Среди буржуазных теорий, играющих важную роль в современной идеологической борьбе по вопросам государства, права и политики, видное место занимают различные эмпирические концепции власти и политического поведения, в конечном счете идеализирующие буржуазную политическую систему и буржуазную демократию. Одной из них является концепция групп давления, на которую опираются буржуазные идеологи, формулируя различные варианты теорий политического плюрализма и плюралистической демократии, различные неокорпора- тивистские теории государства.

В США попытки осмысления деятельности государства и политической жизни под углом зрения воздействия на них различных заинтересованных групп и групп давления^[1] наблюдаются уже в первые, десятилетия XX века в процессе заметного возрастания властных полномочий буржуазного государства, развертывания буржуазно-реформаторского прогрессистского движения, к которому были причастны и академические политологи, видные специалисты в области конституционного права. Целью преобразований, в которых важная роль отводилась политической науке, были перестройка, усовершенствование и укрепление государственного аппарата, стремление совместить его деятельность с принципами буржуазного конституционализма, подбор на основе политологических рекомендаций управленческой элиты, воспитание граждан в духе буржуазно-демократической политической культуры. Разработка политических рекомендаций в целях повышения эффективности государственного управления предполагала, в частности, конкретный анализ таких политических явлений, как соперничество между различными политическими институтами системы государственного управления, влияние на политику общественного мнения, групп давления и т. п. Подобный анализ буржуазного государства и политики не мог осуществляться лишь на основе прежней сравнительно-исторической ориентации политической науки, таких традиционных доктрин буржуазного конституционализма, как доктрины «разделения властей», «господства права» и др. Поэтому американские политологи и государствоведы все чаще стали обращаться к научным дисциплинам, изучающим реальные социальные структуры и процессы, и прежде всего к быстро развивающимся социологии и психологии. Некоторые политологи стали учитывать в своих исследованиях влияние на государство и политику экономических факторов. Одновременно росла популярность философии прагматизма и теорий английских политических мыслителей-реалистов — Д. Брайса, У. Беджгота, Д. Уоллеса и др.

Новый подход к анализу государственного управления США заметно прослеживается в работах таких политологов, как А. Смит, Ч. Бирд, В. Вильсон, Л. Лоуэлл, Г. Форд, А. Харт, Ф. Гуднау и др. Но особенно выпукло эти тенденции, попытка разработать научную методологию и теорию эмпирических исследований процесса государственного управления и политического поведения проявились в книге А. Бентли «Процесс государственного управления. Изучение общественных давлений», впервые изданной в 1908 году в Чикаго. Работа Бентли, явившаяся первым бихевиористским исследованием государства и политики в США, по своему духу, предмету и методу была неразрывно связана с практическими задачами и целями «эры прогрессизма» в этой стране. Она оказывает ощутимое воздействие на современные буржуазные политологические концепции государства и права.

В основе теории А. Бентли, его подхода к изучению процесса государственного управления лежит понятие деятельности людей, предопределенной их интересами и направленной на обеспечение этих интересов. Понятие деятельности, утверждает А. Бентли, — интегральная категория, предмет изучения применительно к государственному управлению. Согласно его концепции, люди, борющиеся за достижение своих целей, действуют не индивидуально, а в группах, в которых они объединены на основе общности интересов. А. Бентли различал их и по характеру деятельности. Поэтому группа рассматривалась им как «массовая человеческая деятельность». Индивидуальные убеждения, идеи, идеология в целом, личность и ее поведение имеют значение для Бентли лишь применительно к деятельности группы и учитываются им в той мере, в какой помогают установлению «образцов» группового поведения. Сам индивид, имея определенную ориентацию в своей социальной деятельности, зависящую от его идей и эмоций, слит, однако, в одно целое с группой, а взаимодействие между процессами индивидуального и группового поведения максимально глубоко. Поскольку же для Бентли не существовало групп без интересов, постольку интерес, деятельность и группа в его концепции — равнозначные понятия^[2]. Интерес группы определяется, согласно теории А. Бентли, не устной риторикой ее членов, ее программами и заявлениями о целях, а фактической деятельностью этой группы, поведением ее членов.

