Потребность буржуазной политики, политической науки и идеологии в создании новых теоретических средств, способных содействовать стабилизации и выживанию буржуазной политической системы, решению практических проблем государственного управления в условиях социально-политических противоречий буржуазного общества, обусловила попытки создания в буржуазной политологии обобщающей теории политики, известной как теория политических систем. Ее разработка была обусловлена также потребностью в более эффективном идеологическом воздействии на массы посредством концепции, «научно» обосновывающей «интегрированность» этого общества, якобы демократический характер и управленческую эффективность буржуазных институтов власти, их авторитет и престижность в общественном сознании. Как отмечает советский исследователь М. Н. Марченко, «необходимость в дополнительной обработке широких слоев трудящихся масс в духе апологетики капитализма и дискредитации социализма… а также обострившаяся по мере роста классовых противоречий в буржуазных странах потребность в теоретическом и практическом решении важных для сохранения экономического и политического господства монополистической буржуазии проблем привели к усиленному поиску «глобальных», в максимальной степени отвечающих интересам господствующего класса на данном этапе развития буржуазного общества доктрин»^[1].

Потребность в создании подобной теории диктовалась логикой развития самой буржуазной политологии, необходимостью для достижения целей практической политики систематизации и обобщения огромного эмпирического материала, накопленного буржуазными учеными, их стремлением к осмыслению властных отношений в буржуазном обществе на современном этапе, сложной политической реальности, к сравнительному анализу политических систем и т. п.

В основу такого рода теории были положены заимствованные из буржуазной социологии идеи системного и структурно-функционального анализа.

В политической науке социологическая концепция «социальной системы» Т. Парсонса, а также идеи М. Леви и других представителей их школы были преобразованы Д. Истоном, Г. Алмондом, У. Митчеллом и К. Дойчем в концепцию «политической системы» с характерными для нее структурными элементами и функциями. Эта концепция стала претендовать на достаточно высокий уровень обобщения, комплексность и научность. Системный подход в политической науке сосредоточил внимание не только на государстве, но и на анализе политической системы и управления в целом, на действующих в них политических процессах с точки зрения выявления факторов, содействующих интеграции и стабильности буржуазной политической системы, взаимодействию и взаимозависимости составляющих ее элементов^[2]. В центре его внимания продолжают оставаться проблема политической власти, деятельность институтов и групп, посредством которых она осуществляется, и поведение людей, которые борются за власть и реализуют ее в форме политических решений. В рамках системного анализа политики продолжает поэтому широко применяться бихевиористская методология. Понятие политической системы оказало заметное теоретическое влияние на разработку теорий «политической культуры», «политической модернизации» и др., прямо связанных с исследованием проблем управленческой способности, стабильности и изменения политических систем, эффективности буржуазной демократии. Значительное влияние эти концепции и теории оказали на развитие теоретической политологии Англии, Франции, ФРГ и других капиталистических и некоторых развивающихся стран.

Видным теоретиком системного анализа в политологии США является Д. Истон. Он выступает за создание единой «унифицированной теории политики», способной объяснять деятельность как национальных, так и международных политических систем и пригодной для их сравнения. Главной целью такой теории он считает установление критериев для определения основных категорий и характеристик, важных для изучения этих систем. Выдвигая в качестве первоочередной задачи политической науки анализ условий, необходимых для самовыживания политической системы, ее сохранения^[3], Д. Истон считает, что подобный анализ должен рассматривать четыре основные категории: саму политическую систему, окружающую ее среду, реакцию системы и обратную связь.

Д. Истон определяет политическую систему как «взаимодействия, посредством которых в обществе авторитетно распределяются ценности»^[4], которые признаются всем обществом. Основным ее назначением является как осуществление функции распределения этих ценностей, так и побуждение к обязательному принятию этого распределения большинством членов общества. Именно эти функции политической системы характеризуют ее специфику среди других окружающих ее подсистем общества и являются «существенными переменными политической жизни»^[5].

Таким образом, политическое распределение ценностей имеет, согласно Истону, властную основу. Оно осуществляется путем властного решения, является обязательным и требует повиновения, в том числе основанного на принуждении, распространяется на все общество и признается в качестве обязательного большинством его членов. В этой трактовке политики и политической системы как властных взаимодействий по распределению ценностей в обществе преломляется традиционное буржуазное понимание политики и власти, важнейшим критерием которых выступает принуждение и повиновение с помощью угрозы или применения насилия. «Крупная буржуазия, — отмечает, например, ученый ГДР К.-Г. Редер, — может осуществлять и поддерживать свое господство не иначе как только с помощью постоянного подавления большинства общества. Поэтому повиновение путем принуждения выступает в качестве кредо буржуазной политики и политической науки. Вопрос об общественной и исторической обусловленности насилия снимается при этом с обсуждения»^[6].

Действительно, антиисторизм — характерная черта концепции Истона, так же как и других теоретиков — системников и функционалистов, исследующих проблемы власти и политической системы в буржуазной политологии. Провозглашая целью своей теории разработку характеристик, важных для определения и изучения политических систем, Истон тем не менее делает упор на выделение сугубо формальных функциональных их признаков, совершенно лишая понятие политической системы ее исторического, социального содержания. Отсюда игнорирование им таких вопросов, как происхождение и конкретно-историческая, социально-классовая природа политических систем и властных решений, социальная принадлежность лиц, принимающих решения, и их адресатов, классовые интересы и классовая борьба как движущие силы политики и т. п.

