Злоупотребление правом особым образом связано с некоторыми недействительными сделками, которые можно определить как «порочные». Злоупотребление правом, как уже отмечалось выше, есть деяние, т. е. юридически значимый акт одностороннего характера, который не ведет к возникновению правоотношений, помимо предопределяемых конституционной противоправностью происходящего. Правомерные сделки, хотя бы и односторонние, напротив, ведут к возникновению и прекращению гражданских правоотношений. Однако если сделка недействительна, она также не влечет юридических последствий, за исключением тех, которые связаны с ее недействительностью (п. 1 ст. 167 ГК РФ). По общему правилу ничтожной является сделка, не соответствующая требованиям закона или иных правовых актов (ст. 168 ГК РФ). По смыслу положений п. 1 и 2 ст. 2 и п. 2 ст. 3 ГК РФ речь здесь идет о требованиях норм гражданского права и основанных на этих нормах правоприменительных требованиях. Формулировка о несоответствии ничтожных сделок таким требованиям позволяет признать, что действия лиц, их совершающих, могут иметь и объективно противоправный, и злонамеренный характер. В любом случае совершение таких сделок противоречит конституционной обязанности всех субъектов права, установленной ч. 2 ст. 15 Конституции РФ.

Своеобразная конкуренция норм, определяющих последствия недействительных сделок, с одной стороны, и норм, обеспечивающих противодействие злоупотреблениям правом, с другой стороны, порождает сложные правоприменительные коллизии. Так, злоупотреблением правом были признаны действия юридического лица, которое купило недвижимое имущество (здания санатория), воспользовавшись тем, что единоличный исполнительный орган продавца при заключении договоров купли- продажи действовал явно в ущерб продавцу. В результате санаторий утратил возможность использовать имущество, необходимое ему для осуществления основной деятельности, и понес дополнительные расходы по аренде этого же имущества, многократно превышающие сумму, полученную им за проданное имущество в качестве покупной цены^[1]. Такие действия нельзя признать добросовестными, однако с учетом всех обстоятельств дела (впоследствии здание лечебно-спального корпуса было включено в уставный капитал вновь созданного покупателем закрытого акционерного общества и затем перепродано по более высокой цене иностранной компании) соответствующим конституционным требованиям справедливости было бы, на наш взгляд, применение в данном деле ст. 169 ГК РФ.

В указанной статье Кодекса законодатель выделил ничтожные сделки, совершенные с целью, заведомо противной основам правопорядка и нравственности, и предусмотрел для них особые правовые последствия. При наличии умысла у обеих сторон такой сделки — в случае исполнения сделки обеими сторонами — в доход Российской Федерации взыскивается все полученное ими по сделке, а в случае исполнения сделки одной стороной с другой стороны взыскивается в доход Российской Федерации все полученное ею и все причитавшееся с нее первой стороне в возмещение полученного. При наличии умысла лишь у одной из сторон такой сделки все полученное ею по сделке должно быть возвращено другой стороне, а полученное последней либо причитавшееся ей в возмещение исполненного взыскивается в доход Российской Федерации.

Правомерность взыскания имущества в доход государства по подобным ничтожным сделкам при необходимости (публично-правовой спор) устанавливается решением суда и тем самым оформляется уже как лишение собственника имущества, возможность чего предусмотрена ч. 3 ст. 35 Конституции РФ. Такое лишение, однако, не связывается Конституцией РФ исключительно с мерой юридической ответственности за правонарушение. Вследствие этого есть два варианта правовой характеристики нормативной конструкции. Первый: признать, что ст. 169 ГК РФ устанавливает публичную (карательную либо правовосстановительную) гражданско-правовую ответственность за деяния определенного рода — имеющие такой факультативный квалифицирующий признак субъективной стороны содеянного (заключения и исполнения сделки), как цель, заведомо противную основам правопорядка и нравственности. Второй: признать, что здесь предусмотрены исключительные меры реагирования на особые правовые злоупотребления.

