Несоответствие политической реальности развивающихся стран представлению о политическом развитии как о результате социальной модернизации, неизбежно связанной с созданием общества «западного образца», породило иные подходы к этой проблеме. В своей совокупности они образуют авторитарно-прагматические концепции «политической модернизации» и политического развития.

Значительно отличается от теорий, отождествляющих политическое развитие с теми или иными аспектами социальной модернизации, структурно-функциональная концепция, наиболее отчетливо выраженная в работах С. Хантингтона. По мнению Хантингтона и его сторонников в буржуазной политологии, следует делать различие между социально-экономической модернизацией и политическим развитием и рассматривать последнее как относительно независимый процесс. Правомерность этого они усматривают в том, что, изменяя и даже разрушая традиционные институты, модернизация вместе с тем не обязательно ведет к созданию современной политической системы в ее буржуазно-демократическом варианте^[1]. По мнению Хантингтона, опыт послевоенного развития показал, что вместо установления такой системы в развивающихся странах нарастает тенденция к образованию «авторитарных» военных и однопартийных режимов, а вместо стабилизации положения наблюдается волна гражданских и межнациональных конфликтов. Причину политической нестабильности ряда стран Азии, Африки и Латинской Америки С. Хантингтон усматривает в отставании развития политических институтов в этих регионах от происходящих там социально-экономических сдвигов. По его мнению, политическая нестабильность, которая наблюдалась в афро-азиатских и латиноамериканских странах на протяжении XX столетия, в основном была следствием того, что модернизация здесь протекала гораздо более быстрыми темпами, нежели в странах Европы и Северной Америки^[2]. Считая, что темпы социальной мобилизации и расширения политического участия в этих странах опережают темпы политической организации и «институционализации», вызывая не политическое развитие, а политический упадок, Хантингтон отождествляет политическое развитие с «институционализацией» политических организаций и процедур, с их стабильностью. Используя те же абстрактно-функциональные показатели, Хантингтон считает, что уровень институционализации политических институтов и функций в качестве критерия политического развития зависит от степени их приспособляемости, сложности, автономии и согласованности. В схеме Хантингтона стабильность, однако, не означает полного отсутствия изменения во всех компонентах политической системы, Хантингтон допускает возможность постепенных изменений в политическом участии партий и заинтересованных групп, в политическом лидерстве и т. п.^[3] В целом же, концепция политической институционализации преследует определенную цель — анализ и выявление оптимальных условий для поддержания и сохранения политического статус-кво.

Устойчивость политической жизни является важным фактором для политических систем развивающихся стран. Акцент на эту сторону политики в определенной степени отражает стремление буржуазных политологов преодолеть узкую односторонность концепций, отождествляющих политическое развитие лишь с западным типом политической системы, сделать его более «научным» и универсальным. Однако в понятие политического развития буржуазные политологи не включают такой важный его критерий, как социальная ориентация политической системы. Политическое развитие здесь фактически отождествляется исключительно с политической стабильностью. Выдвигая в качестве основных характеристик политического развития политическую организацию и институционализацию, они не соотносят их с политическими системами конкретного исторического типа, с социальной сущностью политической власти. При сосредоточении внимания целиком на вычленении структурных элементов упускаются из виду те черты и свойства политической системы, благодаря которым она существует как конкретно-историческая реальность. По признанию самих западных политологов, концепция политической стабильности остается такой же иллюзорной, как и другие абстрактные концепции в политологическом исследовании^[4]. Следует подчеркнуть, что, несмотря на внешнюю теоретическую и ценностную нейтральность, этот подход апологетичен и политически реакционен: политическая институционализация является здесь важнейшей предпосылкой политической стабильности, в способности наиболее эффективного обеспечения которой буржуазные политологи отдают предпочтение двухпартийной буржуазно-демократической политической системе. Рассматривая тем не менее авторитет государственной власти в качестве высшей ценности, сторонники этого подхода рекомендуют правительству США поддерживать «сильные» и авторитарные режимы за рубежом. Поэтому не удивительно, что концепция С. Хантингтона послужила своего рода основой авторитарно-элитистских концепций политической модернизации. Так, американский политолог Т. Цурутани цинично подчеркивал, что развивающиеся нации должны иметь централизованное лидерство, которое ради целей стабильного развития может быть авторитарным, олигархическим и даже тоталитарным^[5].

Таким образом, как западноцентристские, так и авторитарные прагматические теории политической модернизации соответственно определяют процесс политического развития либо как установление в освободившихся странах парламентарной буржуазной демократии, либо, когда это оказывается невозможным, как установление жизнеспособного организационного механизма для поддержания политической стабильности и экономического развития в развивающихся странах, но опять же в направлении, соответствующем интересам Запада.

С точки же зрения социально-политической и идеологической направленности этих теорий как в их прозападном, так и прагматическом вариантах, в современной западной политологии они соответственно получили известность как либеральные и постлиберальные теории политического развития^[6].

В структурно-функциональных и иных «моделях» политического развития зафиксированы формальные показатели модернизации политических институтов и функций в развивающихся странах. Но, выступая за развитие сравнительных исследований политики, которые бы позволили подходить к анализу мировых политических процессов с точки зрения широкой сравнительно-исторической перспективы, буржуазные политологи-компаративисты тем не менее в целом рассматривают их сквозь призму политического опыта Запада. Антиисторизм их теорий состоит в том, что «модернизация», отвергающая некапиталистический путь развития, выступает синонимом исторического прогресса. Поэтому и критерии политического развития применяются в исторически локальных рамках, очерченных этой теорией, что, в частности, приводит к принципиально неверной типологии политических систем современности. Проводниками же политических преобразований, согласно им, выступают военно-бюрократическая элита и харизматические лидеры, разделяющие цели и ценности модернизации^[7]. Прагматические же подходы к проблеме политического развития типа теории политической «институционализации» по существу являются авторитарными, ибо основанные на них неоколониалистские политические рецепты рекомендуют правящим кругам империалистических государств поддерживать «устойчивые», включая и реакционные, режимы в развивающихся странах.

35. См.: Ake C. Modernization and political instability: a theoretical exploration. — World Politics, 1974, vol. 26, № 4.
36. См.: Huntington S. Political Order in Changing Societies. New Haven, 1969, p. 46. ↑
37. См.: Huntington S. The Chance to change: modernization, development and Politics. — Comparative politics, 1971, v. 3. ↑
38. Hurwitch L. Contemporary Approaches to Political Stability. — Comparative Politics, v. 5, 1973, p. 449—463. ↑
39. Цит. по: Чиркин В. E. Указ, соч., с. 21. ↑
40. Вагсan J. The Development and Underdevelopment Theory: Why Political Science Has Failed the Third World. Univ, of Iowa, 1979, p. 4—5. ↑
41. См. Bill J. and Hardgrave R. Comparative Politics: The Quest for Theory. Columbus, 1973, p. 64. ↑