Концепция политической культуры является одной из ведущих теоретических концепций современной буржуазной политологии. Она была разработана в ней, согласно утверждениям ее теоретиков, для того, чтобы преодолеть чрезмерную формализацию и абстрактность теории политической системы, попытаться связать ее с происходящими в мире реальными политическими процессами, с конкретными политическими системами, т. е. внести в нее элемент историзма. В действительности же концепции политической культуры в западной политологии всегда преследовали не только теоретические, но и сугубо практические и идеологические цели. Рассматривая политическую культуру как своеобразный эталон политических установок и ориентаций граждан на политику, буржуазные политологи считали, что ее изучение будет способствовать не только познанию национальных особенностей политических систем, их сравнительному анализу, но и выявлению социально-политических механизмов их стабильности. С самого начала эта концепция использовалась в буржуазной политологии для обоснования превосходства буржуазной политической системы англо-американского типа над иными политическими системами, тезиса о том, что функционирование власти в условиях буржуазной демократии основано на своего рода политико-культурной общности, на якобы добровольном признании подавляющим числом членов общества в капиталистических странах буржуазных политических ценностей и идеалов.

Как политологическая концепция впервые она была сформулирована в политологии США Г. Алмондом, согласно которому каждая политическая система окружена особым типом социально-психологических ориентаций граждан на политику — политической культурой. Отсюда под политической культурой в западной политологии обычно понимается система познавательных, эмоциональных и оценочных ориентаций и установок индивидов на политическую систему, ее отдельные институты, а также на саму личность в политическом процессе^[1]. Иначе говоря, политическая культура истолковывается буржуазными политологами как сугубо социально-психологическое явление, как политическая система, отраженная и преломленная в знаниях, чувствах и оценках граждан. Тем самым упускается из виду социально-классовая обусловленность политической культуры, хотя они и пытаются истолковывать это понятие как связующее звено между политическим поведением людей и процессом принятия решений органами государственной власти, в тесной связи с властными отношениями в политической системе.

Концепция политической культуры оказала заметное влияние на исследование проблем политического воспитания, политического поведения, общественного мнения и других, которые изучаются в буржуазной политологии прежде всего в интересах стабильного функционирования буржуазно-демократического режима.

Именно практические и апологетико-идеологические цели преследовало межнациональное сравнение политических культур США, Англии, ФРГ, Италии и Мексики, проведенное в 60-е годы Г. Алмондом и С. Вербой. Пытаясь описать и сравнить политические системы указанных стран на основе сугубо структурно-функциональных, а также культурных признаков, Г. Алмонд и С. Верба разработали явно идеологизированную типологию политических систем на базе анализа типов политических культур и их взаимодействия с политическими структурами.

Проведя выборочное эмпирическое обследование познавательных, эмоциональных и оценочных ориентаций и установок граждан названных стран, эти политологи на основе анализа полученной информации сформулировали три типа политической культуры — патриархальный, подданнический и культуры участия^[2]. Последний тип политической культуры, характерный, по их мнению, для США и Англии, рассматривается в этой концепции в качестве эталона сознательного, активного и лояльного участия граждан в политической жизни. Отсюда его название — «культура гражданственности», которая, согласно Алмонду и Вербе, существует в условиях плюралистической демократии и характеризуется якобы высокой степенью однородности, а также способствует стабильности политических систем этих стран.

Под влиянием теории Г. Алмонда и С. Вербы дальнейшая разработка концепции политической культуры в буржуазной политологии осуществлялась в работах Л. Пая (концепция политической культуры элиты и политической культуры масс), Л. Пая и С. Вербы (концепция политической культуры и политического развития), других западных политологов^[3].

Буржуазные политологи-функционалисты, исследовавшие проблему политической культуры, сосредоточили свое внимание исключительно на социально-психологических и поведенческих аспектах функционирования политических систем. Они игнорировали влияние на установки граждан социально-классовой, национальной и т. п. структуры общества, деятельности конкретных политических институтов и органов государственного управления, механизмов принятия политических решений на уровне государства, конкретных проблем государственной политики как внутри социально-политических систем, так и на международной арене.

