска всеми участниками дела”. На подобного рода суждениях лежит печать крайнего субъективизма. По мнению автора, существенное в юридическом (судебном) познании определяется “неявным знанием” правоприменителя, сформированным предыдущим правовым и жизненным опытом. При этом он не учитывает, что ориентиром для правоприменителя в юридическом познании служит норма права (закон), а критерием его познавательно-оценочной деятельности является общественная практика, воплощенная в законе.

Взгляды А.И. Овчинникова на проблему истины в правоприменении, видимо, еще не устоялись, не сформировались окончательно. Так, в завершение своих рассуждений автор отрицательно оценивает новый УПК РФ, который “освобождает судью от обязанности собирать доказательства и устанавливать истину” (выделено нами. – Н.В.).

Ряд процессуалистов полагает, что новое процессуальное законодательство отказалось от инквизиционно-розыскного судопроизводства, введя новую парадигму, связанную с особой ролью суда в условиях реального, подлинно действующего принципа состязательности и равноправия сторон в судебном процессе. Указанные авторы отводят суду роль беспристрастного руководителя процесса, обеспечивающего равные возможности для реализации сторонами своих процессуальных прав и соблюдение равных процессуальных обязанностей. Тем самым, по их мнению, в судебном процессе устанавливается не объективная истина, а формально-юридическая (судебно-процессуальная) истина, когда дело решается в формальном смысле, например лишь при наличии тех фактов и доказательств, которые были представлены сторонами в гражданском или арбитражном процессе, т.е. при соблюдении условий юридической достоверности, не идентичной подлинной.

Г.А. Жилин, проанализировав особенности современного состязательного процесса, ситуации, при которых сторона уклоняется от обязанности по доказыванию, другие объективные трудности процесса доказывания, приходит к следующему выводу: “Объективная истина не всегда достижима, и существует лишь презумпция истинности решения, если были соблюдены все предусмотренные законом правила об исследовании юридических фактов, имеющих значение для дела, и оценке представленных сторонами доказательств”^[16].

И.В. Решетникова считает, что в настоящее время необходимо констатировать отказ гражданского процессуального права от принципа установления объективной истины. Суд, по мнению данного автора, устанавливает истину, определяемую границами доказательственной деятельности^[17]. С.А. Шишкин изменения в процессуальном законодательстве квалифицирует как исключение постулата объективной истины^[18].

На таких же позициях стоит и А.В. Аверин, посвятивший этой проблеме докторскую диссертацию и ряд своих работ. Рассмотрим его аргументы более подробно.

А.В. Аверин рассуждает о многообразии объективной реальности и ограниченных человеческих возможностях для ее абсолютного познания, по существу, об относительной и абсолютной истине в развитии человеческого познания, допустимом и необходимом на философском уровне, но неприемлемом для судебного познания в разрешении конкретной спорной, конфликтной ситуации. На это неоднократно указывалось в юридической литературе. Судебное познание в поисках истины требует иного подхода.

Не совсем понятна и другая исходная позиция А.В. Аверина по вопросу реальности правосознания и права, идеального и позитивного права. Он считает, что идеальное право (абсолютный правовой идеал) как результат правосознания есть явление субъективное. Таким же субъективным явлением (имеет значение субъективной реальности) служит и позитивное право (общеобязательные правила поведения).

Объективной реальностью, по его мнению, являются лишь книги, видимо, и иные носители информации о праве. Это явно упрощенное представление о реальности и объективности правовой действительности.

В то же время А.В. Аверин признает, что юридический мир, юридическая жизнь существуют реально, подчиняются своим внутренним законам.

А.В. Аверин настойчиво противопоставляет объективную и юридическую реальность и в силу этого различает объективную и судебную (юридическую) истину. По его мнению, судья не познает объективную реальность, он познает юридическую реальность, следовательно, целью судебного познания является достижение не объективной, а судебной (юридической) истины^[19].

Заблуждение автора состоит в противопоставлении объективной действительности юридической реальности, в то время как юридическая реальность есть вид, форма проявления объективной действительности, поэтому их противопоставления не может быть в судебном познании.

А.В. Аверин, различая и противопоставляя реальную, фактическую жизнь юридической жизни, полагает, что правонарушения или другие юридические события в юридической жизни появляются и существуют не тогда, когда произошло это событие в реальной жизни, а лишь, во-первых, когда о них имеется юридическое знание, полученное в полном соответствии с законом, юридическими нормами; во-вторых, если данные правонарушения или иные юридические события юридически обоснованы совокупностью доказательств (получивших, в свою очередь, право на юридическую жизнь, поскольку возникли в соответствии с юридическими нормами); в-третьих, если данные правонарушения или другие юридические события, появившись на свет в форме юридической версии, докажут свое право на существование в юридической жизни в качестве этих самых правонарушений или иных юридических событий, выдержав юридическую критику с различных сторон^[20].

На наш взгляд, такое представление о судебном познании есть крайний юридический субъективизм. В этом случае снимается проблема латентных правонарушений, поскольку реальность и юридическая жизнь существуют сами по себе. При подобном теоретическом подходе невозможно говорить о каком-либо познании, так как нет предмета познания. Осуждая механическое “надевание платья” (правовые нормы) на “тело” (фактические отношения) и отрицая правовой характер поведения субъектов общественных отношений и событий прошлой реальной жизни как непознанную объективную реальность, как “вещь в себе”, оправдывается такое “одевание” вначале следователем, а затем судом, признавая правонарушение или иное юридическое событие таковым лишь с вынесением решения суда^[21]. На самом деле суд познает “вещь в себе”, раскрывает ее, а не наделяет правовыми свойствами реальное поведение или событие, якобы являющееся до вынесения решения безразличным, индифферентным к праву и правовому регулированию в целом. Человек, совершая преступление или иное правонарушение, как правило, осознает, что он совершает именно преступление или иное правонарушение, безотносительно к тому, будет ли это правонарушение раскрыто и осуждено.

Еще большее недоумение (и несогласие) вызывают рассуждения А.В. Аверина о ходе познавательно-оценочной деятельности следователя относительно установления фактических обстоятельств дела, имевших место в прошлом.

