Глава III. Кризис буржуазной демократии

Состояние буржуазной демократии в развитых капиталистических странах обусловлено прежде всего дальнейшим углублением противоречий между производительными силами и производственными отношениями, между буржуазией, в первую очередь монополистической, с одной стороны, и рабочим классом, всеми трудящимися, с другой. Определенное влияние на состояние буржуазной демократии оказывает также социалистическая система, которая самим фактом своего существования побуждает правящие классы капиталистических стран к уступкам и сложному лавированию, особенно в социальной сфере.

Классовая ограниченность буржуазной демократии показана в работах В. И. Ленина, подчеркивавшего, что марксистское понятие демократии должно быть конкретным и отвечать на вопрос, демократия для кого, для какого общественного класса. В. И. Ленин писал, что нельзя говорить о «чистой демократии», пока существуют различные классы. «Буржуазная демократия, ценность которой для воспитания пролетариата и обучения его к борьбе бесспорна, всегда узка, лицемерна, лжива, фальшива, всегда остается демократией для богатых, обманом для бедных»^[1]. По утверждению В. И. Ленина, «на деле демократическая республика, учредительное собрание, всенародные выборы и т. п. есть диктатура буржуазии…»^[2].

По словам В. И. Ленина, «политическая демократия есть лишь одна из возможных (хотя теоретически для «чистого» капитализма и нормальная) форм надстройки над капитализмом. И капитализм, и империализм, как показывают факты, развиваются при всяких политических формах, подчиняя себе все их»^[3]. Одновременно он точно определяет отношение пролетариата к демократии: «Самое положение пролетариата, как класса, заставляет его быть последовательным демократом. Буржуазия оглядывается назад, боясь демократического прогресса, который грозит усилением пролетариата. Пролетариату нечего терять кроме цепей, а приобретет он при помощи демократизма весь мир»^[4].

Непонимание или искаженное понимание роли социальных классов — главная причина неверного, идеалистического понимания демократии буржуазной политологией, теорией государства и государствоведением. Если Карл Левенштейн вообще игнорирует роль общественных классов, то Морис Дюверже вводит в свою теорию политики, политической и конституционной системы эклектическое, немарксистское понятие социальных классов и их роли в обществе и государстве. По мнению Дюверже, классом является категория людей, которые рождены в сходных условиях, отличных от условий, в которых рождены люди, принадлежащие к другим категориям. Согласно его точке зрения, классы должны различаться: 1) по степени богатства; 2) по типу собственности; 3) по правовым привилегиям; 4) по культурному развитию и т. п. Дюверже анализирует концепцию классов, сформулированную американскими политологами Робертом и Элен Линд на основании эмпирических исследований городского населения. Они разграничивают классы на высшие, средние и низшие, каждый из которых в свою очередь делится еще на две группы (например, высший и низший средний класс), что приводит к совершенно механическому выделению (главным образом на основе суммы годового дохода, стандарта и стиля жизни) шести общественных классов и социальных страт. Позиция самого Дюверже в значительной степени сводится к субъективистским критериям: он считает, что существование классов обусловлено тем обстоятельством, что люди сами относят себя к ним^[5]. Такую же субъективистскую позицию занимает американский политолог Роберт Даль, опирающийся на данные опросов граждан девяти капиталистических государств^[6]. Цель опросов — установить, к какому общественному классу причисляют себя респонденты. Мы не осуждаем подобное анкетирование. Напротив, с точки зрения выявления политических, социальных и классовых симпатий населения оно может иметь определенное значение. Но на его основании нельзя дать научное определение класса.

Одновременно с монополизацией экономической и политической жизни в руках верхушки буржуазии возникает оппозиционное движение широкой демократической общественности против диктатуры монополий, что обусловливает тенденцию монополистической буржуазии к ограничению или полной ликвидации демократии и замене ее олигархией. Проявление этой тенденции в развитых капиталистических странах, разумеется, встречает отпор трудящихся и всей демократической общественности. Общий культурный прогресс человечества в условиях научно-технической революции также подкрепляет тенденцию к развитию демократических институтов. Политика правящей буржуазии по отношению к буржуазной демократии зашла в тупик. С одной стороны, буржуазия стремится к формализации и ограничению буржуазной демократии (этому служат, в частности, элитарные и технократические концепции управления обществом и государством). С другой стороны, она вынуждена под давлением широкой общественности, во-первых, поддерживать представления о демократическом характере современного буржуазного общества, во-вторых, сохранять и при помощи отдельных реформ развивать определенные, хотя и формальные, институты буржуазной демократии.