Такой подход, в соответствии с которым политика определяется не социально и экономически обусловленными интересами и целями, а на основе формальной структурно-функциональной трактовки властного распределения ценностей в обществе, не мажет объяснить принципиальное различие между содержанием политики в социально разнотипных политических системах, и прежде всего между социалистической и буржуазной политическими системами, между политикой социалистических и империалистических государств.

В отличие от теоретиков политической системы в буржуазной политологии в советской научной литературе проблематика политической системы исследуется в социально-классовом, конкретно-историческом контексте. В ней отмечается, что политическая власть осуществляется в рамках политической системы общества, под которой понимается относительно замкнутая система, обеспечивающая интеграцию всех элементов общества как целостного, централизованно управляемого политической властью организма, фокусом которого является государство, выражающее интересы экономически господствующих классов^[7]. Она включает в себя политические институты (государство, право, политические партии, общественные организации и т.п.), политико-правовые нормы, определяющие их организацию и полномочия, совокупность приемов и методов осуществления власти и деятельности политических институтов (политический режим), систему взаимодействий между социальной и политико-управленческой структурами по поводу политической власти, процессы, связанные с деятельностью властвования, ролевую структуру власти, политические ценности, ориентации и образцы политического поведения.

Д. Истон критикует некоторых западных государствоведов и политологов-традиционалистов, но не за то, что они игнорируют социально-классовую обусловленность государственной власти, а за то, что ограничивают исследование политики исключительно описанием структуры и деятельности государственного аппарата как части политической сферы и не анализируют эту сферу в целом. Однако, призывая к комплексности и системности политологического анализа, сам Д. Истон, подход которого испытывает заметное влияние функционализма, кибернетических понятий и методов, не выделяет государство в качестве важнейшего элемента политической системы. Он явно принижает и неправомерно растворяет его роль как фокуса политической жизни классового общества^[8] в других элементах политической системы.

Именно в силу того, что политическая система располагает государственной властью, специализированным государственным аппаратом, она обладает монополией на государственное принуждение и существует как исторически определенная социально-классовая политическая реальность. «Главное, что лежит в основе политической системы, объединяет ее в диалектически единое целое, — подчеркивает, например, Ю. А. Юдин, — это государственная власть»^[9].

Таким образом, государство играет роль наиболее организованной и концентрированной силы и формы осуществления политики, а исследование политики теснейшим образом связано с деятельностью государственной власти. Роль ключевого элемента политической системы, которую играет государство, обусловлена его монополией на принудительную власть в обществе, наличием особой группы людей, выполняющих сугубо управленческие функции, правом и возможностью осуществления внутренней и внешней политики, издания и проведения в жизнь правовых норм, обязательных для всего общества и т. п.^[10] Причем важно иметь в виду, что, выступая ключевым элементом политической системы и будучи однопорядковым с ней в социально-классовом отношении, государство обладает рядом характеристик и элементов, которые одновременно являются характеристиками или элементами политической системы (исторический тип, политический режим и т. п.).

Марксистско-ленинская наука государства и права, исследующая различные проблемы государства, осуществляет не только юридический, но и социологический анализ этого важнейшего политического института. Наряду с исследованиями общесоциологических проблем происхождения и социальной сущности государства, его функций и форм в их связи с социально-экономической структурой общества^[11], проблем исторического развития государства и т. п. марксистско-ленинскому государствоведению присущи исследования конкретно-социологических проблем государства и права, в частности проблем социальной эффективности государственного управления, социальной обусловленности функций государства и др. В значительной степени исследование этих проблем правовой науки проводятся на основе комплексного взаимодействия и интеграции различных наук.

Будучи с точки зрения Д. Истона открытой и приспособляющейся системой поведения, политическая система испытывает на себе влияние разнообразных факторов, на которые она в свою очередь также оказывает влияние. Воздействующую на политическую систему среду Истон подразделяет на «внутриобщественные» системы (экономическая, культурная, социальная, психологическая) и «внеобщественные», находящиеся за пределами данного общества (международная торговая система, различные международные сообщества и т.п.). Непосредственное влияние на политическую систему оказывают «внутриобщественные» системы. Когда в обществе более невозможно авторитетно распределять ценность или заставить его членов принимать это распределение, давления, оказываемые на политическую систему средой, создают в ней напряжения.

Если система не предприняла никаких мер по предотвращению пагубного для ее нормального функционирования «разрушительного» влияния окружающей среды и если это влияние настолько велико, что власти не смогут выполнять свои решения, политическая система может быть разрушена. В отличие от Т. Парсонса и его школы, Д. Истон рассматривает развитие политической системы не только в перспективе ее сохранения в неизменном состоянии. В данном случае невольно признаются свойственная капитализму и его политическим институтам и механизмам постоянная неустойчивость, кризис и даже в перспективе возможность их гибели в результате социальных потрясений и конфликтов. Поэтому концепция политической системы имеет у Истона отчетливо выраженную социально-охранительную направленность и недвусмысленно связывается им с задачей предотвращения гибельных для капиталистической системы потрясений и кризисов.