Второй вариант выглядит более убедительным. Во- первых, объективная сторона действий сторон при ничтожных сделках фактически воспроизводит по содержанию правомерную реализацию ими субъективных гражданских прав^[2]. Во-вторых, основы правопорядка (как юридическая составляющая основ конституционного строя, определенных в гл. 1 Конституции РФ) и нравственность, безусловно, являются базовыми конституционными ценностями. Осознанное пренебрежение ими, намеренный подрыв (умаление) конституционной достоверности, во всяком случае, посредством злоупотребления правом, недопустимы. Однако при характеристике объективной стороны правонарушений использование названных оценочных понятий предполагает их развернутую конкретизацию. Квалификация злоупотребления правом, напротив, допускает необходимую в данном случае свободу конституционных судебных усмотрений.

Особый (исключительный) характер меры публичноправового (государственного) реагирования на подобные сделки объясняется, помимо весомости охраняемых ценностей, тем, что при этом лица злоупотребляют свободой договора либо согласованно (совместно), либо в силу допущения (попустительства) другой стороны. Вследствие такого намеренного либо допущенного попустительством одной из сторон злостного соглашения (договора) ничтожная сделка имитирует юридический акт, что может крайне негативно повлиять на самые разные, в том числе публично-правовые, отношения, поставить под угрозу права и законные интересы неопределенного круга лиц. Происходящее поэтому может быть понято как длящееся согласованное злоупотребление правом, которое пресекается посредством мер, предусмотренных ст. 169 ГК РФ.

Следует подчеркнуть, что ничтожные сделки выявляются, как правило, не судами, а иными публично-властными органами, например налоговыми инспекциями, поскольку подобные деяния часто используются для имитации объективной невозможности выполнения конституционной обязанности по уплате законно установленных налогов и сборов. Подтверждая законность требований налоговых органов о взыскании имущества в доход государства, суды одновременно отказывают в защите прав их участников на основании п. 2 ст. 10 ГК РФ.

В структуре явления, определяемого в целом как «порочная» сделка, злоупотребление правом только предопределяет появление документов (актов), безосновательно утверждающих юридический характер сделок как таковых. Но негативные последствия ничтожных сделок применяются к лицам, злоупотребившим правом при заключении и исполнении этих сделок. К сожалению, суды не всегда правильно проводят связанное с этим необходимое разграничение.

Например, по одному из дел арбитражным судом первой инстанции были правильно квалифицированы как злоупотребление правом действия одного хозяйствующего субъекта (общества с ограниченной ответственностью), заключившего договор доверительного управления имуществом с другим хозяйствующим субъектом (акционерным обществом) и принявшего ценные бумаги последнего в доверительное управление. Эти ценные бумаги были арестованы в порядке исполнения сводного исполнительного производства, возбужденного в отношении акционерного общества. Суд отказал в удовлетворении иска об освобождении имущества от ареста, руководствуясь положениями ст. 10 ГК РФ, поскольку установил, что фактической целью заключения договора явилось сокрытие имущества учредителя доверительного управления от обращения на него взыскания по требованиям кредиторов. Однако суд апелляционной инстанции, оставив это решение в силе, изменил мотивировку, указав на ничтожность договора доверительного управления имуществом в силу ст. 168 ГК РФ, поскольку при заключении этого договора было допущено нарушение требований ст. 10 ГК РФ. Суд заключил, что ввиду ничтожности договора доверительного управления имуществом у истца отсутствует право требовать освобождения ценных бумаг от ареста^[3].

В таком варианте трактовки ситуации много спорного. Злоупотребление правом здесь фактически приравнивается к нарушению закона, некорректно интерпретируется отсутствие права требования, установленного п. 3 ст. 1020 ГК РФ, а главное, не дается видовая характеристика ничтожной сделки и, как следствие, не получают надлежащей оценки и реагирования действия сторон. На наш взгляд, цель сокрытия имущества от обращения на него законного взыскания должна определяться как заведомо противная основам правопорядка.

К сожалению, это не единичный случай. Суды квалифицируют сделки как ничтожные в силу нарушения при их заключении требований ст. 10 ГК РФ, не найдя для этого более убедительных оснований, поскольку, например, цель сокрытия имущества должника от обращения на него взыскания по требованиям кредиторов посредством заключения договора купли-продажи мало подходит для квалификации такой сделки как мнимой^[4]. Однако неконституционность названной цели столь же очевидна, как и, например, цели уклонения от уплаты налогов.