В этой концепции получило отражение характерное для буржуазного политического процесса несоответствие между устными заявлениями и заверениями буржуазных политических деятелей, партийных лидеров и функционеров, нередко направленных на дезориентацию масс, с одной стороны, и фактической деятельностью буржуазных общественно-политических организаций и групп, осуществляемой в интересах различных группировок господствующего класса, от имени которых они выступают, — с другой. Однако Бентли явно абсолютизировал противопоставление так называемого речевого поведения членов группы фактической ее деятельности. То, что он называет «устной политической риторикой», в действительности есть одно из проявлений этой деятельности. Отсюда цели и ориентации различных заинтересованных групп и групп давления в буржуазной политической системе США отражаются не только на их фактическом поведении, но и на устных программных заявлениях, выступлениях лидеров и т. п. Эти последние, так же как и фактическая деятельность группы, поддаются эмпирическому наблюдению, хотя и нуждаются в самом тщательном критическом анализе со стороны исследователя.

Справедливо критикуя индивидуалистические концепции американской психологической школы (А. Смолл и др.) и «теорию чувств» (Г. Спенсер), А. Бентли выступал против рассмотрения идей и идеалов в качестве первопричины группового поведения, его «независимых переменных», стоящих над процессом государственного управления^[3]. В то же время он недооценивал решающее воздействие на этот процесс классовых факторов, а также внегрупповых, личностных аспектов политического сознания, политической культуры в целом. Призывая учитывать идеологические факторы при анализе государственного управления лишь в той мере, в какой они отражают фундаментальные групповые интересы и цели, он одновременно называл их «призраками» и «духами», мешающими политологу.

Деятельность заинтересованных групп в их отношениях друг с другом А. Бентли рассматривал как постоянно изменяющийся процесс, в ходе которого осуществляется давление олицетворяемых ими общественных сил на правительство, чтобы принудить его подчиниться их воле. В этом процессе сильные группы давления доминируют, подчиняя и заставляя повиноваться себе более слабые, а само государственное управление включает, в частности, регулирование конфликтов и достижение равновесия между соперничающими группами. «Все явления государственного управления, — считал А, Бентли, — есть явления групп, давящих друг на друга, образующих друг друга и выделяющих новые группы и групповых представителей (органы или агентства правительства) для посредничества в общественном соглашении»^[4]. Отсюда анализ государственного управления должен основываться, согласно этой теории, на эмпирическом наблюдении результатов взаимодействия групп и оцениваться в соответствующем социальном контексте. «И только тогда, — утверждал Бентли, — когда мы… выразим весь процесс в общественно-групповых отношениях, тогда только мы приблизимся к удовлетворительному пониманию государственного управления».

Поскольку буржуазные правительственные институты выступают в этой схеме как бы частью деятельности групп, безнадежно классифицировать данные институты как изолированные и самостоятельные образования, ибо они должны описываться лишь с точки зрения «глубинных интересов», выражающих цели этих соответствующих групп^[5]. Следовательно, делал вывод Бентли, государственно-правовые институты представляют собой официальные заинтересованные группы в политической системе и выражают групповые интересы и групповую деятельность, как «образцы» группового поведения, которые прослеживаются в относительно стабильных во времени формах.

Касаясь различий в политических режимах, А. Бентли считал, что это различия в видах групповой деятельности или групповой техники. Так, различия между деспотизмом и демократией, по его мнению, есть различия в степени и способах представительства интересов. Однако Бентли не уточнял, о представительстве интересов каких групп идет речь. Между тем политический режим отражает классовый характер политической власти. Как таковой он представляет собой совокупность приемов и методов осуществления государственной власти и деятельности институтов в политической системе, характеризуется состоянием демократических прав и свобод, методами политического и государственного руководства, отношением органов государственной власти к правовым основам их деятельности и т. п. Иначе говоря, политический режим складывается под влиянием конкурентного соотношения классовых, групповых, политических, идеологических сил и факторов, политической культуры в целом, всей политической динамики. Поэтому критерии различия политических режимов, выдвинутые Бентли, являются ограниченными и формальными, а его акцент исключительно на них подразумевает апологетику буржуазно-демократического режима США.

А. Бентли призывал уделять первостепенное внимание эмпирическому изучению тех институтов и звеньев государственного управления, которые принимают решения и осуществляют принуждение, т. е. законодательных, исполнительных, судебно-административных органов, так как они наиболее доступны для наблюдения. То же относится к политическим партиям и другим организованным группам давления. Но поскольку государственное управление, по Бентли, это не только деятельность формальных институтов, а более сложный процесс, регулирующий самые различные стороны человеческой жизни, то необходимо эмпирически исследовать также менее формальные и заметные группы и подспудные обстоятельства, влияющие на этот процесс. А. Бентли считал, что большинство межгрупповых конфликтов разрешается не на уровне наблюдаемого формального государственного управления, а в неформальном процессе соперничества, адаптации и регулирования интересов между многочисленными группами и подгруппами^[6].