Но признавая воздействие на политическую систему различных факторов «внутри-» и «внешнесоциальной среды», Д. Истон опять же не показывает обусловленность социальной природы политической системы, ее основных функций и тенденций развития социально-экономическими факторами «внутрисоциальной среды». Так же ничего не говорится в его концепции о возможности обратного воздействия политической системы на социально-экономическую систему, не дается содержательный анализ реальных взаимоотношений политической системы и с другими подсистемами общества — культурной, правовой и т. п., а также с факторами внешней среды. Между тем обусловленность политической системы социальноклассовой структурой общества проявляется в том, что в ней, как уже отмечалось, находят выражение интересы господствующих классов, социальных слоев и групп и реализуется политическая власть экономически господствующего класса. Поскольку же это взаимодействие, предопределяющее исторический тип и социально-классовую сущность политической системы, в конечном счете опосредовано экономикой, то анализ соотношения между экономикой и политикой, политической системой и социально-экономической структурой является одной из важнейших проблем научного политологического анализа. «…Политическая структура общества, — отмечает, например, В. О. Тененбаум, — является опосредующим звеном между экономической и социальной структурой и государственно-правовой: она уходит своими корнями в экономическую, социальную и находит свое официальное выражение в государственно-правовой», хотя взаимопроникновение этих структур «не дает основания для их отождествления»^[12].

Важным проявлением взаимосвязи общества и политической системы является влияние на государство и политику общей культуры общества, исторически сложившихся и передаваемых в рамках культуры норм и ценностей, являющихся для данного общества обязательными, а также других социальных факторов^[13]. Кроме того, в современных условиях борьбы между социализмом и капитализмом, усиления национально-освободительного движения и рабочего движения в капиталистических странах на международной арене сталкиваются друг с другом глубоко различные и противоположные силы, которые оказывают определенное воздействие на внутренние процессы в капиталистических странах^[14].

Главное внимание Истона сосредоточено на анализе того, как политическая система при помощи регулирующих механизмов вырабатывает ответные реакции, приспосабливаясь к внешним условиям. Посредством этих механизмов она регулирует свое поведение, преобразовывает и изменяет свою внутреннюю структуру. Функциональность политики Истон связывает с ее способностью обеспечивать сохранение и стабильность буржуазной политической системы. Поэтому за внешне абстрактными построениями Д. Истона угадывается его вполне определенная апологетическая позиция.

Согласно Д. Истону, взаимодействие политической системы со средой осуществляется путем «входа» — «выхода». «Вход» совершается либо в форме требований, либо в форме поддержки. В первом случае — это обращенное к властным органам мнение по поводу желательного или нежелательного распределения ценностей в обществе. Поддержка обеспечивает относительную стабильность властных органов, которые преобразуют требования среды в соответствующие решения, а также создает необходимые условия для применения средств и методов., при помощи которых осуществляется подобное преобразование, т. е. для нормального функционирования политического режима^[15].

В результате «входа» в политической системе совершается процесс воздействия на нее среды, следствием которого является реакция «выход», понимаемый как авторитетные решения по распределению ценностей. Политический процесс, согласно Истону, представляет собой процесс преобразования информации, перевода ее с «входа» на «выход». Требования, поддержка, законодательство, управление, осуществляемое исполнительной властью, правосудие выступают у Истона необходимыми факторами, сопровождающими деятельность системы на уровне «входа» и «выхода». Причем, как уже отмечалось, подобный цикл отнюдь не является гармоничным, а может сопровождаться напряжениями, конфликтами, изменениями в политической системе. Поэтому подразумевается, что достижение стабильности и равновесия, перевод возникающих в ней изменений в безконфликтное, эволюционное русло являются задачей эффективного политического управления и государственного регулирования.

В данном случае также не подчеркивается материальная обусловленность системного характера связей в обществе, а содержательный теоретический анализ государства и политики подменяется Истоном положениями общей теории систем. Поэтому не дается социальная характеристика субъектов принятия решений, мотивов, лежащих в основе этих решений, их сущности, способов осуществления и т. п. Между тем, социологическое изучение политической системы не ограничивается анализом ее взаимодействия с социально-экономической и культурной средой, а предполагает также конкретное исследование социологических аспектов составляющих ее институтов, отношений и процессов. Эти элементы системы образуют ее институциональную структуру и функциональные особенности. Многие из них, хотя и характеризуют различные аспекты жизнедеятельности политической системы, функционально взаимосвязаны между собой. Так, государственные институты в политических системах функционируют через партийно-политический механизм, который играет важнейшую роль в их образовании и деятельности, а политические режимы тесно взаимосвязаны, в частности, с формой государства, отражающей классовое содержание государственной власти, с характером политических отношений и процессов в политической системе, с политической культурой.

Реагируя на вызовы среды, политическая система, согласно Истону, одновременно поддерживает в обществе изменение и стабильность. Причем если изменчивость выступает в деятельности политической системы как частная функциональная ее характеристика, то выживание и самосохранение характеризуют принципиальные ее черты. Таким образом, сохранение системы через изменение — основная идея Д. Истона, которая, если перевести ее на классовый язык, означает выработку рецептов для приспособления капиталистического «истэблишмента» к происходящим изменениям, к классовой борьбе, с тем чтобы не допустить подлинно революционных изменений этой системы^[16]. Иными словами, концепция Д. Истона, подразумевающая «сохранение через изменение» в качестве наиболее действенного способа стабилизации буржуазной политической системы, имеет в виду изменения сугубо буржуазно-реформаторского, эволюционного плана без сколько-нибудь существенного изменения социальной природы и классовой сущности этой системы, призванной обеспечить прежде всего интересы господствующего класса.