Указанные тенденции развития буржуазной демократии нашли отражение в теоретических концепциях крайне правого направления буржуазной политической науки и государствоведения. И. Шумпетер, основатель этой концепции, отвергает классическое понятие демократии. Демократия, по его мнению, не состоит в таком упорядочении, когда решения принимаются в интересах общей пользы. Он считает, что понятия общей пользы не существует в обществе, которое характеризуется основным структурным неравенством^[7]. Это правильно применительно к капиталистическому обществу. Отрицая «классическое понятие демократия», Шумпетер выдвигает свое определение демократии как «такого институционального урегулирования процесса принятия политических решений, при котором индивиды получают право участвовать в этом процессе посредством борьбы за голоса избирателей». Демократия трактуется им как совокупность процедурных норм, в соответствии с которыми избираются политические представители. Политические процессы, особенно вопросы реального участия народа в принятии политических решений, не привлекают внимания Шумпетера. Напротив, он подчеркивает свою откровенно элитарную позицию и наиболее приемлемым считает принятие решений политической элитой, так как масса является некомпетентной^[8].

Явно реакционная концепция Шумпетера в последнее время получила широкое распространение в американской и английской политической науке и государствоведении^[9]. Впрочем, в широком спектре буржуазных политических концепций по-прежнему сохраняются традиционные, выдержанные в духе естественного права, идеалистические и формалистические понятия демократии, подвергшиеся, правда, известной модернизации. Укажем, например, на учение о «партиципации» и социальных правах граждан

Ч. Мерриама, Д. Хитера, Д. Лукаса и К. Лидса^[10]. В работах этих авторов демократия понимается абстрактно, неклассово, как политическая система, основанная на формально трактуемых гражданских правах и в особенности на принципах формального равенства, многопартийности, формальной независимости судебной системы, свободных выборов, представительства, на давно уже не существующем принципе суверенитета парламента (при парламентских формах правления) и принципе разделения властей (при президентской форме правления)^[11].

Своеобразную концепцию развил в своей работе Симон, определяющий демократию как политический режим, при котором демократические идеи реализуются путем контроля подчиненных за правящими^[12]. Это лишенное классового содержания и весьма нечеткое определение служит Симону отправной точкой для критики с элитарных и технократических позиций как традиционных, так и современных буржуазных концепций демократии. Он подвергает критике «романтический компонент демократического оптимизма — веру в то, что наиболее примитивная часть общества, составляющая большинство, как раз в силу своей примитивности наделена наибольшим благоразумием»^[13]. По мнению Симона, наивно думать, что элита богатых спасет мир или, наоборот, мир спасут широкие, но малообразованные и малокультурные слои населения. И то и другое мифы — консервативный и революционный. Он подчеркивает, что общество всегда ожидает большего от тех, чей образовательный уровень выше, однако посредством уравнительной демократической системы они ущемляются и оказываются на одном уровне с малообразованными широкими массами^[14]. Концепция Симона имеет явный антирабочий характер: по его мнению, постоянно усиливающееся разделение труда в промышленности умаляет роль самостоятельного труда рабочего, а следовательно, и его способности к управлению^[15].

Здесь взгляды Симона сближаются с антидемократическими концепциями современных ревизионистов типа Е. Фишера, Р. Гароди и И. Свитака. По мнению Фишера, определяющей общественной силой ныне является не рабочий класс, а интеллектуалы: «В современном промышленном обществе интеллектуалы как никогда прежде становятся потенциальной силой. Обладатели экономической и политической власти зависят от специалистов-экспертов, знания которых они не могут контролировать, что подрывает их превосходство… Интеллектуалы могут стать духовным центром, планирующим -на отдаленную перспективу развитие завтрашнего мира, общественной силой, антиподом старых аппаратов власти»^[16]. Далее Фишер добавляет, что задача интеллектуалов — стать правящей силой или взять в свои руки власть в «современной демократии». О внеклассовости подхода Фишера свидетельствует его вывод: «Интеллектуала определяет не принадлежность к тому или иному религиозному обществу, профессиональной организации, но духовные стремления к созданию разумного и гуманного мира»^[17].

Возвращаясь ко взглядам Симона, отметим, что он принижает значение демократии. По его мнению, из демократии всегда рождается диктатура, будь то диктатура большинства или меньшинства^[18]. Симон подвергает критике как принцип представительной, так и принцип непосредственной демократии. В первом случае, по мнению Симона, с передачей власти государственным органам народу остается лишь роль консультативного собрания; непосредственная же демократия имела бы смысл лишь в том случае, если бы народ в действительности обладал большей, нежели государственные органы, властью (что, впрочем, как он добавляет, немыслимо в государстве). В противном случае непосредственная демократия становится фарсом. Симон расширяет понятие непосредственной демократии, включая в него помимо традиционных форм (плебисцит и референдум) забастовки, кампании в печати, петиции, демонстрации. Однако его выводы о результативности всех этих форм весьма скептичны^[19].