А.В. Аверин полагает, что, опираясь на реальные факты, прошлое можно представить лишь с определенной долей вероятности, а исследование выдвинутых версий на основе имеющихся фактов должно дать значение (представление) с достаточно высокой степенью вероятности, законченное правдоподобное суждение о произошедшем событии в рамках одной версии, тем самым подтвердить убедительность этой версии^[22]. “Окончательная версия следствия, – пишет А.В. Аверин, – должна быть правдоподобной (?), убедительной, обоснованной совокупностью разнообразных доказательств и выработанной на основе законности (?) всей следственной деятельности в рамках изучаемого дела. Эта версия не должна оставлять места для сомнений в правильности полученного знания о произошедшем событии. Любые убедительные доводы и аргументы против нее могут свидетельствовать о низкой степени достоверности представлений (выделено нами. – Н.В.) о произошедшем событии”^[23].

Итак, автор твердо стоит на позиции, что представления о прошлом событии должны быть лишь правдоподобны и с достаточно высокой степенью вероятности отражать прошлое событие и одновременно быть убедительными в их достоверности. Как можно принять такую логику? Как правдоподобное суждение следователя может быть убедительным? И о какой законности в действиях следователя можно вести речь при такой теоретико-практической установке?

Таким образом, А.В. Аверин признает существование двух истин: объективной истины и юридической истины как истины конкретного дела. “Идеальными для общества, – пишет А.В. Аверин, – являются такие условия, когда установленная судом юридическая истина максимально полно и точно отражает ту часть объективной истины (т.е. “житейской правды”), которая подпадает под действующую правовую регламентацию”^[24].

Можно сказать, что это апофеоз формальному разрешению дела, далекому от подлинного, справедливого правосудия. Двух истин не существует. Истина, тем более в конкретном деле, может быть только одна, и она должна быть установлена^[25].

Следует признать, что стремление к истине в сочетании с принципом состязательности – характерная черта российского судопроизводства. Конституционное, административное и уголовное судопроизводство имеют ярко выраженный публичный характер, и поэтому суд объективно не может устраниться от установления объективной истины по конкретным делам.

М.К. Треушников пишет: “Целью познания, в том числе и судебного, выступает достижение истины”^[26]. С. Амосов отмечает, что “традиции российского правосудия, реальная обстановка в стране возлагают на суд задачу по установлению объективной истины”^[27]. В состязательном процессе суду принадлежит руководство процессом, активное исследование доказательств, решение самого дела. В отношении дел публичного характера непреложным принципом судебной деятельности следует считать принцип достижения объективной истины. Подлинно состязательная форма судебного процесса не препятствует, а, напротив, способствует установлению истины по делу, в наилучшей степени обеспечивает соблюдение прав и законных интересов всех участников судебного процесса, выполнение задач судопроизводства.

Доказывание и оценка доказательств в судебном процессе на основе внутреннего убеждения.

Судебная деятельность представляет собой сложный познавательно-оценочный процесс по установлению объективной истины по конкретному делу, основанный на принципе доказывания.

Гарантией установления истины в конкретном деле служит доказывание по правилам, установленным законом. Именно доказывание является основной формой познавательно-оценочной деятельности, осуществляемой в установленной законом процессуальной форме. С.С. Алексеев определяет доказывание как исследовательскую деятельность, образующую содержание опосредованного юридического познания.

В общей теории процессуального права принято выделять следующие компоненты процессуального доказывания: предмет доказывания, т.е. круг фактов, подлежащих установлению и исследованию в соответствующем процессуальном производстве, время и пределы доказывания, субъекты процессуального доказывания, средства доказывания.

Доказывание как сложная многозвенная деятельность включает: 1) собирание и процессуальное закрепление доказательств; 2) исследование доказательств, включая их проверку; 3) оценку доказательств. Оценка доказательств судами, в том числе вышестоящими, проводится в соответствии с требованиями процессуального закона.

В процессе оценки доказательств необходимо решать следующие задачи: 1) об относимости доказательств; 2) о допустимости доказательств; 3) достоверности доказательств; 4) силе доказательств и их достаточности в совокупности для признания доказанности искомых фактов (М.А. Громов, С.А. Зайцева, А.В. Никифоров, Г.М. Резник, М.К. Треушников).

В конституционном судопроизводстве отношения доказывания нормативно отрегулированы минимально. Федеральный конституционный закон “О Конституционном Суде Российской Федерации” лишь перечисляет виды доказательств (объяснения сторон, показания экспертов и свидетелей, документы), не содержит каких-либо правил относительно их исследования и оценки (ст. ст. 32, 62 – 65). В Законе не отражена специфика доказательств и процесса доказывания, которая напрямую зависит от предмета доказывания. Специфика предмета доказывания в конституционном судопроизводстве заключается в том, что он ограничен вопросами права, уяснением соответствия (несоответствия) Конституции РФ объектов конституционного контроля путем их сопоставления. Следовательно, наряду со средствами доказывания, указанными в Федеральном конституционном законе “О Конституционном Суде Российской Федерации”, доказательствами конституционности (неконституционности) объектов судебного конституционного контроля являются конституционные и иные отраслевые принципы, презумпции, нормы и другие установления.

Согласно ч. 3 ст. 67 ГПК РФ и ч. 2 ст. 71 АПК РФ суд оценивает относимость, допустимость, достоверность каждого доказательства в отдельности, а также достаточность и взаимную связь доказательств в их совокупности. Никакие доказательства не имеют для суда заранее установленной силы (ч. 2 ст. 67 ГПК РФ, ч. 5 ст. 71 АПК РФ, ст. 26.11 КоАП РФ, ч. 2 ст. 17 УПК РФ).

В исследовании доказательств участвуют стороны и иные участники судопроизводства, их мнения могут существенно расходиться при решении вопросов об относимости, допустимости, достоверности доказательств, их достаточности. Закон не устанавливает правил о силе и значении отдельных доказательств в судопроизводстве. Следовательно, судье не остается иного пути, как довериться в оценке доказательств своему внутреннему убеждению.

В оценке доказательств судья руководствуется принципом свободы такой оценки, ибо она осуществляется по его внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в деле доказательств без какой-либо заранее установленной их юридической силы.

В ч. 1 ст. 67 ГПК РФ и ч. 1 ст. 71 АПК РФ установлено, что суд оценивает доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на всестороннем, полном, объективном и непосредственном исследовании имеющихся в деле доказательств.

Согласно ст. 26.11 КоАП РФ судья, члены коллегиального органа, должностное лицо, осуществляющие производство по делу об административном правонарушении, оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на всестороннем, полном и объективном исследовании всех обстоятельств дела в их совокупности.

Статья 17 УПК РФ устанавливает, что судья, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью. Включение законодателем совести в механизм формирования внутреннего убеждения судьи представляется принципиально важным.