В отличие от подхода буржуазных политологов в марксистско-ленинских исследованиях этой проблематики подчеркивается, что политическая культура представляет собой прежде всего совокупность относительно устойчивых социально-психологических установок, ценностей и образцов поведения классов, социальных слоев и отдельных граждан, касающихся их взаимоотношений с политической властью, обусловленную историческим опытом политического развития общества. Будучи тесно связанной с общей культурой и историей общества, политическая культура включает в себя уровень знаний и представлений о политике и интереса к ней, ее оценку и эмоциональные отношения к политической власти различных классов, социальных слоев и индивидов, т. е. социально-психологические факторы, мотивирующие политическую активность граждан.

Политическая культура состоит также из определенного набора организационно-поведенческих аспектов политической жизни: политических традиций и символов, политических ролей и образцов политического поведения, придающих своеобразие формам политического процесса в различных политических системах.

На формирование политической культуры и ее функционирование оказывают влияние особенности исторического развития общества и его политической системы, национального характера народа, демографических, религиозных и иных факторов, конкретно-политических ситуаций и т. п. Однако решающее воздействие на нее оказывает система социально-классовых отношений^[4]. Являясь продуктом жизнедеятельности государственно-организованного общества, политическая культура посредством политических установок и ориентаций граждан, их политического поведения и политических традиций не только в концентрированном виде выражает их политический опыт, но и отражает социальные его аспекты, и прежде всего классовую сущность политики и политической власти в их исторической динамике. Рассматриваемая под углом зрения социально-классового содержания, политическая культура отражает степень социально-политической развитости того или иного общества и его политической системы, а в классовом обществе подразделяется на политическую культуру господствующего класса и политическую культуру трудящихся масс, политическую культуру управляющих и управляемых и т. п. В то же время политическая культура класса может включать в себя и более частные субкультуры в зависимости от социальной, профессиональной, национальной, религиозной и иной структуры данного общества. Как и в случае с общенациональной культурой общества, политическая культура, несмотря на свою классово-служебную направленность, обладает рядом общенациональных, надклассовых признаков и элементов, которые явно абсолютизируются буржуазными политологами.

Таким образом, политическая культура — не только важная функциональная, но и одновременно социально обусловленная сторона политики, предопределяющая многие особенности функционирования политических институтов, политического режима, политических отношений и процессов и во многом влияющая на конкретно-исторический облик политической системы в целом.

Сдвиги в массовом политическом сознании в США, Англии и других капиталистических странах, вызванные обострением в них кризисных процессов, мощными социально-политическими движениями, конфликтами и политическими скандалами на рубеже 60—70-х годов, а также в 70-е и 80-е годы, опровергли выводы теоретиков политической культуры на Западе относительно «однородных», «терпимых», «рациональных», «информированных», «активных» и иных образцов «культуры гражданственности». Они выявили статический, внеисторический характер этих концепций, отсутствие в них анализа факторов, решающим образом обусловливающих особенности политических культур в отдельных странах, абсолютизацию их авторами социально-психологической сферы политической жизни. Студенческие волнения, «кризис доверия» к буржуазным институтам власти, бюрократизация государственного управления и кризис буржуазной демократии, военные авантюры империализма, борьба трудящихся за гражданские права и свободы, массовые антивоенные движения и борьба за мир, упрочение сил мира и социализма на мировой арене — все это отразило изменение многих устоявшихся представлений и стереотипов граждан капиталистических стран по отношению к институтам буржуазной демократии, буржуазным политическим ценностям, некоторым внешнеполитическим проблемам^[5].

Эти сдвиги и изменения в массовом политическом сознании свидетельствовали о кризисе духовной опоры капитализма в политической сфере, в качестве каковой господствующий класс в капиталистических странах рассматривает политическое сознание и политическую культуру.