Не менее пессимистичны размышления британского политолога Д. Лукаса о дальнейших перспективах демократии в развитых капиталистических странах^[20]. С элитарных и технократических позиций критикует основные буржуазные концепции демократии французский политолог Жак Эллюль. Он отвергает как иллюзорные взгляды, согласно которым демократия означает контроль народа над государством (если бы так было в действительности, то, по мнению Ж. Эллюля, государство просто не могло бы осуществлять свои функции), а также отрицает реальность принципа участия граждан в управлении государством независимо от того, идет речь о социалистическом или буржуазном государстве^[21].

Западногерманский буржуазный политолог и государствовед Г. Вуте, откровенно признавая кризис современных буржуазных концепций демократии, стремится примирить несовместимые тенденции: стремление верхушки монополистической буржуазии ввести авторитарную, элитарную и технократическую системы управления обществом и государством и стремление трудящихся масс к демократизации и усилению самоуправления^[22]. Впрочем, сами его рассуждения показывают невозможность примирения двух этих тенденций. Организация государственной власти, по его мнению, должна обеспечить ее авторитарность и эффективность, а соответственно применение демократии в области государственной власти должно быть ограниченным. Ее назначение лишь в обеспечении демократического контроля за государственной властью и в способности государственной власти к необходимым новациям, как того требует социальный динамизм. Для авторитарной системы характерна тенденция к отказу от всего нового. С учетом подобных высказываний весьма сомнительно мнение автора о том, что демократия — это самоуправляющаяся система^[23].

Ведущее место среди буржуазных концепций демократии в развитых капиталистических странах занимает теория плюралистической демократии. Заслуживает внимания критический анализ тех «достоинств», которые буржуазные политологи приписывают плюрализму. Комплексную их оценку попытался дать американский политолог Д. Барбер. В своей работе он ссылается на общее мнение ряда ведущих американских политологов и госуддрствоведов Г. Альмонда, Р. Даля, К. Дойча, Ф. Гринстайиа, Р. Мэррита, Г. Кауфмана, Д. Райзмана и др.^[24] Мы остановимся только на тех «достоинствах» плюрализма, которые представляют особый интерес с точки зрения марксистско-ленинского критического анализа. Итак, плюрализм, помимо всего прочего: 1) означает внутреннее усиление системы, так как уже само по себе образование новых единиц, центров, организаций и т. п. привлекает внимание к новым проблемам и усиливает взаимосвязи между уже существующими институциями; 2) способствует выявлению конфликтов в системе и одновременно снижает интенсивность этих конфликтов; 3) увеличивает количество вносимых предложений и одновременно снижает количество принимаемых; 4) увеличивает вероятность принятия предложенной, которые были предложены данной единицей; 5) повышает значимость вносимых предложений, так как опыт взаимодействия между звеньями системы существенно расширяет представление о том, какие предложения могут рассчитывать на принятие; 6) увеличивает количество и сложность формальных норм, так как взаимодействие все увеличивающегося числа единиц требует более сложной регламентации; 7) укрепляет относительную силу могущественных, прочных, хорошо организованных интересов в обществе; 8) усиливает потребность в циркуляции элит; 9) поднимает роль юристов и профессионального аппарата управления, обеспечивающих взаимосвязь и реализацию интересов отдельных единиц в плюралистической организации; 10) увеличивает действительную власть лиц, обладающих особым политическим талантом^[25].

Обратимся к анализу этих «достоинств> плюрализма. Прежде всего очевидно, что Барбер изменил первоначальное понятие буржуазного плюрализма и полностью отверг предложенную Далем концепцию полиархии. Спорно его утверждение о том, что образование новой структурной единицы, организации, учреждения и т. п. в рамках данной системы означает укрепление последней, так как никогда не известно, будет ли эта единица решать те новые проблемы, с учетом которых она была образована. Нельзя также с уверенностью сказать, к чему приведет ее взаимодействие с другими единицами системы — к ее усилению или, напротив, к ослаблению. С точки зрения марксизма-ленинизма на первый план нужно поставить вопрос, зачем образована новая единица и чьи интересы она представляет. Утверждение, что плюрализм способствует проявлению конфликтов системы и одновременно снижает их остроту, базируется на весьма спорном мнении, согласно которому, во-первых, сама возможность проявления конфликта притупляет его остроту, во-вторых, конфликты разных видов и оснований, возникая одновременно или почти одновременно в нескольких единицах, взаимно ограничивают свою остроту, а при взаимодействии в рамках системы — нивелируют друг друга. Здесь нужно снова поставить ключевой вопрос: какие конфликты автор имеет в виду? Если речь идет о конфликтах вообще, то его формулу следует отвергнуть; если же это случайные, незначительные конфликты, не выражающие важных классовых противоречий, существующих в данной системе, то можно допустить их сглаживание с помощью определенных регуляторов. Однако, если речь идет об основных классовых противоречиях — а в капиталистическом обществе именно эти противоречия стоят на первом месте, — всякая попытка их разрешения путем плюралистического устройства бессмысленна. Более того, в условиях буржуазного общества плюрализм может быть использован как антидемократический тормоз в антагонистических классовых конфликтах. Тезис о том, что плюрализм увеличивает число вносимых предложений и одновременно снижает число принимаемых, порождает ряд вопросов: во-первых, кто в условиях буржуазного общества, какие единицы системы, какие центры принятия важных решений будут содействовать принятию или отсеиванию этих предложений; во- вторых, кто в рамках данной единицы, организации и т. п. оказывает преимущественное влияние на процесс принятия решений? Как известно, на современном этапе развития буржуазного общества, в эпоху государственно-монополистического капитализма, полномочия по принятию важных решений сосредоточили в своих руках прежде всего представители монополистических групп, связанные с ними политические круги и высшая бюрократия. В целом можно согласиться с мнением, что плюрализм, с одной стороны, увеличивает количество и сложность формальных норм, главным образом юридических, и одновременно усиливает роль и расширяет область действия квалифицированного бюрократического аппарата. Эта тенденция весьма удобна для монополистической буржуазии потому, в частности, что функционирование организаций, учреждений и других институций и контроль за ними переходят в руки, как правило, надежного аппарата.