Замена содержательного анализа политических отношений абстрактными и формальными рассуждениями о структуре, функциях и механизмах действия политической системы характерна и для подхода другого ведущего теоретика концепции политической системы в буржуазной политологии — Г. Алмонда. Положения общей теории систем и структурного функционализма, касающиеся отношений между отдельными элементами системы, ее структурой и функциями, между системой в целом и отдельными ее частями и т. п., применяются им без учета социально-классовой сущности, конкретно-исторической обусловленности этих структур, функций и механизмов. «Западные идеологи, занимающиеся проблемами политической системы, — совершенно справедливо отмечает М. Н. Марченко, — …и прежде всего те из них, которые стоят на позициях бихевиоризма и функционализма, зачастую предпочитают иметь дело и теоретизировать вокруг абстрактно понимаемых и рассматриваемых как нечто самостоятельное в структуре политической системы общества действий и взаимодействий тех или иных субъектов, возникающих между ними отношений или выполняемых ими в политической системе формальных ролей, нежели исследовать конкретные политические институты, их классовую природу, функции, их место в политической организации буржуазного общества и их действительную социальную роль»^[17].

Структурно-функциональная теория Г. Алмонда, пытающегося приспособить социологическое понятие «социальная система» Т. Парсонса к сравнению политических систем современного мира^[18], страдает этими принципиальными недостатками. Она имеет дело с тесно взаимосвязанными проблемами — проблемой классификации и типологии политических систем и проблемой «политического развития». В своих ранних работах Г. Алмонд сосредоточивает основное внимание на проблеме сравнения и классификаций. В отличие от концепции Д. Истона в которой уделяется относительно мало внимания проблеме политической культуры, Г. Алмонд различает политические системы на основе их структур и культур, подчеркивая взаимодействие последних. Объясняя эту взаимосвязь и пытаясь концептуально обосновать свою схему, Г. Алмонд вводит в нее такие категории, как система действия, ролевая структура (или тип ролевых взаимодействий), ориентация на политическое действие, каждый особый тип которой, окружая политическую систему, образует политическую культуру.

Каждая политическая система является, согласно Г. Алмонду, системой действия. Акцент на «действие» означает, что изучение политических систем не должно ограничиваться простым перечислением ее юридических или идеологических норм, а требует учета взаимосвязи и взаимозависимости всех формальных и неформальных элементов политического процесса, определенной упорядоченности в их взаимодействии, обращения внимания на изучение политического поведения в контексте системы. Таким образом, с самого начала Алмонд подходит к анализу внутреннего содержания, структуры политической системы с внеисторических позиций формальной логики. При этом явно переоценивается значение сугубо функциональных связей и взаимодействий в политической системе за счет недооценки анализа существующих в политической системе реальных государственно-правовых институтов. Например, необходимость изучения юридических норм и политико-правовых учреждений Г. Алмонд усматривает лишь постольку, поскольку они влияют на поведение индивида — носителя политической роли. Концепция «роли» импонирует Г. Алмонду, поскольку позволяет, по его мнению, определить на базе эмпирических исследований многие неформальные элементы политической системы и объяснить политическое поведение. Посредством категории «роли» он определяет политическую систему как «набор взаимодействующих ролей», как «ролевую структуру» и как «тип взаимодействия ролей, воздействующих на решения, поддерживаемые силой принуждения»^[19]. И только понятие «роли» выступает, таким образом, в качестве основной единицы структурно-функционального анализа Г. Алмонда. Отсюда задачу исследования политической системы он усматривает не в выявлении ее основополагающих социальных критериев, а в определении всех существующих в ней типов взаимодействий ролевых структур, что, по его мнению, выводит исследователя за пределы изучения конституционно-правовой системы, заставляя его рассматривать все роли, существующие в политической системе, и определять их с точки зрения политической активности и политического поведения.

Очевидно, что категория «роли», как и другие функционалистские понятия и категории, не исследуется Алмондом содержательно, а анализируется как нечто самостоятельно существующее в политической системе в отрыве от составляющих ее реальных политических и правовых структур. Такой подход к определению политической системы, оперирующий формальными функционалистскими категориями и преувеличивающий их значение в политической системе, лишает понятие политической системы ее социальной качественной определенности. Поэтому на его основе Алмондом были разработаны и сугубо формальные классификации политических систем современности.

Идеи социального равновесия и стабильности, сформулированные представителями структурного функционализма и системного подхода в американской социологии и политологии и подразумевавшие прежде всего стабильность буржуазного общества^[20], оказали заметное воздействие на толкование Алмондом понятия политической системы. Подход этого политолога к сравнению политических систем, разработанный в его ранних работах, явно статичен и апологетичен. В отличие, например, от Истона, усматривавшего основной признак политической системы в ее целевой функции авторитетного распределения ценностей в обществе, Алмонд в качестве ее главной функции прямо выделял легитимный характер физического принуждения, направленного на поддержание стабильного порядка. Проблема политического развития и изменения не получила в ранних работах Алмонда сколько-нибудь заметного отражения, а структурные части политической системы рассматривались им преимущественно с точки зрения урегулирования конфликтов и поддержания стабильности системы. Классовая направленность такого подхода состоит в теоретическом обосновании незыблемости и несокрушимости основ буржуазных политических институтов, в стремлении абсолютизировать и идеализировать буржуазную политическую систему, которая является орудием политического господства монополистического капитала. Это, в частности, выражается в попытках представить данную систему в качестве универсального эталона любой политической системы, как якобы наиболее демократического, прогрессивного и отвечающего интересам всех общественных групп и слоев, т. е. выхолостить ее буржуазное классовое, эксплуататорское содержание. Рассматривая политическую систему с внешне якобы «надклассовых», «научных» позиций, Алмонд, таким образом, в действительности наделяет ее всеми признаками буржуазной политической системы. Поэтому вольно или невольно он проводит свои классовые интересы и взгляды в области политической теории, содействуя ее превращению в орудие политической идеологии, призванной защищать буржуазные политические институты и идеалы.