В познавательно-методологическом аспекте несоответствие названных концепций политической реальности обусловлено, как это уже отмечалось, применительно к концепции власти, отрывом объективистской эмпирической ориентации политической науки от философского, исторического, формально-юридического анализа, абсолютизацией эмпиризма и игнорированием социально-классовой обусловленности политической культуры, материалистического анализа политики. Антиисторизм этой концепции проявился в функционалистской трактовке общества ее теоретиками, согласно которой различные антагонистические классы, социальные слои и группы, а также экономическая, социальная и политическая сферы общества рассматриваются как находящиеся в состоянии равновесия, равнодействия и независимости друг от друга, а их влияние на политическую культуру, как правило, не исследуется. Кризис этой концепции в буржуазной политологии подтвердил верность материалистического взгляда на политику, научных положений марксистско-ленинской теории об определяющей роли социальных факторов по отношению к политическому сознанию и политической культуре. Несоответствие концепции «культуры гражданственности» тенденциям в развитии массового политического сознания на Западе объясняется тем, что политологи, исследовавшие эту проблему, исходили из апологетических политических установок и основной упор делали на анализ интересов и ориентаций правящих государственно-монополистических кругов.

Таким образом, несостоятельной оказалась попытка буржуазных политологов провести на основе «беспристрастного» анализа весьма пристрастную идею о превосходстве буржуазной политической культуры и буржуазной демократии. Выявились идеологическая направленность буржуазной концепции политической культуры на поддержание стабильности буржуазной демократии, а также на возможность ее использования в условиях развивающихся стран; отождествление эмпирической теории демократии с буржуазно-либеральной теорией, а последней — с демократией вообще и одновременное признание «элитарной» теории демократии, игнорирование исследования политических культур различных классов и групп общества, политики буржуазного государства и влияния на политическую культуру конкретных политических событий, таких, как, например, грязная война во Вьетнаме и Уотергейт в США, вызывающих недоверие существующему режиму.

Несоответствие концепций политической культуры, разработанных буржуазными политологами, современной политической динамике обусловило попытки их теоретической переоценки. Особенно заметно это проявилось в западной политологии на рубеже 70 —80-х годов, когда в условиях обострения духовного кризиса капитализма, роста тенденции к «реидеологизации» буржуазного общества в целом и позитивистского обществоведения в частности, усиления внимания правящих кругов капиталистических стран к идеологической обработке масс буржуазные ученые и идеологи стали проявлять большой интерес к проблемам политического сознания и политической культуры.

В опубликованной в 1980 году книге «Еще раз о культуре гражданственности. Аналитическое исследование» признается, что тенденция к распространению «культуры гражданственности» в странах буржуазной демократии и в развивающихся странах, которую прогнозировали в свое время Алмонд и Верба, не оправдалась.

Выход из кризиса, в котором оказалась концепция «культуры гражданственности», а также другие модели политической культуры, разработанные западными политологами, усматриваются авторами этой работы в «обновлении» теоретико-методологической и эмпирической основы этой концепции за счет обращения к традиционным методам и объектам анализа буржуазной политологии. Декларируется также необходимость исследования влияния на политические ориентации граждан текущей политики, проводимой государственной властью, внутриполитических и внешнеполитических факторов и т. п.^[6] Однако опять же ничего не говорится о социально-классовом, конкретно-историческом подходе к анализу политической культуры, а сам этот анализ проводится западными теоретиками под углом зрения буржуазных политических ценностей и целей. Между тем, представляя собой определенные культурные образцы и преломляясь в социально-классовой структуре общества (культура класса, группы, индивида), нормы, ценности и представления с относительной степенью устойчивости предопределяют социально-психологические установки членов общества, воздействуя тем самым на их массовое и индивидуальное поведение, в том числе и на политическое.