Наиболее ярко выраженное классовое, антидемократическое «достоинство» плюрализма проявляется в открыто провозглашаемом тезисе о том, что плюрализм укрепляет прочные, организованные интересы в обществе, а также повышает потребность в элитах и их циркуляции. Барбер здесь явно тяготеет к теории полиархии Даля. Мы не говорим о том, кто представляет эти прочные высокоорганизованные интересы, — даже беглый взгляд на реальную жизнь общества в США и других развитых капиталистических странах показывает, что это прежде всего верхушка правящих классов, монополистическая буржуазия, из рядов которой формируется правящая элита. Анализ указанных «достоинств» плюрализма, бесспорно, доказывает, что «плюрализм» — средство, с помощью которого монополистическая буржуазия более или менее открыто осуществляет свое господство.

Плюрализму, что особенно заметно на примере теории полиархии Даля, буржуазными политологами придаются различные оттенки. Основная тенденция — постоянное сближение теории с откровенно правыми элитарными и технократическими концепциями. Так, Даль—один из защитников плюралистической демократии — становится весьма скептичным, когда речь заходит о возможности ее реализации. Демократией в традиционном буржуазном смысле, по его мнению, является неосуществимый идеал, а осуществимое на практике подобие демократии — это как раз полиархия, которая может в какой-то мере лишь приближаться к идеалу демократии^[26].

Развитие плюралистической демократии, по мнению Даля, должно идти по пути сближения (можно даже сказать, срастания) плюрализма с элитизмом и, следовательно, дальнейшего развития полиархии. Даль считает неверным утверждение, что отсутствие демократии означает наличие диктатуры, так как существуют переходные формы, что якобы как раз и объясняет его теорию полиархии^[27]. Различие между полиархией и элитарной системой заключается, по его мнению, в том, что при полиархии существует оппозиция, возможны конфликты, конкуренция элит, выборы имеют реальное, а не формальное значение, представители элит в них действительно состязаются^[28]. Полиархию США отличает от других существующих в мире полиархий якобы полное согласие (со стороны белых американцев) с политической и конституционной системой. По утверждению Даля, еще Филадельфийский конвент при создании американской конституции решал вопрос о том, быть Соединенным Штатам аристократией или полиархией, и открыл дорогу полиархии^[29]. Американские политические институты якобы содействуют общественным компромиссам, всеобщему согласию с принимаемыми решениями и постепенным изменениям.

Под давлением ряда факторов, свидетельствующих о глубоком кризисе буржуазной демократии в период государственно-монополистического капитализма, Далю приходится занять более или мепее реальную позицию по вопросу о том, как соотносится концепция плюралистической демократии, взятая в идеале, с действительностью современного капиталистического общества, признав, что оно находится под контролем «элиты», т. е. верхушки монополистической буржуазии.

Подобно Далю, роль элит в политической системе подчеркивает американский политолог Г. Альмонд: «Политическая вселенная имеет свои организации: элиты принимают решения, приказать или не приказывать, что приказать и как приказ выполнить. Граждане и подданные принимают решения, следует ли повиноваться, как повиноваться либо как не повиноваться, следует ли предъявлять требования и как их предъявлять либо не предъявлять совсем. Это и есть ядро политики, это и есть предмет нашего изучения и исследования»^[30].

Американские теоретики П. Маграф, Э. Корнуэлл, Д. Гудман обсуждают возможные модели, к которым якобы можно привести буржуазную демократию^[31]. Первая — модель плюрализма Даля; вторая — элитарная модель, анализируемая как критиками элитизма, так и его сторонниками^[32]. Еще одна модель основана на требовании «мобилизации масс». В сущности речь идет о весьма туманном и идеалистическом тезисе (к нему мы еще вернемся) об участии граждан в процессе принятия политических и государственных решений.