Подобный американоцентризм и апологетико-идеологическая функция концепции политической системы в буржуазной политологии особенно заметны в подходе Алмонда к проблеме функционирования политической системы. Согласно Г. Алмонду, все политические системы для того, чтобы функционировать и находиться в состоянии равновесия, должны выполнять определенный набор требований, которые он называет функциональными императивами системы. При этом Алмонд попытался обосновать необходимость анализа и сравнения не только институциональных политических структур и механизмов, но и любых неформальных механизмов, посредством которых фактически осуществляются функции политической системы^[21]. Это одно из принципиальных положений концепции Алмонда стало характерной особенностью функционалистского анализа в современной буржуазной политологии и в сравнительных исследованиях политики. Вместе с тем он игнорирует тот факт, что функциональные особенности политической системы определяются социально-классовым характером данной системы, политическим режимом, характером политических процессов и отношений в политической системе, массовым политическим сознанием и политической культурой, которые в совокупности образуют политическую динамику в рамках политической системы. Особенность политической системы как политико-управляющей структуры, осуществляющей властную деятельность, проявляется в таких ее конкретных функциях, как определение целей функционирования и развития общества в соответствии с интересами классов и иных социальных групп, которые выражает данная политикоуправляющая структура, распределение в соответствии с этими интересами и целями ценностей в обществе и мобилизация его ресурсов на их достижение, интеграция элементов общества как целостного, централизованно управляемого организма^[22]. Однако все эти функциональные характеристики в конкретно-исторических политических системах имеют свои особенности. Поэтому основополагающей характеристикой любой политической системы является ее исторический тип, социально-классовая сущность или социальная ориентация, ее конкретно-исторический облик в целом, обусловленный экономической, социальной, культурной и идеологической структурами общества.

За внешне абстрактным функционалистским подходом у Алмонда все определеннее вырисовывается буржуазно-консервативная идейно-политическая направленность его концепции. «Правительственные» функции «выхода» — деятельность законодательной, исполнительной и судебной ветвей государственного управления — отражают в «новых» социологических терминах — старые государственно-правовые теории буржуазного конституционализма. Одна из целей этой «социологизации» состоит в переключении акцента с описания политических институтов, которые имеют конкретно-исторические особенности и специфику развития в разных странах, на единый набор функциональных категорий, пригодный якобы для «универсального» сравнения деятельности этих институтов. Но главной ее целью, как уже отмечалось, является: под видом «универсальной» методологии провести идею об «универсальности» и своего рода политическом эталоне буржуазно-демократической политической системы.

Однако явная идеализация модели политической системы американского образца в условиях кризисных процессов в социально-политической жизни капиталистических стран, насыщенной острыми классовыми и иными противоречиями и конфликтами, успешное развитие социалистических политических систем в мире, образование новых государств и политические изменения, происходящие в развивающихся странах и т. п., вынуждают буржуазных политологов постоянно модифицировать концепцию политической системы, приспосабливать ее к анализу проблем политического изменения. Одновременно за внешней идеологической нейтральностью сохраняется классовая направленность данной концепции. Эта модификация преследует не только идеологическую социально-охранительную цель — представить буржуазную политическую систему как якобы постоянно развивающуюся, прогрессирующую и в то же время стабильную, но и теоретико-методологическую и практическую цели — сделать концепцию политической системы пригодной для изучения проблем политического развития и сравнительного анализа политических систем мира в интересах практической империалистической политики.

Так, Алмонд, например, пытаясь в работах 60 —70-х годов приспособить свой подход в качестве общей методологии к анализу проблем не только сравнения, но и развития политических систем, подверг структурный функционализм заметной модификации. Подчеркивая, что системы действуют на различных уровнях функционирования — уровне «возможности системы», уровне «функции превращения», уровне «функции сохранения», уровне «адаптации», — он попытался исследовать способность политической системы успешно справляться с возникающими в ней напряжениями, приспосабливаться и изменяться в ответ на «вызовы» ее окружения, способность системы совладать с этими «вызовами»^[23]. Способ и механизм, посредством которых политическая система превращает «входы» в «выходы», Алмонд назвал процессом «превращения». Таким образом, он, как и Истон, не настаивает на безусловной незыблемости политических институтов буржуазного общества, их абсолютной стабильности. В отличие от его прежнего подхода все чаще в его теории фигурируют понятия неустойчивости, напряжений, необходимости приспособления системы и т. п., что является отражением реального кризиса политической системы капитализма в современных условиях, динамичности и сложности современной политической жизни в мире, определяющими факторами в которой выступает борьба между социализмом и капитализмом.

Однако понимание политического изменения и развития имеет у Алмонда классово ограниченный характер. Речь в его концепции идет прежде всего о способности буржуазной политической системы к частным эволюционным изменениям при сохранении ее принципиальных социально-экономических и политических основ, о механизмах ее приспособления к изменяющемуся миру или же эволюции политических систем иного типа в направлении англо-американской модели политической системы. Отсюда и соответствующие акценты этой теории, ее в целом апологетическая ориентация.