Новые рекомендации буржуазных политологов свидетельствуют о продолжающихся трудностях и противоречиях в разработке теории политической культуры, о тенденции к ее теоретико-методологической переориентации в направлении еще большего методологического эклектизма и усиления ее идеологической направленности на современном этапе развития государственно-монополистического капитализма. Ныне проблематика политической культуры не только сохраняет свою актуальность, но и продолжает активно исследоваться, о чем свидетельствуют многочисленные теоретические работы, опубликованные западными политологами в 70—80-е годы. К ним относятся исследования Л. Пая, К. фон Бойме, У. Розенбаума, М. Дюверже, Ж.-П. Кот и Ж.-П. Мунье по теории политической культуры; Р. Роуза, Д. Каванагха, Р. Джессопа — по политической культуре Англии; Д. Элазара, Р. Карра, М. Бернстейна — о политической культуре США; К. Зонтхаймера — о политической культуре ФРГ; М. Крозье, С. Хофмана и Ж. Блонделя — о политической культуре Франции и др.^[7] Повышенный интерес к проблеме политической культуры в буржуазной политологии означает прежде всего осознание буржуазными учеными важности изучения сдвигов и изменений, происходящих в политическом сознании и политическом поведении в буржуазных странах в целях разработки рекомендаций для более успешного манипулирования этим сознанием в интересах господствующего класса.

С учетом новейших тенденций в теории политической культуры наблюдается определенная переоценка политической культуры США. Р. Карр и М. Бернстейн, например, считают, что политическая культура американцев состоит из множества отдельных культур и субкультур. В частности, выделяется политическая культура так называемого «среднего американца», политические культуры национальных меньшинств (негры, чиканос, пуэрториканцы, индейцы) и беднейших слоев населения, политическая культура женщин и т. п. Несмотря на различия в отдельных субкультурах, Р. Карр и М. Бернстейн апологетически наделяют эти политические культуры такими общими признаками, как патриотизм, лояльность к существующему режиму и т. п.^[8]

В рамках политических систем одного исторического типа или же в рамках одной общественно-экономической формации могут прослеживаться различные разновидности политических культур, которые, несмотря на все своеобразие, могут иметь общие черты, обусловленные их принадлежностью к более широкому историческому типу^[9]. Однако в качестве «общих» признаков буржуазные политологи предпочитают выделять именно такие характеристики политической культуры, используя которые можно с успехом манипулировать общественным сознанием в интересах сохранения незыблемости буржуазных общественно-политических отношений. По существу продолжает проводиться тезис о том, что отношения властвования в буржуазном обществе по-прежнему основаны на добровольном и сознательном согласии управляемых подчиниться воле управляющих, что якобы подтверждается культурными нормами и ориентациями граждан по отношению к существующему режиму в целом. В подобных исследованиях продолжается попытка буржуазных авторов растворить в так называемом «культурном плюрализме» классовое содержание политической культуры, которое выражается в буржуазном обществе (несмотря на наличие в нем общенациональных культурных черт) прежде всего в существовании политической культуры господствующего класса и политической культуры других классов, социальных слоев и групп. В то же время выводы многих буржуазных политологов, исследующих политическую культуру различных групп населения в США и других капиталистических странах, лишний раз опровергают тезисы теоретиков «культуры гражданственности» США об ее «однородности» и свидетельствуют об углублении разрыва между политической культурой господствующего класса, его отдельных группировок и политической культурой рядовых граждан.

В английских политических исследованиях широко распространена «почитательная» модель политической культуры. Она основана на концепции почитательного отношения англичан к «лучшим» и «избранным» политическим деятелям и подчеркивает стабильный якобы характер английской политической культуры.

В последние годы, однако, в английской политологии наблюдается известная переоценка «почитательного» подхода на основе так называемой «классовой» теории, которая используется, чтобы взаимоувязать концепции власти и политической культуры с социально-классовой структурой английского общества^[10]. На самом деле речь идет не о классовом подходе к анализу политики, сформулированном в марксизме, а об анализе политических ценностей и установок англичан на основе немарксистских теорий социальной стратификации и элит, а также «относительно плюралистической» модели власти, сформулированной в «неомарксистской» социологии и политологии.