Идея конституционного правопорядка предполагает, что конституционные публичные и частные интересы подлежат равной защите. Фактически игнорируя ст. 169 ГК РФ, суды, возможно (презумпция невиновности), стремятся избежать обвинений в несоразмерном ограничении имущественных прав. Между тем в решениях Конституционного Суда РФ было подчеркнуто, что данная статья прямо направлена против антисоциальных сделок, а понятия «основы правопорядка» и «нравственность» не являются настолько неопределенными, чтобы не обеспечивать единообразного понимания и применения соответствующих законоположений^[5]. Разумеется, ст. 169 ГК РФ должна применяться с учетом всех фактических обстоятельств совершенных сторонами деяний и их последствий. Однако настаивать на том, чтобы законодатель установил круг норм, охраняющих основы правопорядка (к чему призывают отдельные авторы), можно только в отрыве от реалий современного права.

Злоупотребление правом всегда антисоциально, поскольку оно неконституционно. Действия, обусловленные стремлением любыми путями обойти закон, уклониться от требований, определенных законодателем, и в конечном счете от надлежащего выполнения конституционных обязанностей, заведомо противны основам конституционного правопорядка. Правопорядок немыслим там, где граждане полагают допустимым поступать и действуют подобным образом. Главная же побудительная причина и цель таких злоупотреблений — это невыполнение (ненадлежащее выполнение) конституционных обязанностей человека и гражданина. Таких, например, как обязанности платить законно установленные налоги и сборы, исполнять решения суда, надлежащим образом погашать кредиторскую задолженность (договоры должны исполняться), нести расходы по содержанию несовершеннолетних детей и нетрудоспособных родителей, соблюдать ограничения государственной службы, исключительно целевым образом расходовать бюджетные средства и проч. Кроме того, с позиций конституционного правопонимания следует исходить из достоверности конституционной обязанности каждого добросовестно пользоваться своими неотчуждаемыми правами и свободами, в том числе совершая действия, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей.

Злоупотребление правом при заключении и исполнении антисоциальных сделок по аналогии с преступлениями (при всей условности такого сравнения) может быть отнесено к категории «особо тяжкого». Не случайно едва ли не каждое из подобных деяний при наличии дополнительных квалифицирующих признаков преобразуется законодателем в административное правонарушение или преступление. Потому предусмотренные законодателем меры конституционного реагирования на такие злоупотребления представляются вполне адекватными. Они отвечают конституционным принципам справедливости и эквивалентности. Фактически лицо, злоупотребляющее правом подобным образом, само определяет масштаб ограничений, которые оно должно будет претерпеть по решению суда. Суды же дают юридическую квалификацию содеянного с учетом всех установленных обстоятельств: размера возможных государственных потерь, изощренности (продуманности, подготовленности) способа (схемы) злоупотребления, его неоднократности, деструктивно-резонансного эффекта в конкретной социально-экономической ситуации и т. д.

Отдельного упоминания заслуживает вопрос о последствиях исполнения сделки, заведомо противоречащей основам нравственности. Имущественные ограничения, которые должно претерпеть лицо, осознанно совершившее такую сделку, нужно воспринимать в контексте признания российским народом нравственности как одной из тех конституционных ценностей, в целях защиты которых могут вводиться соразмерные ограничения прав и свобод человека и гражданина (ч. 3 ст. 55 Конституции РФ). В связи с этим нравственность, нравственное самоопределение и самовыражение могут быть приравнены к конституционному долгу каждого. Законодатель, актуализируя эту установку, вводит запреты на совершение отдельных наиболее безнравственных поступков, но он не вправе квалифицировать все формы (способы) личностного самоопределения, отмеченные признаками безнравственности, как правонарушения. Право не может обязать человека быть нравственным, но оно обязано служить нравственности. В противном случае на чьей стороне окажется право, когда в юридически значимой коллизии сойдутся установки и требования нравственного и безнравственного характера, и как, следовательно, будет разрешена эта коллизия? Равным образом добросовестное поведение должно находить у права решающую поддержку в ситуации, когда ему противостоят действия злонамеренные, хотя бы и осуществляемые ради такого благополучия, которое основывается на «векселе» законной возможности и заинтересованности.