Внутреннее убеждение – это убеждение судьи, свободное от внешнего принуждения, имеющее строго обоснованную уверенность в истинности его суждений на основе необходимых для этого объективных материалов и доказательств.

Весьма важным является указание процессуального закона (ГПК РФ, АПК РФ) о том, что внутреннее убеждение судьи не произвольно, оно должно быть обосновано на всестороннем, полном, объективном и непосредственном исследовании имеющихся в деле доказательств. Уголовно-процессуальный закон (УПК РФ) обязывает при оценке доказательств руководствоваться законом и совестью. Это более обобщенная и более точная формулировка объективных критериев, лежащих в основе свободы в оценке доказательств.

Согласно УПК РФ внутреннее убеждение судьи характеризуется наличием у него собственного взгляда на фактические обстоятельства дела, что является его неотъемлемым правом и обязанностью (ч. 1 ст. 17 УПК РФ). Уголовно-процессуальный кодекс РФ гарантирует отсутствие каких-либо заранее установленных правил о силе и значении отдельных доказательств и их достаточности для вывода (ч. 2 ст. 17). Всякая попытка наделить какое-либо доказательство предустановленной силой и значением недопустима. Однако свобода внутреннего убеждения не означает его произвольности. Судья обязан тщательно, объективно и всесторонне проверить собранные по делу доказательства. К сожалению, УПК РФ не предусмотрел принцип всесторонности, полноты и объективности рассмотрения всех обстоятельств дела в их совокупности, как это было закреплено в ст. 20 УПК РСФСР. Судья должен мотивировать свой вывод или решение по делу в соответствующем процессуальном документе (ст. ст. 256, 259, 303 УПК РФ). Ни один приговор не может быть основан на предположениях или на фактах, не проверенных и не рассмотренных, не исследованных в судебном заседании (ст. 240 УПК РФ).

Судьям гарантируется невмешательство в оценку доказательств других органов и должностных лиц, предоставляя им возможность оценить доказательства и принять решение без какого-либо внешнего воздействия (ч. 2 ст. 386 УПК РФ). Это не означает полное безразличие к оценкам доказательств других участников судебного процесса, поскольку при учете и рассмотрении их мнений судье легче прийти к правильным выводам.

Кодекс РФ об административных правонарушениях связывает оценку доказательств со всесторонним, полным и объективным исследованием обстоятельств дела в их совокупности, т.е. увязывает предмет и процесс доказывания.

Судьям гарантируется невмешательство в оценку доказательств других органов и должностных лиц, предоставляя им возможность оценить доказательства и принять решение без какого-либо внешнего воздействия, что отнюдь не означает полного игнорирования оценки доказательств других участников судебного процесса. Состязательная форма судебного процесса, несмотря на устремления сторон, не всегда совпадающих с целью достижения истины, не препятствует, а, напротив, способствует установлению истины по делу, в наилучшей степени обеспечивает соблюдение прав и законных интересов всех участников процесса, выполнение задач судопроизводства.

Об отсутствии произвольности, неограниченной свободы в оценке доказательств свидетельствует и обязанность судьи выносить мотивированное итоговое решение. Согласно ч. 4 ст. 67 ГПК РФ результаты оценки доказательств суд обязан отразить в решении, в котором приводятся мотивы, по которым одни доказательства приняты в качеств средств обоснования выводов суда, другие доказательства отвергнуты судом, а также основания, по которым одним доказательствам отдано предпочтение перед другими доказательствами. В ч. 7 ст. 71 АПК РФ установлено: результаты оценки доказательств суд отражает в судебном акте, содержащем мотивы принятия или отказа в принятии доказательств, представленных лицами, участвующими в деле, в обоснование своих требований и возражений. По делу об административном правонарушении выносится мотивированное решение (п. 6 ч. 1 ст. 29.10 КоАП РФ). В оправдательном договоре в обязательном порядке указываются основания оправдания подсудимого и доказательства, их подтверждающие, а в обвинительном приговоре – доказательства, на которых основаны выводы суда в отношении подсудимого, и мотивы, по которым суд отверг другие доказательства, мотивы решения всех вопросов, относящихся к назначению уголовного наказания, освобождению от него или его отбывания, применению иных мер воздействия, а также обоснование принятых решений и по другим вопросам, разрешаемым при постановлении приговора (п. 3 ч. 1 ст. 305, ст. 307 УПК РФ).

В конечном счете судья должен быть убежден, что им вынесено обоснованное, правомерное и справедливое решение и тем самым достигнута объективная истина по разрешенному делу.

Процессуальная деятельность и ее результаты оформляются в виде процессуальных документов.

Процессуальные документы должны отвечать определенным требованиям: быть законными и обоснованными, содержать четкое, ясное, грамотное изложение сведений, обеспечивать определенную структуру выражения, соблюдение реквизитов и т.д. Эти требования применительно к отдельным актам-документам четко закреплены в соответствующих правовых нормативных актах (Федеральный конституционный закон “О Конституционном Суде Российской Федерации”, ГПК РФ, АПК РФ, КоАП РФ, УПК РФ).

Все процессуальные документы классифицируются по следующим основаниям: 1) место и роль в динамике юридического процесса (исходные, промежуточные, завершающие и информационные процессуальные); 2) форма судопроизводства (судебно-конституционные, гражданско-процессуальные, административно-процессуальные, уголовно-процессуальные); 3) регулятивный или охранительный характер сфер правового регулирования (неюрисдикционные и юрисдикционные).

Юрисдикционные процессуальные акты, в свою очередь, можно классифицировать на: 1) обеспечивающие надежность разбирательства юридического дела (например, основная масса процессуальных документов на стадии предварительного расследования или в процессе разрешения спора о праве); 2) связанные с определением меры юридической ответственности (например, определение суда о наложении штрафов за нарушения, допущенные участвующими в деле и другими лицами в ходе подготовки и рассмотрения судом гражданского дела, постановление органа внутренних дел или должностного лица о наложении административного взыскания за административное правонарушение).

Состязательность сторон и активность суда. Дискуссия о степени активности суда в судебном процессе приобрела особую остроту в свете действия новых процессуальных законов, ГПК РФ, АПК РФ, УПК РФ. Очень часто пассивную роль суда рассматривают как черту, присущую состязательному процессу, а в активности суда видят признаки процесса следственного, розыскного.