Например, анализ системы с точки зрения ее возможноностей является, по Алмонду, одним из способов обнаружения того предела, до которого политическая система может успешно совладать с «входами» и обладает элементами и механизмами, необходимыми для ее выживания. В зависимости от эффективности своих функций, возможностей и сохранения политические системы в ответ на изменения в своих собственных подсистемах, а также подсистемах в их окружении могут адаптироваться, разрушаться или изменяться^[24]. Политическая система объявляется этими политологами стабильной в том случае, если «входы» превращены в «выходы» таким образом, что они не приводят к напряжениям, которые смогли бы подвергнуть саму структуру системы фундаментальным изменениям. При таком состоянии «выходы» системы соответствуют требованиям, а политическая система находится в состоянии равновесия. Нетрудно догадаться, что за этими предельно формализованными теоретическими формулировками скрывается вполне конкретная политическая позиция — не допустить революционных преобразований в политической системе.

Используя в своей концепции также и историко-сравнительный метод, Алмонд выходит за рамки, собственно, структурного функционализма. Прибегая к историческим аналогам, он уже вполне открыто руководствуется в качестве эталона моделью политического развития англо- американской буржуазной демократии, пренебрегает диалектикой общего и особенного, учетом национальной специфики политического развития других стран. Такой подход, идеализирующий буржуазную политическую систему, наделяющий ее чертами эффективности, престижности в глазах ее граждан, «демократичности» и т. п. при одновременной маскировке того факта, что она является политическим выражением эксплуататорских общественных отношений, политическим орудием монополистического капитала, оказал заметное влияние и на теоретические разработки политологов других капиталистических стран^[25].

Несомненно, что понятие политической системы способствует целостному анализу политической жизни, рассмотрению ее не только под углом зрения государственноправового ее содержания, но и как социально-политического целого. Такой подход обусловлен сложным переплетением и взаимодействием социально-экономических, культурных и иных факторов, влияющих на формирование и осуществление политики. Очевидно, что понятие политической системы интегрирует многие социологические аспекты политических отношений и применяется для комплексного, системного анализа взаимодействия политических институтов, процессов и отношений с социальными факторами как внутри системы, так и в процессе взаимодействия системы со средой. При этом социологические аспекты политической системы исследуются как на общетеоретическом, так и на конкретно-социологическом уровнях анализа.

Однако рассматриваемые в контексте буржуазной философии и теории познания и при сохранении неизменности идеалистических, общеметодологических и политико-идеологических посылок системный подход и структурно-функциональный анализ в буржуазной политологии исключают возможность подлинно научной интерпретации проблемы развития политических систем, особенно тех из них, которые возникают в ходе революционного преобразования общества. Несмотря на внешнюю «научность», они выступают средством псевдотеоретического осмысления новых социально-политических явлений, попыткой согласования новых методов анализа современной политической реальности с неизменными ключевыми посылками буржуазной политической идеологии. В то же время в современной буржуазной теории политической системы отражается признание ее теоретиками неустойчивости буржуазных институтов власти. Эта неустойчивость политического господства монополий в свою очередь является следствием углубления общего кризиса капитализма, поразившего экономику, институты власти, мораль, идеологию и т. п. буржуазного общества. Однако признание рядом политологов факта изменения, динамизма политической системы, происходящих в ней конфликтов и т. п., необходимости эмпирического изучения ее функций на уровнях «возможности», «превращения», «сохранения» и «адаптации» системы при общей ориентации исследователя на анализ условий политической устойчивости и поддержки означает лишь поиск политических средств поддержания качественной неизменности и приспособляемости буржуазного общества и его политической системы, их ответов на «вызовы» истории. Подобный динамизм является только частной функциональной характеристикой политической системы буржуазного исторического типа, а отнюдь не означает ее исторического развития. Классовая ограниченность такого подхода состоит в том, что процессы изменения и развития политических систем сводятся западными теоретиками либо к возвращению данной системы к прежнему состоянию, либо к установлению нового положения равновесия системы, а главное внимание по-прежнему сосредоточивается на проблеме функционирования, стабильности, самовыживания буржуазного (обычно буржуазно-демократического) режима. Тем самым выражается надежда на возможность установления контроля над кризисными процессами в буржуазном обществе, регулирования его социально-политических механизмов, в том числе с помощью теоретических рекомендаций политической науки.

К тому же анализ политического процесса на уровне «входа»-«выхода» имеет американоцентристскую окраску и апологетически воспроизводит формальные принципы государственного устройства США и особенности буржуазно-демократического политического процесса. В этом отчетливо проявляется апологетико-идеологическая функция концепции политической системы в западной политологии. Очевидно, что такой западноцентристский подход к анализу проблемы эволюции и изменения политической системы не может дать ответа на вопрос об этапах и способах перехода от политической системы одного исторического типа к другому, одной социальной ориентации к Другой.