В «текучем» и постоянно изменяющемся процессе американского государственного управления, каким его видел Бентли, конфликты и противоречия между группами разрешаются мирно и достижение равновесия и компромисса официально утверждается государственными институтами («официальными группами»), выступающими в качестве арбитра. В других случаях (если такие группы достаточно сильны) они могут навязать урегулирование конфликта частным группам собственными силами и этим поддержать более или менее стабильное равновесие, тоже нередко закрепляемое в праве. Стабильность же самих государственных институтов, обусловливающая стабильность государственного управления в целом, зависит, по его мнению, от их способности находить приемлемые компромиссные способы разрешения межгрупповых конфликтов и выступать в качестве арбитров.

В теории А. Бентли нашли отражение реальные социально-политические процессы периода формирования государственно-монополистического капитализма США, кризис классической буржуазно-либеральной формы демократии и доктрины «разделения властей» и т. п. Под влиянием его теории политические партии и группы давления, их соперничество и взаимодействие рассматриваются современными буржуазными политологами как важное звено в системе «сдержек и противовесов» государственного управления и в процессе принятия решений в политических системах капиталистических стран. Заметное влияние оказали идеи А. Бентли и на развитие буржуазной социологии права^[7].

Однако в целом этой теории присущи серьезные теоретико-методологические пороки и апологетическая направленность. Говоря, например, о том, что «интерес» групп многоаспектен и обусловлен прежде всего социальным окружением, Бентли не уточнял, какие социальные факторы являются определяющими. Так, признавая известное значение экономической основы в политической жизни, он в то же время отрицал определяющую роль экономического базиса в системе общественно-политических отношений. «Экономическая основа политической жизни, — утверждал А. Бентли, — должна, конечно, быть вполне признана, хотя из этого не обязательно следует, что она является исключительной или… доминирующей основой политической деятельности»^[8]. Бентли явно принижает роль экономического фактора в формировании интересов, на основе которых образуются общественные группы, влияющие на политику. Такой подход обусловил научную несостоятельность его взглядов на современное ему буржуазное общество как на совокупность самых различных общественных групп, образованных на основе разнообразных интересов. Подлинно научное понимание происхождения и роли социальных групп и классов разработано в марксистской теории. Рассматривая распад общества на классы на почве хозяйственной жизни и производственных отношений, К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин видели в классах прежде всего экономические общественные группы, а политику рассматривали как отношения между классами^[9].

Именно отрицание решающей роли интересов, объединяющих людей в социально-политические группы по признаку производственной деятельности и реальному общественному положению, привело А. Бентли к тому, что на политическую жизнь он смотрел не как на процесс взаимоотношения и борьбы классов, а как на процесс соперничества групп со «специфическими», по его выражению, политическими интересами. Подход к политике как к процессу позволял, по мысли Бентли, провести анализ таких групп, ибо, распадаясь, соединяясь и вновь распадаясь, они якобы обеспечивают динамизм и текучесть процесса государственного управления. Что касается классов, то Бентли относил их к группам с «множественными интересами», склонными к стабильному существованию и не играющими потому большой роли в его «динамической модели» государственного управления^[10]. На самом же деле конкретно-исторический, социально-классовый подход к государству и его институтам Бентли подменял абстрактной функционалистской релятивистской моделью «текучего» процесса взаимодействия различных групп давления. Таким образом, теория групп была попыткой буржуазной политической мысли разработать альтернативу марксистской теории классов и классовой борьбы в политике.

Позиция А. Бентли явно несостоятельна. Классовый подход предполагает комплексный, диалектический анализ общественной жизни. Он включает исследование таких важнейших элементов социальной структуры общества, как классы, социальные слои и группы, а также производственной, идеологической и общественно-политической деятельности, воздействие различных элементов социальной структуры на процесс государственного управления и обратное влияние государства и политики на экономику, выявление связи интересов отдельных слоев и групп с классами и их интересами. В своих работах «Восемнадцатое брюмера Луи Бонапарта» и «Классовая борьба во Франции» К. Маркс дал образцы материалистического социологического анализа политики, показав, что класс буржуазии состоит из нескольких социальных групп, каковыми являются промышленники, финансисты и др., что существуют политические противоречия между биржевиками и фабрикантами и т. п^[11].