Подчеркивая «функциональную необходимость» экономического неравенства и неравномерности распределения благ в «иерархически организованном обществе» (т. е. капиталистическом. — С. Е.), Джессоп усматривает влияние «относительно плюралистической модели власти», т. е. опять же буржуазной, на политико-культурную систему в том, что у англичан частное предпринимательство не отождествляется с «национальным интересом». Несмотря на существование исторической преемственности институциональных форм власти и политических традиций, фактическое распределение власти, а также состав циркулирующих элит постоянно меняются^[11]. Вслед за изменением структуры власти изменяются, по Джессопу, и господствующая ценностная система, политическая культура. Эти изменения носят постепенный, компромиссный и эволюционный характер, и потому якобы в политической культуре Англии сохраняется элемент преемственности, результатом чего является противоречивость и эклектичность господствующей политической идеологии при одновременном общем впечатлении стабильности среди изменяющегося окружения. Именно поэтому Джессоп считает, что «традиционализм» в целом, а не просто «почитание» или «гражданственность» характеризует современную политическую культуру Англии. На основе критериев «традиционной» политической культуры подбираются и формируются политические элиты, а сама она обусловливает, согласно этой концепции, стабильность политической системы в целом. Эту политико-культурную особенность Джессоп называет «институционально-интеграционной» характеристикой английской политической системы.

Он справедливо признает взаимосвязь между социально-классовой структурой общества, отношениями власти и культурно-ценностной системой в Англии. Такой подход отражает кризис «почитательной» модели, относительный динамизм политического сознания англичан, классовую, социально-охранительную роль буржуазного государства. Однако Джессоп как бы растворяет основные классы английского общества в «стратах» и элитах, что приводит к искаженному представлению о распределении в нем власти и влияния, поскольку ключевые позиции в системе властвования сохраняются за господствующим классом, за монополистическим капиталом. В результате происходит абсолютизация надклассовых аспектов политической культуры, стирается различие между политическими культурами господствующего класса и трудящихся, недооценивается политическая идеология рабочего движения, а понятиями «традиционализм» и «консерватизм» необоснованно охватывается система политических ценностей всех англичан. «Преемственность» английской политической культуры во многом объясняется тем, что упомянутое «циркулирование элит» осуществляется в условиях длительного господства буржуазных социально-политических отношений, класса буржуазии, обладающего огромными возможностями воздействия на умонастроения граждан. Стремясь «не абсолютизировать» стабилизирующее влияние политической культуры, Джессоп тем не менее считает «традиционную» политическую культуру «интегративно-стабилизирующим» фактором английской политической системы. Поэтому по своим выводам и назначению данная концепция мало чем отличается от других функционалистских концепций политической культуры в западной политологии, призванных способствовать политической и идеологической интеграции и стабилизации буржуазного общества в духе идей «классового мира» и «социального партнерства».

Изучение политических установок и ориентаций, безусловно, является важным аспектом социологического анализа политики^[12]. Концепция политической культуры позволяет теоретически выделить этот специфический аспект сферы политики. При этом заслуживают внимания частные методы и приемы исследований политических ориентаций, позволяющих выявить различные компоненты политического сознания и политической культуры граждан в различных странах. Однако частичные изменения в методологии исследования политической культуры в 70—80-е годы по сравнению с периодом 60-х годов, наметившийся в ней учет социальных и иных факторов, оказывающих влияние на ее современную специфику в конкретных странах, не сопровождаются в западной политологии последовательно научной оценкой этого политического феномена. Например, несмотря на более динамичный и дифференцированный анализ буржуазной политической культуры, она продолжает в целом исследоваться как политическое явление, состоящее из ориентаций на фундаментальные буржуазно-демократические ценности, не подверженные якобы коренным историческим переменам. Между тем, хотя политическая культура отличается относительной устойчивостью, под воздействием исторического развития общества она также подвержена изменениям, глубина которых обусловливается степенью и быстротой отмирания одних ее компонентов и появления других, новых политических ценностей, ориентаций, традиций и т. п. Особенно заметны эти изменения в политической культуре на поворотных, революционных этапах развития общества, при смене социально-экономических формаций, изменении форм правления в рамках одной и той же формации и т. п.