Таким образом, в основе системного и структурно-функционального анализа в позитивистской политологии лежат крайне абстрактные, внеисторические и в то же время прозападные модели политических систем, не могущие служить подлинно научным инструментом в методологии изучения и сравнения различных типов политических систем. По признанию самих буржуазных политологов, подобные модели не опираются на реальные исторические факты и поэтому не имеют прогнозирующего значения^[26]. Следует добавить, что они служат вполне определенным классовым целям — сохранению и упрочению классового господства капитала в современных условиях, апологетике и пропаганде буржуазной демократии. Оперирование лишь «чистыми» и вместе с тем апологетически ориентированными функционалистскими категориями не дает представления о конкретно-историческом характере социально-политических процессов и тех организационных структур, в которых они происходят. Рассматривая политическую систему как систему авторитетного распределения ценностей в обществе и как систему действия, буржуазные теоретики политических систем игнорируют тот факт, что основополагающей характеристикой любой политической системы является ее исторический тип, социально-политическая ориентация и конкретно-историческая специфика, обусловленные экономической, социальной и культурной структурами общества; одновременно они преследуют, как уже отмечалось, вполне определенные политические и идеологические цели. Основанные на позитивистской концепции научного знания и претендующие на одинаковую пригодность для анализа любого общества и любой политической системы, их теории не связываются с конкретными общественно-экономическими формациями, часто истолковываются вне времени и пространства и в то же время несут на себе отпечаток буржуазного политического мышления.

Тем не менее, несмотря на свою внеисторичность, концепция политической системы в буржуазной политологии, как уже отмечалось, оказала заметное влияние на современные теоретические и прикладные исследования на Западе. При этом она выполняет целый ряд взаимосвязанных между собой функций — апологетическую, антикоммунистическую, методологическую, практическую и др.^[27] Однако следует сказать, что определяющей сутью этой концепции, несмотря на различие ее модификаций, продолжает оставаться ее служебная, социально-охранительная, апологетико-идеологическая направленность. Прежде всего эта концепция служит теоретическому обоснованию «незыблемости» буржуазного общества, эффективности и престижности его политической системы, для навязывания развивающимся странам прозападной капиталистической ориентации социально-политического развития, для теоретического «обоснования» буржуазных теорий в идеологической борьбе.

Упор теоретиков концепции политической системы на функционирование, стабильность системы, на анализ частных эволюционных изменений, не выходящих за пределы буржуазной политики, исключающей признание социально-классовых и революционных факторов в качестве важнейших источников политического развития, отражает социальное назначение и идеологическое содержание системного и структурно-функционального анализа в буржуазной философии и социологии, консервативную установку на отказ от анализа реальных социальных противоречий в обществе, на сохранение буржуазных социально-политических отношений. Поскольку, однако, при описании социальных систем буржуазные социологи и политологи учитывают и элемент изменения, постольку современный структурный функционализм не полностью игнорирует динамизм социально-политической жизни. Было бы неточным традиционное противопоставление его как статического подхода принципу историзма как динамичному подходу. Скорее всего, как справедливо отметила Г. М. Андреева, присущее многим современным буржуазным социологам признание динамизма общественных явлений не означает признания ими их исторического развития. Поэтому с точки зрения анализа методологических погрешностей функционализма, подчеркивает она, правильно противопоставление не «статики» и «динамики», а «функционирования» и «развития»^[28]. Сами буржуазные политологи весьма скептически оценивают методологическую возможность структурного функционализма, в частности для объяснения проблем политического развития. По признанию английского политолога Р. Джоунса, функционализм «имеет дело с сохранением системы и не предлагает общей объяснительной теории социального и политического развития»^[29].

Но особенно острой критике подверглась системнофункциональная теория в период «постбихевиоральной революции» в 70-е годы. Критиковались ее близость к бихевиоризму, западноцентризм, абстрактный универсализм и отсутствие «операциональной ценности». Эта критика явилась составной частью того общего критицизма, которому подверглась в этот период бихевиористская политология и в котором отразилась не только позиция леворадикалов, но и реакция буржуазного политического сознания на острые кризисные процессы, происходившие на рубеже 60—70-х годов в капиталистическом обществе, и прежде всего в США. В ней преломились буржуазно-реформистские настроения значительной части политологов-теоретиков — от умеренно либерального их крыла до традиционно-консервативного. Для усовершенствования этой теории предлагались различные рецепты. Однако большинство из них имели буржуазно-реформаторскую направленность, были ориентированы на приспособление политической науки к новым условиям развития современного капиталистического общества, на преодоление с ее помощью кризисных процессов в буржуазной политической действительности, страдали декларативностью, абстрактностью и эклектичностью. Неизменной остается и фактическая апология ими буржуазной политической системы.

Научная уязвимость и идеологическая направленность концепции политической системы в буржуазной политологии — характерные ее черты, отражающие общую теоретико-методологическую и практическую ориентацию этой науки, кризис ее теоретических основ. Говоря о тенденциях развития системной теории, американский политолог А. Уиллокс считает, например, что 80-е годы обещают продолжение критических тенденций, и в частности обвинение системной теории в идеологизации, в том, что она «склоняется к стабильности как ценности». Ограниченность системной теории в буржуазной политической науке справедливо подчеркивается и в других ее аспектах^[30]. Более того, западногерманский политолог X. Беренс считает, что при разработке проблем политических структур и политического поведения системная теория должна дополняться и даже заменяться теорией принятия решений. По мнению этого политолога, теория принятия решений, в отличие от системной теории, которая стремится выработать наиболее общие теоретические рамки анализа, является более подходящей для описания и объяснения различных аспектов процесса принятия решений и политического поведения^[31]. Эти высказывания лишний раз свидетельствуют о кризисе, который переживает в настоящее время концепция политической системы в буржуазной политологии. Одновременно налицо еще одна попытка усовершенствования этой теории, ее приспособления к потребностям более эффективного социально-политического управления и контроля в буржуазном обществе.