Одним из результатов отказа Бентли от классового подхода к изучению государственного управления и политики было то, что основную задачу политолога он видел не в анализе классовых противоречий как главных движущих сил политического процесса, а в исследовании частных конфликтов и соперничества между группами, путей достижения ими социально-политического компромисса. По той же причине изменчивый характер поведения групп, обусловливавший, согласно Бентли, изменчивость и «текучесть» процесса государственного управления в США, объясняется им социальным плюрализмом его участников, который якобы характерен для американского буржуазного общества.

Абсолютизация изменчивости процесса государственного управления в США обусловила релятивистский взгляд Бентли на фактическую роль в данном процессе важнейших государственно-правовых и политических институтов, что привело его к искаженному представлению о них. Его концепция оказалась неспособной объяснить стабильность ряда конституционных механизмов и принципов американского государственного устройства. В частности, поэтому трудно обосновать, исходя из концепции Бентли, какими-то вескими аргументами четырехлетний президентский срок в конституционной практике США, относительную стабильность конституционных принципов «разделения властей», федерализма, практики юридического надзора, наличие комитетской системы конгресса и т. п. Отождествление интереса, деятельности и группы ведет к недооценке роли в политическом процессе личности, опыта политических лидеров и государственных деятелей, материальных возможностей групп давления и т. п. Социально-политическая активность и влияние этих групп обусловливаются не только их интересами, как утверждал Бентли, но и уровнем их организации, способностью их членов к согласованным действиям.

В его теории не проводится четкого различия между интересами групп, выражающих волю различных фракций господствующего класса, правящей элиты, и интересами других групп и объединений — прогрессивными общественно-политическими организациями, профессиональными, национальными, религиозными группами. Между тем «равные возможности» воздействия на буржуазное государство на деле означают, что с его институтами прямые связи устанавливают прежде всего те группы, которые выражают интересы господствующего класса. Внедряясь в механизм государственного управления, группы давления, представляющие интересы монополистического капитала, приобретают огромный политический вес и влияние. Взгляд Бентли на государство как одну из официальных групп давления, отражающую «глубинные», по его выражению, групповые интересы, игнорирует и относительную самостоятельность, и классовый характер буржуазной государственной власти. Такой подход как бы растворяет государственные институты в других элементах политической системы и «распыляет» государственную власть среди независимых от государства заинтересованных групп. Однако в марксистско-ленинских исследованиях государственно-политической практики убедительно показано, что именно государство фокусирует политическую жизнь классового общества. Его роль и роль групп давления в процессе государственного управления и в политической жизни капиталистических стран отнюдь не равнозначны. Воля реального субъекта власти — монополистической буржуазии — реализуется через ряд социально-политических институтов, организаций и групп, безусловно, оказывающих влияние на процесс политического властвования и государственного управления. Но главным субъектом государственно-политических отношений является государство, представляющее собой наиболее организованную и концентрированную силу в осуществлении политики и управления в интересах господствующего класса. Государство — основной институт политической системы.

Пренебрежение классовым подходом к политике свидетельствует об апологетической социальной и морально-ценностной позиции А. Бентли, сугубо реформистском видении им перспектив преодоления пороков социально- политической системы США. Критика этих пороков по существу означала его беспокойство за судьбу американской буржуазной демократии, поскольку они могли способствовать острым социальным конфликтам, угрожавшим системе в целом. Такая критика отнюдь не сопровождалась отрицанием капитализма и политической системы США. Напротив, благодаря «текучести» межгрупповых отношений в государственном управлении, допускающем «регулирование интересов» и политический компромисс, в этой стране, по мнению А. Бентли, возможно ограничение пороков ее системы без применения революционных методов.

Таким образом, теория Бентли выполняет в конечном счете социально-охранительную функцию — ее цель обосновать буржуазно-реформаторские требования, которые отвлекали бы широкие трудящиеся массы США от революционной борьбы, способствовали бы распространению иллюзорных представлений о возможности достижения социальной справедливости в условиях капиталистического строя.