Сторонники новой парадигмы состязательного процесса при этом максимально ограничивают активность суда (судьи), так как суд лишь объективно оценивает и взвешивает предоставленные сторонами доказательства выдвигаемых ими притязаний, версий, опровержений. Сам же суд не проявляет инициативы в получении новой информации, новых доказательств. Суд ограничивается, следовательно, достижением истины в рамках предоставленных доказательств, т.е. формально-юридической, судебно-процессуальной истиной, а не объективной истиной по делу.

Приверженцы точки зрения, согласно которой объективная истина в суде не устанавливается, исходят из опасения, что суд, руководствуясь принципом объективной истины, будет проявлять активность в собирании и исследовании доказательств, что нарушит принцип состязательности и равноправия сторон. Действительно, такая опасность существует. Однако вопрос заключается не в том, должен ли суд стремиться установить объективную истину, а в том, как он будет это делать. Если активность суда не выходит за рамки состязательных отношений, не препятствует им, более того, способствует их сохранению, она вполне допустима, а в отдельных ситуациях необходима.

Суд не может не быть активным. Активность суда осуществляется в различных направлениях. Активность проявляется прежде всего в творческой, познавательно-оценочной деятельности судьи по рассмотрению дела, связанного с установлением фактических обстоятельств дела, их правовой квалификацией и определением юридических последствий. Цель такой деятельности – установление объективной истины, вынесение правомерного, обоснованного и справедливого решения.

Судья обеспечивает организацию судопроизводства судебного заседания (протоколирование, явка сторон, доставка подсудимых, организация доступа граждан, обеспечение дисциплины в зале заседаний и др.).

Суд осуществляет руководство судебным заседанием, которое выражается не только в разъяснении сторонам и другим участникам процесса их процессуальных прав и обязанностей, но и в содействии суда реализации их прав и обязанностей, создании необходимых условий для установления фактических обстоятельств дела и правильного применения закона, всестороннего и полного исследования доказательств при рассмотрении дела (ч. 2 ст. 12 ГПК РФ, ч. 3 ст. 9 АПК РФ). В приведенных положениях процессуального закона следует обратить особое внимание на то, что речь идет о содействии и создании необходимых условий для установления фактических обстоятельств дела и правильной их правовой квалификации, а не только для исследования доказательств.

Активное поведение суда является ответной реакцией на ходатайства, заявления, просьбы участников, сторон и лиц, участвующих в деле.

Предоставляемые сторонами в процессе доказательства могут быть недостаточными для формирования вполне определенного внутреннего убеждения суда (судьи). Судья не может выносить решение или приговор, будучи внутренне не убежденным в его обоснованности, правомерности и справедливости. В этих случаях суд (судья) должен проявить активность, не ущемляя процессуальные права сторон, не принимая позицию одной из сторон. Но если судебная ошибка допущена, то она должна быть исправлена. В этом также проявляется активность суда.

Более приемлемой представляется точка зрения, согласно которой для защиты публичного интереса, как и для обеспечения реальных возможностей сторон в частном споре, требуется безусловная и объективная активность суда. Так, Л.Т. Ульянова признает состязательность и равноправие сторон единым принципом, включающим наличие сторон, равенство их прав, отделение их функций от правосудия и активность суда^[28].

Судопроизводство должно быть построено на состязании сторон и активности суда, но так, чтобы посредством этого объективная истина не отрицалась, а, напротив, достигалась.

Как известно, стороны в процессе не обладают равными реальными возможностями, поэтому можно говорить о “слабой” процессуальной стороне. Чаще всего таковыми выступают граждане в спорах с органами публичной власти, должностными лицами, с крупными работодателями. Так, малообеспеченные слои населения не могут пригласить для защиты своих интересов квалифицированных адвокатов. Да и адвокаты не имеют подчас должной квалификации и возможностей для получения новых доказательств, проведения параллельного расследования. Все эти обстоятельства суд должен учитывать в обязательном порядке, каким-то образом компенсировать эти недостатки в осуществлении принципа состязательности и равноправия сторон. Иначе правосудие не будет отвечать требованиям справедливости и своему предназначению^[29].

Активность суда проявляется в условиях возможного судейского усмотрения, существование и необходимость которого подчас подвергается серьезным сомнениям. Однако, как свидетельствует практика судебного правоприменения, судейское усмотрение допустимо и необходимо в следующих ситуациях. Во-первых, в случаях пробелов в правовом регулировании. Так, если судья приходит к твердому убеждению, что положение закона противоречит Конституции РФ, он не может применить данное положение закона. В этом случае судья на свое усмотрение может непосредственно применить положения Конституции РФ либо аналогию закона или аналогию права либо использовать субсидиарное применение правовых норм.

Во-вторых, в ситуациях, когда у судьи возникает возможность выбрать законное решение, ориентированное на такие критерии, как справедливость, целесообразность, оптимальность. Суд выбирает наиболее целесообразное решение с минимальными социальными издержками, наибольшим экономическим и иным эффектом, с учетом требований морали, традиций и обычаев (что особенно наблюдается в деятельности мировых судей). Именно о таком виде судейского усмотрения пишет израильский судья и ученый А. Барак.

В-третьих, в случаях, когда в законе содержатся оценочные критерии, понятия, применение которых также основывается на судейском усмотрении^[30].

В-четвертых, когда закон предоставляет возможность более гибкого, индивидуализированного подхода к определению юридических последствий, в частности при разрешении конкретных дел.

Устранить опасность субъективизма и произвола возможно путем введения судейского усмотрения определенных ограничений, установленных законом. Ограничения связаны с предметом рассмотрения конкретного дела, с правилами доказательственного права, порядком и пределами проведения судебного разбирательства и другими материальными и процессуальными ограничениями и запретами. Судья обязан использовать свое усмотрение разумно, здраво, справедливо^[31].

Судебный процесс должен быть построен на сочетании, взаимодействии состязания сторон и активности суда, но так, чтобы посредством этого истина не отрицалась, а, напротив, достигалась.

Та или иная степень активности суда зависит от вида (формы) судопроизводства. В конституционном судопроизводстве изначально судья, судья-докладчик активен, так как он изучает обращение и для формирования собственного мнения может затребовать заключения специалистов, экспертов, документы и т.д.

В гражданском и арбитражном процессах активность суда ограничена принципом диспозитивности, тем, что стороны самостоятельны в использовании своих процессуальных прав, вплоть до заключения между ними мирного соглашения, отказа – полного или частичного – от исковых требований.