Маграф, Корнуэлл и Гудман присоединяются к мнению, согласно которому американская политическая система будет развиваться путем сочетания всех трех указанных моделей, причем в различных сферах политической и государственной системы будут преобладать признаки разных моделей. Область внутренней политики, особенно такие ее сферы, как жилищное строительство, транспорт, здравоохранение, социальное обеспечение, охрана окружающей среды, будет регулироваться якобы на основе плюралистической модели, тогда как внешняя политика, оборона, макроэкономика (в первую очередь внешнеэкономическая политика) будут регулироваться на основе элитарной модели. Третья модель, основанная «а мобилизации масс, характерна для организации и деятельности’ политических партий^[33]. Нетрудно заметить, что по схеме авторов наиболее значительные сферы политической и государственной системы США должны регулироваться на основе элитарной модели.

Перед лицом постоянно углубляющегося кризиса буржуазной демократии представители различных течений буржуазного реформизма, теоретики в области политики и профессиональные политики озабочены судьбами буржуазной демократии и ищут рецепты, призванные поддержать ее.

К. Дойч разработал следующие критерии, на основании которых следует оценивать уровень демократии:

1) не сведена ли мажоритарная система к формальному большинству, без учета прав личности и меньшинства;

2) применяется ли принцип равенства комплексно, не только как равные возможности для всех, но и как обеспечение реальных условий их осуществления с учетом социального положения, образования, здоровья;

3) гарантированы ли все гражданские права не только большинству, но также отдельным гражданам и меньшинству, включая лиц, находящихся в оппозиции к данному истэблишменту, — меньшинство завтра может стать большинством;

4) существуют ли равные права для меньшинств, связанных общим языком, этническим характером, религией, культурой, философией и политическими взглядами;

5) каково положение наименее благополучных слоев или групп общества;

6) каковы возможности непосредственного участия гражданина в принятии касающихся его решений;

7) как реально обеспечивается свобода слова, информации и мнений;

8) как обеспечивается свобода объединений и возможность осуществления общественных и личных интересов;

9) каковы конституционность и законность, обеспечивающие права граждан; действительно ли наличествует власть права, а не людей;

10) существует ли в данном обществе демократическая среда, основанная на доверии народа к государственной власти и государственной власти к народу;

11) полностью ли гарантируется частная жизнь гражданина;

12) всегда ли готова политическая и государственная система к конфронтации с реальностью и к открытому исправлению допущенных ошибок;

13) способна ли данная политическая система надлежащим образом удовлетворить интересы и потребности народа;

14) является ли данная система достаточно восприимчивой и способной откликаться на запросы, потребности, инициативы и требования народа^[34].

Что можно сказать с марксистско-ленинской точки зрения об этом перечне, к которому призвана приспосабливаться буржуазно-демократическая конституционная система? Прежде всего необходимо отметить, что он, в сущности, основан на традиционном идеалистическом понимании демократии и ее институтов, хотя Дойч пытается, в духе концепции социально-правового государства, сторонником которой он является, несколько модернизировать формалистический подход и подчеркивает необходимость определенных материальных гарантий принципа равенства со стороны государства. Впрочем, ан не указывает, каким способом современное капиталистическое государство может реально гарантировать этот принцип. То же самое следует сказать и о тринадцатом пункте перечня.

Американский политолог и государствовед Ч. Мерриам сформулировал следующие задачи дальнейшего развития демократии:

1. Обеспечение занятости, экономической стабильности, минимального стандарта жизни, соответствующего уровню развития цивилизации.

2. Создание адекватного механизма демократии, включая надлежащее обеспечение гражданских прав, совершенствование законодательной деятельности, ее целей, дальнейшее развитие общественного управления, планирования экономики, особенно использования национального дохода.

3. Обеспечение мирового правопорядка, в случае необходимости и силой, но таким образом, чтобы война была полностью исключена из средств государственной политики.

4. Вера в политические идеалы демократии.

Мерриам подчеркивает, что программа развития демократии должна гарантировать членам демократического общества справедливую долю достижений цивилизации, материальных и духовных ценностей и повседневно подчеркивать преимущества демократии^[35].

Концепция Мерриама лишена весьма существенной части, а именно определения путей обеспечения предлагаемой программы в условиях капиталистического общества. Эта концепция, в сущности, отражает взгляды правящих политических кругов США, которые не склонны к проведению реформистских экспериментов, ставших модным направлением американской политологии и государствоведения (чем скромнее на практике, тем активнее в области государственной и политической теории).