По мере развития поведенческой и социологической методологий в буржуазном обществоведении теория групп Бентли становилась все более популярной среди буржуазных политологов. Его идеи оказали влияние на работы политологов «чикагской школы» в 1920 — 1930 гг. (Ч. Мерриам, Г. Ласуэлл и др.), в которых основное внимание уделялось изучению социально-психологических аспектов политической власти и политического поведения, а также на работы, исследовавшие партии, группы давления, выборы и общественное мнение (П. Хэрринг, М. Даффилд, Э. Лэтхем, П. Одегард, О. Гарсо, Д. Госнелд, С. Ротмэн, X. Чайлдз, Е. Шаттшнайдер). Однако наибольшее признание взгляды А. Бентли получили в западной политологии после второй мировой войны, что прежде всего объяснялось усилением практической апологетической роли этой науки. В современный период большинство западных политологов оценивают его концепцию как классическую^[12]. Буржуазные эмпирики и теоретики обращаются к ней как к важному источнику обоснования «либерально-плюралистической» теории власти и политики в капиталистических странах. Одно из практических назначений этой теории состоит в том, чтобы представить взаимодействие групп давления и государства как якобы закономерное развитие буржуазной «либеральной демократии». Другое ее назначение — служить орудием идеологической диверсии против социалистических и развивающихся стран. Спекулируя на понятиях «плюрализм», «демократия», «свобода» и широко используя концепции, разработанные в рамках политической науки, буржуазные идеологи стремятся навязать некапиталистическим странам идеи буржуазного политического плюрализма и буржуазной демократии, создать идеологическую платформу для реставрации или развития в этих странах капитализма. Применение этих идей в идеологической борьбе против стран социализма, для экспорта в развивающиеся страны свидетельствует о тесной связи буржуазной политико-правовой идеологии и политической науки.

В буржуазной политологии в 1950 —1980 гг. концепция Бентли используется для разработки эмпирических теорий власти. Большое внимание в них уделяется исследованию роли групп давления в принятии политических решений, их влияния на политическое поведение в институтах законодательной, исполнительной и судебной власти, на политические партии и общественное мнение. Современные американские авторы эмпирических теорий реальных и «потенциальных» заинтересованных групп (Д. Трумэн), «групповых элит и группового лидерства» (Р. Даль), «групп давления» (В. Кэй), групп как «частных систем управления» (Э. Лэтхем) истолковывают политический процесс в США как взаимодействие, соперничество и борьбу этих групп за распределение ресурсов в обществе. Согласно им, социально-политическая направленность и поведение таких групп определяются установками, нормами поведения их членов либо руководящей ролью групповых элит и лидеров, а сам процесс взаимодействия между группами направлен исключительно на достижение равновесия и стабильности. Вслед за А. Бентли многие современные теоретики и эмпирики, исследующие группы, оценивают американскую политическую систему как плюралистическую, в которой «заинтересованные группы» действуют через зависящие от их деятельности государственно-правовые институты.

Отражая изменения в социальной структуре и формах политического господства в условиях государственно-монополистического капитализма, эмпирические теории власти исходят из тех же принципиально неверных методологических посылок, пренебрегающих классовой сущностью власти. Не отрицая полностью значения социально-экономической «объективной ситуации» в политической жизни, представители этих теорий изолируют ценностные нормы, неправомерно превращая их в движущие силы политического процесса. Однако Д. Трумэн и Р. Даль, например, не разделяют «процессуального» взгляда А. Бентли на американскую политику, уделяя главное внимание анализу таких социальных и психологических факторов, способствующих межгрупповому равновесию и стабильности процесса государственного управления в целом, как государственные институты (Д. Трумэн), нормы политического режима и «правила игры», в соответствии с которыми действуют лидеры в группах. Эти нормы формируют поведение членов группы (Р. Даль). Иными словами, на первый план в рассматриваемых концепциях выдвигается исследование условий, существенных для стабильности современного американского общества. Это определяет, в частности, различие в акцентах концепции А. Бентли, отразившей реформаторский дух «эры прогрессизма», и ряда современных эмпирических теорий власти, непосредственно ориентированных на поддержание социально-политического статуса-кво.