Активность суда при решении гражданских дел не исключается, а при рассмотрении отдельных категорий дел (семейных, жилищных, трудовых), как показывает практика, крайне необходима. Именно безынициативность, пассивность суда привела к вопиющим фактам выселения детей из жилых помещений на улицу. Интересным и справедливым, отвечающим реалиям сегодняшнего дня является мнение о том, что при рассмотрении трудовых споров судья должен иметь больше прав и проявлять большую активность в процессе по примирению сторон, представлению дополнительных доказательств, обращению к услугам экспертов, проведению расследования, требованию обязательного личного присутствия сторон на судебном заседании^[32].

В административном судопроизводстве и в уголовном процессе активность суда должна быть подчинена цели достижения объективной истины по конкретному делу, а допущенная ошибка в обязательном порядке должна быть исправлена.

Оптимизация российского состязательного судопроизводства должна учитывать несколько моментов. Во-первых, целью любого вида судопроизводства (судебно-конституционного, гражданского, арбитражного, административного, уголовного) является достижение объективной истины. Во-вторых, ни состязательный, ни инквизиционный типы процесса в чистом виде не представляют собой универсальный механизм достижения целей правосудия. Учитывая необходимость защиты публичных (общественных, государственных, муниципальных) интересов, в том числе публичных интересов в частном праве, можно говорить, что, скорее всего, использование преимуществ того или иного типа судопроизводства ведет к их сближению и синтезу^[33].

Право быть судимым без неоправданной задержки. Принцип непрерывности судопроизводства. Провозглашенная в ст. 46 Конституции РФ гарантия судебной защиты предполагает обеспечение каждому обвиняемому в преступлении права быть судимым без неоправданной задержки (подп. “c” п. 3 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах). В Постановлении от 2 июля 1998 г. N 20-П Конституционный Суд РФ отметил, что, откладывая либо приостанавливая разбирательство по делу, направляя дело для производства дополнительного расследования или распуская коллегию присяжных заседателей и возобновляя в связи с этим подготовку к судебному заседанию, как это имело место по делам обратившихся в Конституционный Суд РФ, суд фактически переносит осуществление правосудия на неопределенный срок. В подобных ситуациях объективно создаются препятствия для дальнейшего движения дела, а невозможность обжаловать такие решения суда первой инстанции и, значит, своевременно проверить их до вынесения приговора порождает опасность неоправданной и незаконной задержки в принятии окончательного решения по делу. Нарушенные при этом конституционные права вообще не обеспечиваются судебной защитой именно потому, что после вынесения окончательного решения по делу они уже не могут быть восстановлены.

Конституционный Суд РФ пришел к выводу, что предоставление подсудимым гарантий судебной защиты от необоснованного и незаконного применения к ним принудительных мер при обжаловании выносимых в ходе судебного разбирательства решений суда первой инстанции не должно приводить ни к приостановлению исполнения обжалуемого решения, ни к приостановлению производства по делу в суде первой инстанции, с тем чтобы не нарушался действующий в уголовном судопроизводстве принцип непрерывности, который является, в частности, условием реализации права обвиняемого быть судимым без неоправданной задержки. Кроме того, исходя из принципа независимости судей, кассационный порядок обжалования промежуточных решений суда первой инстанции должен исключать какое-либо ограничение его дискреционных полномочий не только в части завершающих рассмотрение выводов, но и применительно к последующим промежуточным процессуальным решениям, потребность в которых может возникнуть в ходе судебного разбирательства до вынесения приговора.

Безусловность исполнения судебных решений, вступивших в законную силу. Конвенция о защите прав человека и основных свобод (ст. 46), Европейский суд по правам человека исходят из того, что обязательное исполнение окончательного судебного решения в полном объеме является неотъемлемым качеством справедливого правосудия суда и судопроизводства.

В решении от 19 марта 1997 г. по делу “Хорнсби против Греции” Европейский суд по правам человека еще раз подтвердил неоднократно выражавшуюся им позицию, согласно которой “право на суд” стало бы иллюзорным, если бы правовая система государства позволяла, чтобы окончательное обязательное судебное решение оставалось недействующим в ущерб одной из сторон, поскольку исполнение решения, вынесенного любым судом, должно рассматриваться как неотъемлемый элемент права на судебную защиту.

В решении от 7 мая 2002 г. по делу “Бурдов против России” Европейский суд по правам человека еще раз подтвердил свою правовую позицию, выраженную в решении по делу “Хорнсби против Греции”, признал, что длительное (на протяжении нескольких лет) неисполнение судебных решений является нарушением положений п. 1 ст. 6 (право на справедливое судебное разбирательство) Конвенции о защите прав человека и основных свобод и ст. 1 (защита собственности) Протокола N 1 к Конвенции, и обязал Российскую Федерацию выплатить А. Бурдову в качестве компенсации морального ущерба 3 тыс. евро. Суд специально подчеркнул, что государство не может ссылаться на финансовые трудности в оправдание неисполнения судебного решения.

Кроме того, Европейский суд по правам человека особо отметил, что нарушение “права на суд” может приобрести форму задержки исполнения решения, которая искажала бы саму суть данного права, гарантируемого ст. 6 Конвенции (Постановление от 18 ноября 2004 г. по делу “Вассерман против России”).

По терминологии Европейского суда по правам человека в этих случаях положение Конвенции о справедливом и эффективном правосудии лишается полезного смысла.

В Постановлении от 30 июля 2001 г. N 13-П по делу о проверке конституционности положений подп. 7 п. 1 ст. 7, п. 1 ст. 7, п. 1 ст. 77 и п. 1 ст. 81 Федерального закона “Об исполнительном производстве” в связи с запросами Арбитражного суда Воронежской области, Арбитражного суда Саратовской области и жалобой ОАО “Разрез “Изыхский” Конституционный Суд исходя из положений Конституции РФ констатировал следующее.

Защита нарушенных прав не может быть признана действительной, если судебный акт или акт иного уполномоченного органа своевременно не исполняется. При этом Конституционный Суд РФ согласился с решением Европейского суда по делу “Хорнсби против Греции”.

В Постановлении от 19 июня 2002 г. N 11-П по делу о проверке конституционности ряда положений Закона РФ от 18 июня 1992 г. “О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС” (в ред. от 24 ноября 1995 г. и от 12 февраля 2001 г.), Федеральных законов от 12 февраля 2001 г. “О внесении изменений и дополнений в Закон Российской Федерации “О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС”, от 19 июня 2000 г. “О минимальном размере оплаты труда” и от 7 августа 2000 г. “О порядке установления размера стипендий и социальных выплат в Российской Федерации” в связи с запросами Верховного Суда РФ и Октябрьского районного суда г. Краснодара, жалобами граждан и общественных организаций чернобыльцев Конституционный Суд РФ отметил следующее. Судебные решения о возврате недополученных сумм возмещения вреда должны исполняться в установленные судом сроки, в противном случае доступ к правосудию существенно ограничивается. При этом Конституционный Суд РФ основывался и на решении Европейского суда по правам человека по делу “Бурдов против России”, где тот указал, что государство не вправе ссылаться на недостаток денежных средств как на причину невыплаты долга по судебному решению.