Обратимся теперь к реформистским течениям в буржуазной политической науке и государствоведении. Здесь диапазон весьма широк — от концепций «демократического социализма», «еврокоммунизма», «новых левых» и т. п.^[36] на левом фланге до взглядов представителей буржуазного реформизма на правом. Буржуазный реформизм в США представляет политические группировки центра и левого крыла демократической партии, связанные с некоторыми научно-исследовательскими центрами, в частности Колумбийским и Чикагским университетами. В Великобритании это главным образом представители центра лейбористской партии, теоретическую базу которого в области народного хозяйства, политической науки и государства формирует Лондонская школа экономики. В ФРГ, так же как и в Великобритании, представительницей буржуазно-реформистских концепций является социал-демократическая партия, особенно ее центр и правое крыло, тогда как левое крыло, подобно левому крылу лейбористской партии, склоняется к идеологии «демократического социализма». Теоретическая база буржуазного реформизма в ФРГ — прежде всего факультеты общественных наук Гамбургского университета, Свободный университет Западного Берлина, а также университет в Тюбингене. Во Франции с буржуазно-реформистскими концепциями выступает левое крыло Союза в защиту республики, модифицированного варианта (в реакционную сторону) голлизма. Концепции «демократического социализма» развивают прежде всего политические круги, принадлежащие к центру и левому крылу социалистической партии, тогда как правое крыло этой партии занимает сегодня буржуазно-реформистскую платформу. Представительницей буржуазного реформизма на политической арене современной Италии с конца 60-х и особенно в 70-х годах стала «группировка левого центра». Если итальянская христианско-демократическая партия до конца 60-х годов придерживалась традиционных, устаревших концепций, то затем левое крыло и даже центр партии обратились к идеям буржуазного реформизма. Вдохновителем этого течения был трагически погибший председатель ХДП Альдо Моро. Концепция так называемого демократического социализма нашла приверженцев главным образом в социалистической партии Италии, а развивают ее такие крупные научно-исследовательские центры, как факультеты общественных наук университета в Милане.

Известную сложность представляет собой попытка точно определить различие между концепциями буржуазного реформизма и «демократического социализма», — они во многом совпадают, а их авторы не раз переходили с позиций приукрашенного революционной фразеологией ревизионизма на платформу буржуазного реформизма. Если раньше ложное истолкование трудов Маркса и Энгельса, попытка выискать противоречия между учением Маркса и Энгельса, с одной стороны, и учением В. И. Ленина, с другой, были привилегией ревизионизма, то теперь этот прием в немалой мере характерен и для представителей буржуазного реформизма. Обращение к марксизму — разумеется, соответствующим образом интерпретированному — в настоящее время стало модным явлением в американской и западноевропейской политической науке и государствоведении.

Нельзя не отметить, что некоторым западным авторам— будь то представители «демократического социализма» или буржуазного реформизма — иногда удается показать реакционные стороны буржуазных концепций демократии, особенно если эта критика построена на конкретных аргументах, отражающих реалии капиталистического общества и государства. Но даже с учетом этого обстоятельства следует иметь в виду, что по своим исходным позициям подобные критические теории не выходят за общие рамки буржуазной методологии. К числу таких позиций относятся немарксистское понятие социальных классов, ненаучное отождествление материального базиса и технологического прогресса, туманное понимание политической культуры, которая рассматривается как продукт развития идеологии и основных ценностей, якобы независимых от общественно-экономической формации.

Мы попытаемся проанализировать работу И. Катцнельсона и М. Кессельмана, типичных представителей реформизма в США, в которой сказалось сильное влияние псевломарксистских концепций «демократического социализма»^[37]. Указанные авторы на словах весьма остро выступают как против традиционных концепций буржуазной демократии, так и против новых, крайне реакционных концепций демократии, особенно в том виде, как они представлены, например, в вышеупомянутой работе Шумпетера. Заигрывая с марксизмом, авторы тем не менее остаются па позициях ревизионизма, а их программа оздоровления политической и государственной жизни США носит буржуазно-реформистский характер. Они определяют демократию «как состояние, при котором все граждане имеют относительно одинаковые шансы оказывать влияние на процесс принятия решений, непосредственно их касающихся, и контролировать этот процесс». Авторы перечисляют условия, при которых можно достигнуть такой демократии: 1) должно быть обеспечено участие населения в процессе принятия решений; 2) должны быть представлены и учтены все интересы; 3) социальная структура общества должна быть изменена^[38]. Наиболее важный недостаток этой концепции — нечеткое и лишенное классового смысла употребление таких понятий, как «участие всех граждан в принятии решений», «демократия для всех граждан», «взгляды демократической общественности» и т. п. Авторы используют понятие классов, однако понимают его немарксистски, в соответствии со стратификационной трактовкой социальной структуры, используемой значительной частью американских политологов. Многие соображения Катцнельсона и Кессельмана о кризисных явлениях в экономической, политической и социальной сферах капиталистического общества весьма реалистичны. Но даже они ограничиваются лишь идеалистическими призывами к проведению отдельных реформ в этих сферах. Авторы ставят логичный вопрос, какими должны быть отношения между политической системой, претендующей на равное представительство, и экономической системой, основанной на неравенстве капитала и труда, и приходят к выводу о разрыве этих систем и о том, что реальную демократию можно создать только при социализме^[39]. Однако социализм в их понимании — «демократический социализм» в том виде, как он трактуется идеологами еврокоммунизма^[40].