Провозглашая различные классы, социально-профессиональные группы и элитарные группировки равными субъектами властных отношений, эти теории смазывают протекающие в современном буржуазном обществе острейшие классовые процессы и конфликты, делают упор на сугубо поверхностные проявления политического участия различных социальных групп — их «взаимодействие», «конкуренцию», «равновесие», якобы обеспечивающие демократичность правления и исключающие возможность диктатуры одной группы. Несостоятельность этих концепций в том, что в них маскируется формальный характер «конкуренции», всячески затушевывается тот факт, что реальным субъектом властвования в буржуазных странах продолжает оставаться монополистический капитал, а его политическим орудием — современное буржуазное государство. В борьбе за политическое влияние на решение ключевых проблем политики в США участвуют прежде всего те социальные группы, которые заинтересованы в сохранении устоев существующего порядка и разделяют правила «политической игры». Широкие же народные массы, антимонополистические силы и левые организации фактически лишены возможности оказывать такое влияние, что, в частности, приводит к возрастанию политической апатии.

Следует также сказать, что плюралистско-групповой подход как методологический принцип в политической науке неотделим от идеологии политического плюрализма, апологетически оправдывающего в буржуазной политической системе «либерализм заинтересованных групп», что на деле превращает «свободную от ценностей» и «беспристрастную», по мнению ее представителей, бихевиористскую политологию в теоретическое орудие оправдания современной буржуазной демократии.

Несмотря на критику плюрализма и бихевиоризма со стороны леворадикальных и некоторых умеренно-либеральных теоретиков в политологии США на рубеже 60 —70-х годов, теория заинтересованных групп продолжает оставаться одной из ведущих буржуазно-либеральных теорий, обосновывающих «плюралистическую демократию», а также теорию «живой конституции», широко используемую в современном государственном праве США. Как признает американский государствовед И Кармен, «плюрализм может рассматриваться в качестве станового хребта нашей социальной системы… а политические партии и группы давления являются главными проводниками «живой конституции», на которую мы полагаемся, чтобы непосредственно влиять на политику правительства»^[13]. Более того, как показывает практика современной идеологической борьбы, эта теория, а также ее разновидности в последнее время все активнее используются буржуазными идеологами для внедрения контрреволюционной идеологии в социалистических и развивающихся странах, для апологетики современной политической системы империализма.

Развитие современной буржуазной демократии с позиций плюралистической доктрины, провозглашающей доступ к государственной власти всех без исключения заинтересованных групп, на деле привело к еще большему укреплению позиций монополистического капитала и представляющих его интересы групп давления в государственном управлении ведущих капиталистических стран, усилению антидемократических тенденций в принятии государственно-политических решений.

А явная идеализация этой доктриной современной политической реальности в капиталистических странах обусловила появление на Западе более «адекватных», по замыслу их творцов, плюралистско-элитистских теорий государства и демократии, концепций «плюралистического государства», «корпоративного плюрализма» и т. п. Речь, таким образом, идет о приспособлении плюралистической теории к процессам, происходящим в современном капиталистическом государстве, к потребностям современной идеологической борьбы.

Эмпирические исследования групп давления в политической системе в целом, в законодательном, судебном и административном процессах стали одной из основных областей анализа не только американской, но и английской политологии.

В последнее двадцатилетие их анализу в Англии посвящены работы Блэнка, Гранта, Марша, Риверса, Рихтера, Мэя, Пэнича, Кинбера,4 Ричардсона и другие, в которых исследуются деятельность и влияние профсоюзов, организаций крупного капитала, организаций учите51

лей, врачей, фермеров и других экономических и профессиональных групп на парламент, институты исполнительной и судебной власти, органы местного управления, на политическую систему в целом. Результаты многих из этих исследований легли в основу теории плюралистической демократии, ставшей в Англии, как и в США, буржуазной академической и политической идеологией. Однако следует отметить, что уже в 70-е годы, и особенно на рубеже 80-х годов, прежняя теория групп в том виде, в каком она была сформулирована в 50 —60-е годы, подверглась изменению. Среди ряда английских политологов все чаще высказывается убеждение в том, что изучение групп давления «не имеет четкого направления»^[14]. В связи с этим подчеркивается актуальность изучения деятельности отдельных групп давления в рамках такой теории, которая бы связывала эту деятельность с политической системой и политическим процессом в целом, с фактически существующими отношениями власти в Англии. В последние годы в качестве подобной теории все чаще используется теория «корпоративного государства».