Конституционный Суд РФ отмечает, что законодатель обязан предусмотреть надлежащий организационно-правовой механизм исполнения судебных решений и вправе урегулировать порядок принудительного исполнения судебных актов, а также права и обязанности участников исполнительного производства^[34].

Исполнительное производство составляет важный заключительный этап судебного процесса, имеющий специфические принципы и особенности, а в целях организационного обеспечения исполнения судебных решений и приговора созданы специальная служба судебных приставов и система органов, исполняющих уголовные наказания.

Проблема исполнения судебных решений остается острой, особенно когда речь идет о взыскании денежных средств, возмещении вреда, нанесенного физическим и юридическим лицам в результате преступлений, иных незаконных действий органов публичной власти, их должностных лиц либо природных и техногенных катастроф. До сих пор половина административных денежных штрафов не взыскивается. Есть недостатки и в исполнении решений Конституционного Суда РФ, конституционных и уставных судов субъектов РФ. Большое количество нарушений ст. 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, зафиксированное Европейским судом по правам человека, связано с неисполнением решений судов общей и арбитражной юрисдикции, что свидетельствует о том, что проблема неисполнения судебных решений приобрела системный характер и она требует эффективного решения.

В 2007 г. Европейский суд по правам человека принял 175 постановлений о нарушениях Россией Конвенции о защите прав человека и основных свобод, 138 из них касались нарушений ст. 6 Конвенции, более половины из них составляет констатация неисполнения судебных решений по социальным вопросам (пенсии, пособия, выделение жилья внеочередникам). Не исполняются судебные решения по детским и “чернобыльским” пособиям, по компенсации матерям погибших в Чечне солдат. Растет число военных, пенсионеров и военнослужащих, годами ожидающих выплаты по суду надбавок к пенсиям, так называемых боевых^[35], задолженности по отпускам и командировкам. 40% российских дел, признанных Европейским судом по правам человека приемлемыми, касаются неисполнения судебных решений.

Причинами неисполнения судебных решений являются недостатки самих судебных решений, неэффективность работы судебных приставов, отсутствие надлежащего бюджетного финансирования, несовершенство самого исполнительного производства, неприменение ст. 315 УК РФ, установившей уголовную ответственность за злостное неисполнение вступивших в законную силу судебных решений, равно как и за воспрепятствование их исполнению, других мер юридической ответственности (дисциплинарной, административной, гражданско-правовой)^[36].

Обязательность исправления судебной ошибки. Возможность познать объективную истину еще не означает ее реального познания. Путь к установлению объективной истины весьма сложен. Поиски истины в сфере правосудия нередко осложнены стремлением заинтересованных лиц (обвиняемых, потерпевших и др.) ввести в заблуждение суд. Но такие трудности, имеющие практический характер, можно и нужно преодолевать. Это означает, что в том или ином случае познающий может ошибиться, принять истину за ложь и наоборот. Поэтому возможны судебные ошибки. Вместе с тем не исключена гносеологическая возможность их устранения. Судебная ошибка может быть допущена исключительно судом. Неисполнение или ненадлежащее исполнение своих обязанностей, злоупотребление своими правами участников процесса создают условия для совершения судебных ошибок. Сущность такой ошибки состоит в том, что она является нарушением закона и влечет вынесение неправомерного, необоснованного решения.

Ошибочное судебное решение не может рассматриваться как справедливый акт правосудия и должно быть исправлено. Эта же мысль подтверждена Конституционным Судом РФ в Постановлении от 3 февраля 1998 г. N 5-П: судебное решение не может быть признано справедливым, если допущена судебная ошибка. Пункт 6 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах предусматривает, что судебное решение подлежит пересмотру, если “какое-либо новое или вновь обнаруженное обстоятельство неоспоримо доказывает наличие судебной ошибки”.

Судебная ошибка есть непреднамеренное (в силу внутреннего убеждения) объективно противоправное деяние судьи, препятствующее установлению объективной истины в конкретном деле, касается ли оно установления фактических обстоятельств дела, его правовой квалификации или определения юридических последствий либо существенного нарушения процессуальных правил.

В идеале всякая судебная ошибка должна быть исправлена. Для выявления и исправления судебных ошибок в законодательстве устанавливается соответствующий механизм (право обжалования, судебный контроль, инстанционный порядок рассмотрения дела и др.).

Судебная ошибка, квалифицируемая как правонарушение, не нарушает правовой режим конституционности и законности. Она нарушает правопорядок, в том числе конституционный порядок. Нарушениями конституционности и законности являются те судебные решения, которые приняты в результате преступления в виде злоупотребления должностными полномочиями в силу корыстных побуждений, коррупции (получение взяток и проч.), которые подлежат уголовному преследованию.

Четкое представление о причинах судебных ошибок позволяет вырабатывать меры по их предупреждению и устранению. В целом законодательная база и практика предлагают довольно небольшой перечень реальных способов предупреждения и избежания судебных ошибок. Основные из них: направление дела на дополнительное расследование, определенная политика подбора кадров в органы правосудия, производство в кассационной инстанции по жалобам и протестам, принесенным на не вступившие в законную силу решения и определения суда первой инстанции, пересмотр в порядке надзора, а также пересмотр по вновь открывшимся обстоятельствам решений, определений и постановлений, вступивших в законную силу. К предупреждению судебных ошибок приведет и повышение юридической (дисциплинарной) ответственности судей за допущенные ошибки. Повышение квалификации и профессионализма судей, всех участников процесса (прокуроров, адвокатов и др.) также поможет избежать судебных ошибок.

Чрезвычайно важным является выявление причин и условий, вызывающих и способствующих совершению судебных ошибок, что дает возможность использовать согласованные средства и способы по их предупреждению, а также по выявлению и исправлению ошибок в судебной деятельности и устранению их негативных последствий.