Слабость теоретических концепций Катцнельсона и Кессельмана доказывает их взгляд на расслоение политических сил в США. Они оставляют в стороне такой критерий, как положение людей в процессе общественного производства, и в духе концепций Дюверже и Даля о политической культуре ориентируются только на исследование существующих идеологий в США. В работе воспринята классификация Паркина на доминирующую, аккомодативную и оппозиционную идеологию^[41]. Под доминирующей подразумевается официально господствующая идеология. Авторы ограничиваются тем, что излагают ее основное содержание, но при этом констатируют ее упадок, подкрепляя свой вывод статистическими данными, свидетельствующими о росте политического отчуждения и «кризисе доверия»^[42].

Основная черта аккомодативной идеологии в том, что она принимает общественное неравенство как естественное и неизбежное явление, но с помощью отдельных реформ пытается исправить основные изъяны общества и государства. По мнению авторов, представителями аккомодативной идеологии были президенты Джон Кеннеди и Линдон Джонсон^[43]. Сами авторы склоняются к оппозиционной идеологии, подчеркивая, что оппозиционный подход требует последовательного осуществления демократии не только в политической, но также в экономической сфере. Только последовательное осуществление демократии в обеих сферах позволит американскому обществу перейти от сегодняшнего «корпоративного капитализма» к «демократическому социализму»^[44].

Буржуазные реформисты и ревизионисты различного толка, особенно сторонники «демократического социализма», чрезвычайное значение придают реализации так называемой «модели мобилизации масс»^[45], которая якобы может стать средством обеспечения участия граждан в управлении обществом и государством. Некоторые сторонники этой «модели» приписывают мобилизующую роль политическим партиям, «заинтересованным группам», иные делают упор на развитие массовых социальных движений, третьи обращаются к харизматическому лидерству^[46]. Чрезвычайно важное значение уделяется также роли средств массовой информации (особенно телевидению), которые в значительной степени формируют общественное мнение и манипулируют им. По мнению Симона, принятие или отрицание политических и государственных мероприятий общественным мнением является формой непосредственной демократии^[47]. Такая оценка общественного мнения в современном капиталистическом государстве, впрочем, далека от истины. С точки зрения марксистско-ленинской теории государства речь идет прежде всего об идеологической функции империалистического государства, которая в период государственно-монополистического капитализма необычайно возросла.

В целом можно констатировать, что как в области буржуазной теории демократии, так и в самом буржуазно-демократическом политическом режиме развитых капиталистических государств отчетливо проявляется постоянно углубляющийся кризис. Правящие классы пытаются различными средствами воспрепятствовать этому, учитывая мнения различных групп и слоев общества, которые в большей или меньшей степени принимают данный истэблишмент.

На основе проведенного анализа концепций демократии, распространенных в развитых капиталистических странах, можно классифицировать их следующим образом.

1. Плюралистическое направление, преобладающее сегодня, включает в себя широкую палитру различных теорий буржуазной демократии — от буржуазно-реформистских концепций до концепций демократического социализма. Это направление распространено во всех развитых капиталистических странах. Ведущей теорией в рамках этого направления является американская теория полиархии, представленная Р. Далем и воспринятая рядом буржуазных политологов.

2. Традиционно консервативное направление, основанное на абстрактном, внеклассовом понимании институтов буржуазией демократии, восходящем к периоду свободной конкуренции. К этому направлению примыкают сторонники некоторых концепций плюралистического направления, элитизма и технократизма.

3. Безусловно реакционное направление, расценивающее буржуазную демократию с крайне правых позиций элитизма и технократизма, сводящее буржуазную демократию к формальной процедуре политической деятельности. Типичный представитель этой концепции, отличающейся от явно антидемократических и технократических концепций только тем, что по соображениям политической демагогии понятие демократии в ней сохраняется, — Шумпетер.

4. Элитарное направление теории демократии, исходящее из ведущей роли интеллектуалов и принижающее тем самым роль остальных общественных классов и социальных слоев в демократическом процессе. Это направление существует в настоящее время в развитых капиталистических странах как в форме буржуазного реформизма (например, концепция Симона), так и в форме «демократического социализма» (например, концепции Фишера, Свитака и др.).