При толковании понятий «корпоративизм» и «корпоративное государство» английские политологи часто используют концепцию «либерального корпоративизма», который якобы способствует большей интегрированности английской социально-политической системы^[15]. Для неокорпоративного государства, основанного на «либеральном корпоративизме», характерно наличие специфических «корпоративных» институтов, состоящих из представителей заинтересованных групп и правительства и имеющих «делегированную ответственность за деятельность правления». Подобные институты, согласно этой концепции, могут охватывать или всю сферу экономической жизни, или же несколько важнейших областей, как это якобы имеет место в современной Англии. По существу речь идет об определенным образом упорядоченном взаимоотношении буржуазного государства, группировок «большого бизнеса» и профсоюзов, о системе внепартийного функционального представительства их интересов путем участия в деятельности так называемых консультативных комитетов, о развитии прямых взаимосвязей между крупным капиталом и буржуазным государством. При этом подчеркивается решающее значение тесного взаимодействия между группами давления как характерного элемента современного английского «корпоративного государства»^[16].

Говоря о политической автономии и самостоятельности групп давления, английские политологи в то же время подчеркивают наличие централизации во взаимоотношениях крупных социально-экономических групп (например, организаций предпринимателей, профсоюзов) и государства, «корпоративное» взаимодействие между ними. Вопреки утверждениям теоретиков политического плюрализма, в данном случае роль буржуазного государства в процессе его взаимоотношения с заинтересованными группами заметно возрастает. Однако, так же как и в концепциях этих теоретиков, совершенно обходится вопрос о его сущностной природе и целях.

Указывая на ограниченные масштабы корпоративизма в Англии, английские политологи часто подменяют этот термин понятием «трипартизм». Данное понятие выступает английским вариантом современной концепции «корпоративного государства», сфера действия которого ограничена взаимоотношением между тремя главными его элементами: правительством, Конфедерацией британской промышленности и Британским конгрессом тред-юнионов, которые принимают ключевые экономические и политические решения.

Очевидно, что попытки модификации традиционного «группового» подхода в терминах неокорпоративистской концепции «трипартизма» отражают некоторые относительно новые процессы в политических системах современных капиталистических стран. Одновременно они представляют собой попытки адаптации буржуазной политической науки к изучению процессов еще большей концентрации власти в английской социально-политической системе главным образом в руках крупных монополий, интересы которых выражают прежде всего Конфедерация британской промышленности и буржуазное государство. Кроме того, в 70-е годы неокорпоративные методы и формы в сфере политического управления английским обществом разрабатывались и применялись буржуазным государством с целью создания более эффективного социально-политического механизма для интеграции рабочего класса и его массовых организаций в капиталистическую систему, для ограничения классовой борьбы в стране.

Однако несостоятельны в связи с этим утверждения некоторых политологов о том, что корпоративизм в Англии представляет собой некую новую «политическую структуру» внутри капиталистического общества. Внедрение в экономическую и политическую практику современного государственно-монополистического капитализма трипартистской системы отнюдь не привело к сколько-нибудь существенному перераспределению власти и контроля над экономическими ресурсами и средствами производства, не изменило классового характера британского государства, выступающего орудием господства монополистического капитала. Не подменяя традиционные буржуазные институты и политические механизмы парламентского и партийного правления, эта система представляет собой один из методов управления капиталистической экономикой, облегчает взаимодействие крупного капитала и буржуазного государства в целях преодоления кризисных процессов в социально-экономической и политической сферах на современном этапе углубления общего кризиса капитализма. Важнейшая ее цель — избежать классовых конфликтов, обострения классовой борьбы.

Но в условиях современного капиталистического общества с присущими ему кризисами, социальными антагонизмами, безработицей и острой классовой борьбой эта политика оказалась безуспешной. Неокорпоративистская система не обеспечила достижение этих целей правящему классу Англии, который в настоящее время пытается преодолеть кризисную ситуацию на путях возврата к «экономическому либерализму», т. е. усиления позиций частного капитала и рыночной экономики, что предполагает отказ от неокорпоративистских методов управления социально-экономическими процессами. Такой переход в значительной мере обусловлен влиянием на английскую экономику обострившегося на рубеже 70—80-х и в начале 80-х годов кризиса мировой капиталистической системы, стремлением промышленного и финансового капитала путем отказа от корпоративной структуры повысить конкурентоспособность английской экономики на капиталистическом рынке. В этих условиях профсоюзы и трипартистская система все чаще начинают рассматриваться правящим классом и буржуазными средствами массовой информации в качестве препятствия для достижения этой цели, и именно на них переносится вина за присущие капитализму кризисы и массовую безработицу.