Таким образом, рассматривая политическую культуру в тесной связи с властными отношениями в буржуазном обществе, западные политологи представляют функционирование власти в нем как реализацию в силу якобы добровольно осознанных внутренних побуждений надклассовых ценностей и норм политической культуры, сводящую к минимуму элемент внешнего давления и принуждения. В такого рода апологетических рассуждениях подавление и принуждение как характерные черты власти монополий и политической жизни буржуазного общества всячески маскируются. Подобная трактовка власти и политической культуры ничего общего не имеет с их действительной социальной природой и назначением в эксплуататорском обществе. Когда буржуазные политологи фиксируют в своих определениях политической культуры только момент согласования, «общности интересов», политических ценностей, они тем самым мистифицируют реальный политический процесс в капиталистическом обществе, в ходе которого господствующий класс навязывает свою волю, преодолевает противодействие класса угнетенного разнообразными средствами, в том числе путем принуждения, насилия^[13].

Претендующие на общую теорию политики концепции политической власти, политической системы и политической культуры в буржуазной политологии фиксируют некоторые новые явления и тенденции в политической жизни капиталистических стран и ее изучении. В то же время они отражают кризис буржуазных политических институтов власти, изменение многих политических представлений и ориентаций граждан в буржуазных государствах. Собственно меняются и буржуазные политологические концепции, изыскиваются новые пути и формы апологетики капиталистического строя и воздействия на сознание масс.

Эти концепции не представляют собой единой, согласованной и долгосрочной политической теории, которая опиралась бы на подлинно научную эмпирическую и теоретико-методологическую основу. Многие из них отражают присущие буржуазной политологии фрагментарность, эклектизм и разрыв между теорией и практикой, между историческим и логическим аспектами познания социально-политических явлений, ее идеологическую роль.

53. См.: Almond G. and Verba S. The Civil Culture. Political Attitudes and Democracy in Five Countries. Princeton, 1963, p. 13. ↑
54. См.: Almond G., Verba S. Op. cit., p. 14—16. ↑
55. См., напр., Pye L. Political Culture. — In: International Social Science Encyclopedia, 1968, v. 12, p. 218; Political Culture and Political Development. / Pye L. and Verba S. eds., Princeton, 1965; Lehman E. W. On the Concept of Political Culture. — Social Force, vol. 50, № 3, 1972. ↑
56. 56Критический анализ концепции политической культуры, сформулированной Г. Алмондом и С. Вербой, и концепции культуры гражданственности содержится в работах ряда советских исследователей. См.: Бурлацкий Ф. М., Галкин А. А. Указ, соч.; Федосеев А. А. Указ, соч.; Смирнов В. В. Концепция политической культуры в политической науке США. — В кн.: Мирное сосуществование и социально-политическое развитие. М., 1977. ↑
57. См., напр., Политическое сознание в США. М., 1980, с. 402. ↑
58. 58См.: The Civil Culture Revised: An Analytic Study / General ed. Almond G. and Verba S. Boston, 1980, p. 27, 59. ↑
59. См., напр., Pye L. Culture and political science: Problems in the evolution of the concept of political culture. — «Social science quarterly» vol. 53, № 2, 1972; Вeуme K. von. Die politische Theorien der gegenwart: Eine Einführung. München, 1972; Rosenbaum W. Political Culture. N.-Y., 1975; Duverger M. Sociologie de la politique: Elements de science politique. P., 1973; Kavanagh D. Political culture. L., 1972; Sontheimer K. Grundzüge des Politischen Systems der Bundesrepublik Deutschland. München, 1977; Bloudel J. The Government of France. L., 1974. ↑
60. См.: Carr R. and Bernstein s M. American democracy. 8th ed / Murphy W. F., Danielson M. N. eds. Hinsdale III, 1977 p. 30-52. ↑
61. См.: Политические системы современности, с. 48. ↑
62. См.: Jessop R. Traditionalism, Conservatism and British Political Culture. L., 1978. ↑
63. См.: Jessop R. Op. cit., p. 64—66. ↑
64. См.: Бурлацкий Ф. M. Ленин. Государство. Политика. M.: Наука, 1970, с. 52—56. ↑
65. См.: Кейзеров Н. М. Указ, соч., с. 82. ↑