Несколько других видов недействительных сделок, конкретизированных в ГК РФ, также заслуживают внимания применительно к проблеме злоупотребления правом. В ст. 173, 174 Кодекса акцентируется внимание на презумпции добросовестности хозяйствующих субъектов. В первом случае речь идет о коммерческих сделках, в которых одна сторона нарушила требования закона, выйдя за рамки своей правосубъектности: действовала либо в противоречии с целями, определенно ограниченными в его учредительных документах, либо (для юридического лица) не имея лицензии на занятие соответствующей деятельностью. Действия другой стороны, знавшей о таких обстоятельствах, но тем не менее пошедшей на сделку, следует квалифицировать как злоупотребление правом, хотя сделка в целом незаконна. Однако в силу презумпции добросовестности тот факт, что другая сторона сделки знала или заведомо должна была знать о ее незаконности, подлежит доказыванию в суде в рамках производства по требованию о признании сделки недействительной.

Сходным образом злоупотреблением правом на совершение сделки можно признать действия такой стороны, в отношении которой в суде будет доказано, что она знала или заведомо должна была знать о выходе другой стороны (лица или органа юридического лица) за пределы ограниченных полномочий при совершении сделки.

В ст. 177 ГК РФ устанавливается возможность признания недействительной сделки, совершенной гражданином дееспособным, но находившимся в момент ее совершения в таком состоянии, когда он не был способен понимать значение своих действий или руководить ими. Возможность применения к другой стороне такой сделки последствий ее недействительности также должна определяться исходя из критерия добросовестности (незлоупотребления правом). Однако с учетом правил, предусмотренных абз. 2 и 3 п. 1 ст. 171 ГК РФ, дееспособная сторона во всяком случае обязана возвратить другой все полученное в натуре, а при невозможности этого возместить стоимость полученного в деньгах. Кроме того, она обязана возместить другой стороне понесенный ею peальный ущерб, если дееспособная сторона знала или должна была знать о «фактической недееспособности» другой стороны. Как представляется, установить в суде факт подобной недобросовестности (злоупотребления правом) заведомо невозможно.

Наиболее сложными для целей конституционного правоприменения представляются положения ст. 178 ГК РФ. о сделках, совершенных под влиянием заблуждения. С одной стороны, согласно закону лицо может требовать признания такой сделки недействительной, что влечет применение общих последствий недействительности сделок, ссылаясь на свое заблуждение относительно природы сделки либо тождества или таких качеств ее предмета, которые значительно снижают возможности его использования по назначению. Понятно, какой «простор» для злоупотребления таким образом определенной законодателем возможностью открывается для недобросовестного лица, решившего, что сделка не оправдала его коммерческих ожиданий. С другой стороны, реальное заблуждение по сделке возникает, как правило, не вследствие прямого обмана (что будет признаком деликта), а в результате «не вполне честного», неискреннего, лукавого, т. е. недобросовестного поведения контрагента, злоупотребляющего правом убеждать потенциального партнера в обоюдной целесообразности и пользе ее совершения (так называемая деловая хватка).

Доказать вину в подобном случае в строгом юридическом значении виновности (а это необходимо, чтобы можно было потребовать возмещения от другой стороны причиненного реального ущерба) вряд ли возможно. Если же истец не докажет, что его заблуждение возникло по вине другой стороны, то у последней, в свою очередь, возникает право требования возмещения реального ущерба, причиненного ей последствиями признания сделки недействительной (специальная мера противодействия злоупотреблению правом) и, соответственно, злоупотребления уже этой возможностью.

Еще два способа злоупотреблений экономической свободой (правом на свободу имущественного договора) могут быть классифицированы на основании положений ст. 179 ГК РФ. Их общей видовой особенностью является не характерное в целом для злоупотребления правом наличие конкретных потерпевших лиц.

Первый способ злоупотребления экономической свободой — злонамеренное соглашение представителя одной стороны сделки с другой стороной.

Понятие «злонамеренное соглашение» означает, что все достигнувшие такого соглашения стороны действовали злонамеренно, т. е. вопреки интересам представляемой стороны сделки. Данный признак является необходимым и достаточным основанием соответствующей квалификации. У представителя лица (субъекта гражданского права) не может быть права (полномочия) причинять своими действиями (соглашениями) вред интересам представляемого (если объективно вредоносные возможности не обусловлены полномочиями, специально оговоренными в договоре коммерческого представительства или доверенности). Вместе с тем представитель может, формально оставаясь в рамках своих полномочий, действовать ненадлежащим (недобросовестным) образом и вопреки законным интересам потерпевшего, точнее, игнорируя их: недобросовестность в злоупотреблении весьма близка косвенному умыслу в правонарушении. В то же время, поскольку речь идет о злоупотреблении правом, такая злонамеренность в силу презумпции добросовестности должна быть надлежащим образом установлена (доказана)^[6].