Особенно заметно антикорпоративистские настроения прослеживаются в настоящее время в политике консервативного правительства Тэтчер.

Уже в декабре 1982 года в меморандуме этого правительства прямо предписывается не включать «никаких тред-юнионистов» в комиссии и другие создаваемые правительством комитеты, где обсуждаются вопросы общенационального значения^[17]. Таким образом, представители британских профсоюзов теперь не допускаются в комиссии, назначаемые правительством тори для разработки рекомендаций по важнейшим вопросам экономической и социальной политики. Тем самым правящие круги все активнее отстраняют рабочий класс от участия в системе «трипартизма» в соответствии с «антикорпоративистски- ми» идеями консерваторов, их антипрофсоюзной, антирабочей политикой.

Теоретико-методологическая несостоятельность концепций «трипартизма», таким образом, заключается в том, что, анализируя формы современного корпоративизма, представители этой концепции избегают выявления его социально-классовых и политических предпосылок. Утверждая, что теория групп в ее прежней формулировке не соответствует английской политической реальности, они в свою очередь истолковывают английский корпоративизм на основе «плюралистической» методологии, не делая при этом принципиального различия между степенью влияния корпоративизма на политико-управляющую структуру групп и организаций «большого бизнеса» и на трудящихся в конкретных исторических условиях. Неокорпоративистские концепции включают в концепции буржуазной демократии некоторые элементы государственного «дирижизма»^[18], но дело в том, что заложенные в них идеи «социального партнерства» со всей очевидностью опровергаются самой социально-политической практикой. Современное политическое развитие Англии вносит заметные коррективы в политику «классового мира» и «социального сотрудничества», подтверждая, что реальная власть в современном буржуазном обществе сохраняется по-прежнему в руках крупного капитала и буржуазного государства.

1. Под группой давления, часто именуемой заинтересованной группой, в буржуазной политологии подразумевается организованная группа, ставящая своей целью оказание влияния (давления) на различные политические институты с тем, чтобы обеспечить принятие ими благоприятных для себя решений. В концепциях буржуазных политологов группы давления и заинтересованные группы, как правило, выступают равнозначными понятиями. Более четко подчеркивается различие между ними и так называемым лобби, единственной целью которого является давление на законодательный процесс или на конкретный политический курс. Характерными чертами группы давления, отличающими ее от политической партии, называются: ограниченная сфера политики, в которой она действует; ее стремление оказывать влияние, в то время как партия стремится к осуществлению власти и т. п. Вместе с тем признается, что некоторые организации, выступающие как группы давления, занимают пограничное положение, проявляя в своей деятельности черты и группы давления, и политической партии. ↑
2. См.: Beantley A. The Process of Government. A Study of Social Pressures. Mass., 1967, pp. 8, 184, 234. ↑
3. Ibid., pp. 26, 37, 84, 90, 227, 206. ↑
4. Ibid. p. 269. ↑
5. Ibid., p. 300. ↑
6. Beantleу A. Op. cit., p. 314. ↑
7. Schubert G. Human Jurisprudence. Public Law as Political Science. Honolulu, 1975, p. 6. ↑
8. Beantleу A. Op. cit, p. 209—211. ↑
9. Mapкс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 49—61; т. 33, с. 282; Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 34—38, 97—98. 364, 430; т. 6, с. 79. ↑
10. Вeantleу A. Op. cit., р. 465—468. ↑
11. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 7; т. 8, с. 191—193. ↑
12. Truman D. The Governmental Process. N.-Y., 1951; Dahl R. Who Governs? New Haven, 1961; Key V. O. Politics, Parties and Pressure Groups. 5-th ed. N.-Y., 1964. ↑
13. См., напр., Carmen I. Power and Balance. An Introduction to American Constitutional Government. N.-Y., 1978, p. 18. ↑
14. Political Studies, vol. 21, 1973, p. 403—404. ↑
15. См., напр., Lehmbruch G. Liberal Corporatism and Party Government. Edinbourgh, 1976. ↑
16. М.. Lehmbruch G. Op. cit., p. 1 —3. ↑
17. The Guardian, 1982, 2 Oct. ↑
18. См.: Перегудов С. П. Неокорпоративизм и парламентская демократия. — Сов. государство и право, 1980, № 3, с. 98. ↑