Совершение судебных ошибок обусловлено отсутствием системности в правотворческой деятельности, коллизионностью и пробельностью действующего законодательства, низким уровнем профессионализма правовой культуры, правосознания правонарушителей, а также слабым материально-техническим, информационным обеспечением, перегруженностью судей, несовершенством самой системы судов, распределения между ними функций и полномочий, отсутствием научной организации труда, действенного общественного контроля.

Эффективность выявления и исправления судебных ошибок, устранение их негативных последствий зависит от следующих факторов:

1) новых акцентов в определении целей, задач и основных направлений конституционно-правовой политики в защитной деятельности судов;

2) обобщения и использования опыта по типизации и технологии выявления судебных ошибок;

3) эффективности и оперативности рассмотрения жалоб на действия судов и судей, работников аппаратов судов;

4) эффективности конституционного и иного судебного контроля;

5) системной модернизации судебных органов и иных правоохранительных органов, содействующих осуществлению правосудия;

6) совершенствования всех способов по исправлению судебных ошибок.

Исправление судебных ошибок непосредственно связано и с проблемой надзорного производства, когда нарушается принцип res judicata (права, обретенного в суде) как основы правовой определенности.

Европейский суд по правам человека исходит из того, что отмена судебного решения в надзорной инстанции не может быть оправдана лишь тем обстоятельством, что суд надзорной инстанции не согласился с оценкой нижестоящими судами обстоятельств дела и выбором подлежащей применению нормы материального права. Из этих же установок исходит и Конституционный Суд РФ.

Реформирование надзорного производства должно привести к тому, что надзор будет применяться в исключительных случаях, а вся тяжесть по устранению судебных ошибок ляжет на полноценную кассацию.

1. По существу, подобный вывод делает и Н.А. Тузов. Анализ законодательно закрепленных задач различных видов судопроизводства позволил ему сделать вывод, что основной целью судебной власти, судов, правосудия, судопроизводства является правовая защита различных субъектов прав и основ конституционного строя. Не менее важной задачей судебной власти, по мнению Н.А. Тузова, служит обеспечение баланса частных и публичных интересов (см.: Тузов Н.А. Признаки судебной власти, объективированные в судебных актах // Российское правосудие. 2007. N 8 (16). С. 14, 15). ↑

2. См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 2 февраля 1996 г. N 4-П по делу о проверке конституционности п. 5 ч. 2 ст. 371, ч. 3 ст. 374 и ч. 2 ст. 384 УПК РСФСР в связи с жалобами граждан К.М. Кульнева, В.С. Лалуева, Ю.В. Лукашова и И.П. Серебренникова. ↑

3. См.: Абросимова Е.Б. Судебная власть в Российской Федерации: система и принципы. М., 2002. С. 49 – 144; Витрук Н.В. Конституционное правосудие. С. 318 – 331; Открытость правосудия в России: проблемы и перспективы правового регулирования / Под ред. С.В. Кабышева, Н.Н. Чучелиной. М., 2007; Мурадьян Э.М. Судебное право. СПб., 2007. С. 329 – 473; Анишина В.И. Конституционно-правовая доктрина самостоятельности судебной власти в современной России: проблемы теории и практики реализации. М., 2008. С. 89 – 150; и др. ↑

4. См.: Заявление пресс-службы Конституционного Суда Российской Федерации // Российская газета. 1998. 15 июля. ↑

5. См.: Ершов В.В. Прямое применение Конституции Российской Федерации. От решения Пленума Верховного Суда Российской Федерации до постановления Конституционного Суда Российской Федерации // Российская юстиция. 1998. N 9. С. 2 – 4; N 10. С. 2 – 4; Жилин Г.А. Цели гражданского судопроизводства и их реализация в суде первой инстанции. М., 2000. С. 103 – 122; и др. ↑

6. См. также: Определение Конституционного Суда РФ от 4 июня 1998 г. N 89-О по жалобе гражданина Генина А.И. на нарушение его конституционных прав п. 1 ч. 2 ст. 122 ГПК РСФСР. ↑

7. Аверин А.В. Истина и судебная достоверность (постановка проблемы). 2-е изд. СПб., 2007. ↑

8. См.: Овчинников А.И. Правовое мышление в герменевтической парадигме. Ростов н/Д, 2002; Он же. Правовое мышление: теоретико-методологический анализ. Ростов н/Д, 2003; Барак А. Судейское усмотрение / Пер. с англ. М., 1999; Аверин А.В. Правоприменительная деятельность суда и формирование научно-правового сознания судей. Проблемы теории и практики. Саратов, 2003; Он же. Судебная достоверность (постановка проблемы). Владимир, 2004; Лисюткин А.Б. Юридическое значение категории “ошибка”: теоретико-методологический аспект. Саратов, 2001; Он же. Вопросы методологии исследования категории “ошибка” в правоведении. Саратов, 2001; Мурадьян Э.М. Истина как проблема судебного права. М., 2004; Жилин Г.А. Цели гражданского судопроизводства и их реализация в суде первой инстанции; Мохов А.А. Принцип судебной истины и проблемы его реализации в гражданском судопроизводстве России // Право и политика. 2002. N 12; Бурмакин С. Принцип состязательности в теории и судебной практике // Российская юстиция. 2001. N 5; Смирнов А.Б. Модели уголовного процесса. СПб., 2000; Волкова Е.И. Судебное правоприменение как познавательно-оценочная деятельность (вопросы теории): Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Белгород, 2009; и др. ↑

9. См.: Мурадьян Э.М. Истина как проблема судебного права. ↑

10. См.: Строгович М.С. Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе. М., 1955. С. 51; Советское гражданское процессуальное право / Под ред. К.С. Юдельсона. М., 1965. С. 48; Дюрягин И.Я. Применение норм советского права. Свердловск, 1973. С. 63; Авдюков М.Г. Принцип законности в гражданском судопроизводстве. М., 1970. С. 84, 85; Курылев С.В. Установление истины в советском правосудии: Автореф. дис. … д-ра юрид. наук. М., 1967. С. 16; и др. ↑

11. См.: Полянский Н.Н. Вопросы теории советского уголовного процесса. М., 1956. С. 117; Недбайло П.Е. Применение советских правовых норм. М., 1960. С. 236 – 238; Пиголкин А.С. Изучение фактических данных и обстоятельств дела при применении норм права // Советское государство и право. 1968. N 9. С. 37; Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступления. М., 1972. С. 51; Мартьянов И.В., Рабинович П.М. Теоретические вопросы применения права // Правоведение. 1975. N 1. С. 123; Пьянов Н.А. Истина в правоприменительной деятельности: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 1987. С. 5. ↑