В 70—80-е годы теория политической системы продолжает выступать, по признанию самих западных политологов, важным инструментом политического контроля и используется для манипулятивных целей^[32]. Однако надежды буржуазных политиков и идеологов на стабилизацию социально-политической системы капитализма, на преодоление в ней кризисных процессов и достижение социальной интегрированности и гармонии буржуазного общества с помощью средств государственного регулирования, а также теоретических рекомендаций политической науки оказываются иллюзорными. Охвативший различные сферы капиталистического общества в 70-е годы и в начале 80-х годов мощный кризис показал тщетность надежд на возможность лечения хронических недугов капитализма. В то же время кризисные процессы в экономике, политике, идеологии этого общества отразились и на теории политических систем, выявили и в свою очередь обусловили продолжающийся кризис теоретических основ буржуазной политологии — кризис, который остается непреодоленным и сегодня.

21. Mарченко M. Н. Политическая система современного буржуазного общества. МГУ, 1981, с. 68—69. ↑
22. См.: Easton D. Л Framework for Political Analysis of Political Life. N.-Y., 1965; Almond G. A. Comparative Political Systems. — The Journal of Politics, vol. 18, 1956; Mitchell W. The American Policy. A Social and Cultural Interpretation. N.-Y., 1962; Deutch K. Nerves of Government. N.-Y., 1966. ↑
23. См.: Easton D. A System Analysis of Political Life. N.-Y., 1965, P. 475, 488. ↑
24. lbid., p. 8. ↑
25. lbid., p. 8—14. ↑
26. Цит. по кн. Критика новейших буржуазных учений о государстве. М., 1982, с. 8. ↑
27. См., Политические системы современности. М., 1978, с. 8; см. также: Развитие политических систем в современном мире. М., 1981, с. 3—34. ↑
28. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 322; Ленин В. И. Поли, собр. соч., т. 23, с. 238—40; т. 33, с. 340. ↑
29. Юдин Ю. А. Политические системы независимых стран тропической Африки (Государства и политические партии). М., 1975, с. 3, 10. ↑
30. Более подробно о соотношении понятий «политическая система» и «государство» см.: Политические системы современности, с. 8—9. ↑
31. См.: Манов Г. Н. Государство и политическая организация общества. М., 1974, с. 143. ↑
32. Тененбаум В. О. К методологии исследования политических систем. В кн. Развитие политических систем в современном мире. М., с. 14-15. ↑
33. См.: Бурлацкий Ф. М., Галкин А. А. Социология. Политика. Международные отношения, с. 39. ↑
34. См.: Критика новейших буржуазных учений о государстве, с. 97 ↑
35. В последние годы Д. Истон несколько модифицировал понятие поддержки. Более подробно см. Easton D. A Reassesment of the Concept of Political Support. British Journal of Political Science, 1975, vol. 5, p. 435-437. ↑
36. См.: Чиркин В. E. Научно-техническая революция и буржуазная политическая наука. — В кн.: Политико-правовые доктрины современного империализма. М., 1974, с. 131. ↑
37. Марченко М. Н. Указ, соч., с. 81. ↑
38. См., Almond G. Comparative Political Systems. — The Journal of Politics, vol. 18, 1956; Almond G. and Coleman J. Politics of the Developing Areas, Princeton, 1960; Almond G. A Developmental Approach to Political Systems. — ‘World Politics’, January 1965; Almond G. and Powell G. Comparative Politics. A Developmental Approach. Boston, 1966; Almond G. Political Development. N.-Y., 1970. ↑
39. Almоnd G. Comparative Political Systems, p. 39. ↑
40. Как вынужден признать американский социолог А. Гоулднер в своей книге «Надвигающийся кризис западной социологии», американская социология всегда делала упор на проблему стабильности и «социального порядка». См.: Gоldnег A. The Coming Crisis of Western Sociology. N.-Y., 1970, p. 135—136. ↑
41. См.: Almond G. and Coleman J. Politics of the Developing Areas. ↑
42. См.: Политические системы современности. ↑
43. Almоnd G. and Coleman J. Op. cit., p. 17. ↑
44. См.: Almond G. and Powell G. Op. cit., p. 25—191. ↑
45. Подробнее о критике взглядов Г. Алмонда применительно к проблеме политического развития см.: Каленский В. Г. Эволюция концепции политического развития Г. Алмонда. — Сов. государство и право, 1974, № 3. ↑
46. См.: Golembiewski R., Welsh W., Grotty W. A Methodological Primer for Political Scientists. Chicago, 1969, p. 242. ↑
47. Дифференцированный анализ функций буржуазной концепции «политической системы» содержится в работе М.Н. Марченко «Политическая система современного буржуазного общества», с. 89—110. ↑
48. Андреева Г. М. Эволюция методологических основ современной буржуазной социологии. — В кн.: Очерки методологии познания социальных явлений. М., Мысль, 1970, с. 244. ↑
49. Jоnеs R. The Functional Analysis of Politics. London, 1967, p. 90—91. ↑
50. См.: Wilcox A. Problems of Change in Sytems Theories in Political Science. Univ, of Nevada, 1979; Davis T R. The Political Entropy of Systems Theory. — In: International Political Science Enters, the 1980—S/R. Merrit ed. Ottawa, 1979, p. 75. ↑
51. См.: Behrens H. Towards the Replacement of Systems Theory by Decision-Making Theory. München, 1979, p. 2. ↑
52. См.: Susiluoto J. Cybernetics and Systems Theory as Instruments of Political Control. Helsinki, 1979. ↑