Возможность признания сделки с пороком представительства недействительной по иску потерпевшей стороны является способом противодействия злоупотреблению правом преимущественно со стороны другой стороны сделки, поскольку без ее соучастия оно было бы невозможным независимо от действий представителя. Причем для стороны соучастника последствия злоупотребления приравниваются к последствиям ничтожных сделок, квалифицируемых по ст. 169 ГК РФ: имущество, которым она распорядилась либо намеревалась распорядиться по сделке, обращается в доход государства; потерпевшему, кроме того, другой стороной возмещается причиненный ему реальный ущерб.

Объективная тяжесть таких последствий является психологической преградой для вынесения соответствующих судебных решений. Велика также вероятность их неосновательного оспаривания. Однако судебная власть не может недооценивать обшей конституционной опасности злонамеренных соглашений, особенно в сфере бизнеса. Доказать корыстную или иную заинтересованность недобросовестного представителя часто не представляется возможным, но несправедливость имущественного передела, его суммарный вредоносный эффект всегда достаточно очевидны. Не случайно в ст. 179 ГК РФ законодатель поставил злонамеренный сговор в один ряд с обманом (деликт) и даже насилием как средствами побуждения к заключению сделки. Различие между вымогательством, принуждением к совершению сделки и недобросовестным соглашением с представителем другой стороны, конечно, должно проводиться, однако правосудное обеспечение прав человека в любом случае является конституционной обязанностью и необходимой предпосылкой экономической и социальной безопасности государства.

Второй способ злоупотребления экономической свободой — заключение сделки с лицом, вынужденным соглашаться на крайне невыгодные для себя условия вследствие стечения тяжелых обстоятельств. Как и бесчестные коммерческие сделки, подобные кабальные сделки между частными лицами нельзя запретить. И на практике они, в особенности в странах с развивающейся и переходной экономикой, в периоды кризисов, далеко не редкость. Для лиц, ставящих выше всего ценность экономической свободы, тяжелые обстоятельства контрагента есть только обычная коммерческая информация. Однако воспользоваться ими — значит злоупотребить этой свободой в ее конституционно-правовом значении. Кабальные сделки наносят вред не только пострадавшим лицам, но и идеалам конституционной справедливости, нравственности, общественной солидарности. Согласно ст. 179 ГК РФ кабальная сделка по иску потерпевшего может быть признана недействительной, что говорит: 1) о признании законодателем особой тяжести злоупотреблений, обусловленных выраженной неконституционностью субъективной установки (позиционирования) правообладателя; 2) стремлении законодателя обеспечить конституционные права и интересы лиц, потерпевших от таких злоупотреблений.

1. См. п. 9 информационного письма Президиума ВАС РФ от 25 ноября 2008 г. № 127. ↑

2. Позитивистские трактовки сути происходящего в таких ситуациях крайне противоречивы. Если более осмотрительные авторы говорят о том, что подобные сделки одновременно «вступают в противоречие» с нормами уголовного закона, то другие фактически отождествляют их с составами уголовных преступлений. Однако представление о том, что правонарушения и даже преступления могут быть поняты как действия, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей (сделки), выглядит, по меньшей мере, странно. ↑

3. См. п. 10 информационного письма Президиума ВАС РФ от 25 ноября 2008 г. № 127. ↑

4. См. определение ВАС РФ от 4 июня 2009 г. № ВАС-7003/09 по делу № А12-13613/08-С67. ↑

5. См. определения Конституционного Суда РФ от 8 июня 2004 г. № 226-О и № 227-О. ↑

6. Подобное злоупотребление правом нужно отличать от злоупотребления полномочиями в составе преступления, предусмотренного ст. 201 УК РФ, где необходимым признаком субъективной стороны является цель извлечения выгод и преимуществ для себя или других лиц либо нанесения вреда другим лицам. ↑