12. Недбайло П.Е. Применение советских правовых норм. С. 228. ↑

13. См.: Витрук Н.В. Об онтологическом статусе объективного и субъективного права (к дискуссии об объективном и субъективном в праве). С. 92, 93; Мухин И.И. Объективная истина и некоторые вопросы оценки судебных доказательств при осуществлении правосудия. Л., 1971. С. 42 – 53; Осипов Ю.К. К вопросу об объективной истине в судебном процессе // Правоведение. 1960. N 2. С. 121, 122; Фаткуллин Ф.Н. Общие проблемы процессуального доказывания. Казань, 1973. С. 28, 29. ↑

14. Тезисы докладов и сообщений на межвузовской конференции по теоретическим и методологическим проблемам правовой науки. Кишинев, 1965. С. 208. ↑

15. См.: Овчинников А.И. Правовое мышление: теоретико-методологический анализ. С. 206 – 215, 222 – 224. ↑

16. Жилин Г.А. Цели гражданского судопроизводства и их реализация в суде первой инстанции: Автореф. дис. … д-ра юрид. наук. М., 2000. С. 64. ↑

17. См.: Решетникова И.В. Курс доказательственного права в российском гражданском судопроизводстве. М., 2000. С. 11. ↑

18. См.: Шишкин С.А. Состязательность в гражданском и арбитражном судопроизводстве. М., 1997. С. 61, 122. ↑

19. См.: Аверин А.В. Судебное правоприменение и формирование научно-правового сознания судей (проблемы теории и практики): Автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Саратов, 2004. С. 35, 36. ↑

20. См.: Аверин А.В. Истина и судебная достоверность (постановка проблемы). С. 124. ↑

21. В отзыве на докторскую диссертацию профессор В.М. Сырых справедливо заметил, что правонарушение является таковым с момента его совершения, т.е. осуществления виновных противоправных деяний деликтоспособным лицом, и независимо от его последующих оценок участниками соответствующего правоотношения и правоприменительных органов (отзыв помещен в книге: Аверин А.В. Истина и судебная достоверность (постановка проблемы). С. 310, 311). ↑

22. См.: Аверин А.В. Истина и судебная достоверность (постановка проблемы). С. 117, 118. ↑

23. Там же. С. 122. ↑

24. Там же. С. 133, 134. ↑

25. В отзывах на докторскую диссертацию В.М. Сырых и А.С. Пиголкин справедливо отмечали, что философия не знает деления истины на виды сообразно специфике предметной сферы отдельных отраслей научного знания и практического познания, она исходит из положения о всеобщем характере объективной истины, имеющей место в любой форме человеческого познания, а юридическая реальность (истина) – это форма, одно из специфических проявлений объективной реальности (объективной истины) (отзывы помещены в книге: Аверин А.В. Истина и судебная достоверность (постановка проблемы). С. 311, 321). ↑

26. Треушников М.К. Судебные доказательства. М., 1998. С. 9. ↑

27. Амосов С. Пределы судебного познания в процессуальном праве // Российская юстиция. 2001. N 1. С. 33. ↑

28. См.: Уголовный процесс / Под ред. К.Ф. Гуценко. М., 2000. С. 68 (автор – Л.Т. Ульянова). ↑

29. Профессор В.В. Ершов пишет, что по мере становления государства, развития адвокатуры, улучшения финансового положения граждан и повышения уровня их правовой культуры, видимо, можно будет постепенно приближаться к чистой состязательности сторон (см.: Ершов В.В. Теоретические и практические проблемы прямого применения Конституции РФ // Российское правосудие. 2007. N 7). ↑

30. Отмечая, что оценочные положения в нормативных актах имеют естественный и объективный характер, В.В. Ершов справедливо полагает, что оценочные нормы необходимо толковать не произвольно, а с учетом конкретных фактических обстоятельств, принципов и общего смысла международного и национального права, систематического толкования иных правовых норм, общей теории права (см.: Ершов В.В. Судебное правоприменение: актуальные теоретические и практические проблемы // Российское правосудие. 2006. N 5. С. 11). ↑

31. См.: Клеандров М.И. О судейском усмотрении // Российское правосудие. 2007. N 6 (14). С. 14 – 16; Мартышин В.Н. Пределы судейского усмотрения и механизмы его ограничения в уголовном судопроизводстве // Российское правосудие. 2008. N 4 (24). С. 61 – 67. ↑

32. См.: Омаркадиева М.К. Предпосылки становления специализированных трудовых судов Российской Федерации // Концепция развития судебной системы и системы добровольного и принудительного исполнения решений Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции, арбитражных, третейских судов и Европейского суда по правам человека. Краснодар; СПб., 2007. С. 292. ↑

33. См.: Волкова Е.И. Активность суда в контексте действия принципа состязательности и равноправия сторон // Российское правосудие. 2008. N 10. С. 4 – 12. ↑

34. См.: Постановление Конституционного Суда РФ от 14 июля 2005 г. N 8-П по делу о проверке конституционности отдельных положений Федеральных законов о федеральном бюджете на 2003 г., на 2004 г. и на 2005 г. и Постановления Правительства РФ “О порядке исполнения Министерством финансов Российской Федерации судебных актов по искам к казне Российской Федерации на возмещение вреда, причиненного незаконными действиями (бездействием) органов государственной власти либо должностных лиц органов государственной власти” в связи с жалобами граждан Э.Д. Жуховицкого, И.Г. Пойма, А.В. Понятовского, А.Е. Чеславского и ОАО “Хабаровскэнерго”. ↑

35. См.: Ковлер А.И. Правовые позиции Европейского суда по правам человека по делам против Российской Федерации (2006 – 2008 гг.) // Российское правосудие. 2008. N 8 (28). С. 7; Джиакумопулос К. Исполнение Российской Федерацией постановлений Европейского суда по правам человека // Российское правосудие. 2008. N 8 (28). С. 17. ↑

36. См.: Витрук Н.В. Конституционное правосудие. Судебно-конституционное право и процесс. С. 397 – 405, 514, 515; Малгин И.Н. Исполнение судебных актов конституционных (уставных) судов субъектов Российской Федерации // Российское правосудие. 2007. N 10. С. 35 – 43; Панкова О.В. Проблемы реализации административной ответственности в сфере исполнительного производства // Российское правосудие. 2007. N 2 (10). С. 19 – 27; Лаптев П.А., Девятко А.Ю., Боков С.В. Вопросы ответственности за неисполнение решений суда // Российское правосудие. 2008. N 1 (21). С. 4 – 9. ↑