5. Особо, по нашему мнению, следует выделить социологическое направление, распространенное главным образом во Франции (М. Дюверже). Оно основано на немарксистском понимании социальных классов, общественных ценностей и роли идеологии.

Указанную классификацию концепций буржуазной демократии необходимо расценивать как вспомогательную. Отдельные направления редко выступают в чистом виде, переплетаясь в концепциях различных авторов. Марксистско-ленинский анализ этих концепций подтверждает их идеалистический и зачастую явно антиобщественный характер, а также нереальность их использования в качестве средства оздоровления современного капиталистического общества и государства.

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 37, с. 104. ↑
Там же, с. 390. ↑
Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 30, с. 23. ↑
Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 11, с. 39. ↑
Duverger Maurice. The Study of Politics, Sunbury on Thames, 1976, p. 141. ↑
Dahl R. Democracy in the United States: Promise and Performance, Chicago 1973, p. 323, 324. ↑
Schumpeter J. Capitalism, Socialism and Democratic Theory, Cambridge 1970, p. 251. ↑
Schumpeter J. Op. cit., p. 4. ↑
В Великобритании, например, такое понятие демократии содержится в работе: Наrvеуе J. How Britain is Governed, London 1975, p. 260. ↑
Merriam Ch. S. Systematic Politics, Chicago and London, 1966, p. 199f; Haeter D. Contemporary Political Ideas, London 1974, p. 67f; Lucas J. R. Democracy and Participation, Harmondsworth, 1976; Morgenthau H. J. Politics in the Twentieth Century, Chicago 1971, p. 48f; Leeds Ch. Guide to British Government, Dorset, 1976, p. 83—84. ↑
См.: Гулиев В. E., Кузьмин E. Л. Государство и демократия. М., 1975, с. 120. ↑
Simоn Y. R. Philosophy of Democratic Government, Chicago and London 1966. p. 99. ↑
Ibid., p. 89. ↑
Ibid., p. 94. ↑
Ibid., p. 299. ↑
Fischer E. «Intelektualové a moc», Literarni noviny c. 25/1966 ↑
См.: Ibid. ↑
Simon R. Y. Op. cit., p. 100—102. ↑
Ibid., p. 187, 189. ↑
Lucas J. R. Op. cit., p. 253. ↑
Ellul Jacques. The Political Illusion, New York 1972, p. IX. ↑
Wuthe Gerharb. Die Lehre von den politischen Systemen, München 1977, S. 86f. ↑
См.: Ibid., S. 88. ↑
См.: Barber J. D. Some Consequences of Pluralization in government (in H. Perloff, ed.; The Future of the US. government, Englewood Cliffs 1972, p. 242). ↑
См.: Barber J. D. Op. cit, p. 243—255. ↑
Dahl R. A. Democracy in the United States, Promise and Performance, Chicago 1973, p. VI—IX. ↑
Ibid., p. 33. ↑
Ibid., р. 35f., 43—44; аналогичным образом характеризует плюралистическую систему в англо-американских странах Роберт А. Альфорд в работе: Mass Politics in Industrial Societies, in G. Di Palma, ed., Chicago 1972, p. 170f. ↑
Ibid., p. 359f. ↑
См.: Almond G. A., Gencо S. J. «Mlhoviny, hodini a studium politiky», Referát prednesený na X. Svetovém kongresu Mezinárodni Asociace politických ved, Edinburgh 1976, ceský preklad, s. 7. ↑
Magrath С. P., Cornwell E. E., Goodman J. S. The American Democracy, New York 1973, p. 60—63. ↑
К критической оценке модели элитизма относится прежде всего ставшая классической работа Ч. Миллса «Властвующая элита». ↑
Мagгath С. Р., Cornwell Е. С., Goodman J. S. Op. cit., р. 63, 64. ↑
Deutsch Karl. «The German Federal Republic» (in Macridis R. C., Ward R. E., ed. Modern Political Systems: Europe, Englewood Cliffs 1972, p. 312—314). ↑
См.: Merriam Charles E. Op. cit., p. 211, 212. ↑
См. также: Radicalism in the Contemporary Age, Seweryn Biader, ed. Boulder 1977, p. 159, 202f. ↑
Katznelson I., Kesselman M. The Politics of Power, A Critical Introduction to American Government, New York 1975, p. 25. ↑
Ibid., p. 25. ↑
Ibid., p. 32. ↑
Carillo S. Op. cit., p. 11, 77f. ↑
Katznelson I., Kesselman M. Op. cit., p. 356f. ↑
Ibid., p. 383—385. ↑
Ibid., p. 389. ↑
Ibid., p. 471f. ↑
Magrath C., Cornwell E., Goodman J. Op. cit., p. 62, 63. ↑
Califano Joseph A. A Presidential Nation, New York 1975, p. 204, 229f. ↑
Simon Y. Op. cit., p. 186. ↑

Оглавление