В этот период правовая и политическая мысль дореволюционной России входит в высшую, самую продуктивную стадию. Появилось много имен, направлений, различных юридических школ.

Правовые взгляды Бориса Николаевича Чичерина (1828—1904), вне всякого сомнения, занимают особую страницу в развитии юридической мысли дореволюционной России. Разносторонне образованный, необычайно одаренный природой самыми разнообразными талантами, Чичерин приобрел своими работами общеевропейскую известность. Его фундаментальная пятитомная «История политических учений» до сих пор является классикой политической и правовой мысли и вполне может быть поставлена в один ряд с такими работами, как «О духе законов» Монтескье, «Об общественном договоре» Ж.-Ж. Руссо. Далеко не каждому мыслителю удается как бы подвести итог своей научной деятельности написанием основательного труда. В этом аспекте судьба оказалась к Чичерину более благосклонной, чем ко многим другим ярким мыслителям.

Актуален ли сейчас Чичерин? Представляется, что более чем. Он был очень русским человеком в самом хорошем смысле этого слова, прекрасно разбирался в характере народа, к которому принадлежал, знал его достоинства и недостатки и, самое главное, не боялся о них говорить. Чего, например, стоит его сентенция: «Отличительное свойство русского ума — почти полное отсутствие понятия о границах». Увы, с этим трудно что-либо поделать. Эта особая черта нашей ментальности существенно влияет и на развитие государственно-правовых форм, в чем мы неоднократно убеждались хотя бы на протяжении последних полутора десятков лет. Общество говорит сегодня о либерализме, демократии, свободе, но едва ли в полной мере представляет себе их сущность. Тем и отличается словесная эквилибристика от науки, что она не идет дальше того, что лежит на поверхности. Наука должна проникать в глубь процессов, открывать закономерности, в силу которых происходит их развитие.

Для современного российского общества представляет интерес политическая ориентация Чичерина, который сам себя причислял к лагерю «охранительного либерализма». Традиционно сложилось так, что либерализм и консерватизм считаются прямо противоположными, несовпадающими идеологиями. Не все так просто, как представляется на первый взгляд. По мнению Чичерина, русский либерал выезжает на нескольких громких словах: свобода, гласность, общественное мнение и т.д. Между тем сущность «охранительного либерализма» состоит в примирении начала свободы с началом власти и закона. В политической жизни его лозунгом являются «либеральные меры и сильная власть». Либеральные меры предоставляют обществу самостоятельность, основанную на правах личности, свободе мысли и совести. Сильная власть, являясь блюстительницей государственного единства, связывает и сдерживает общество, охраняет порядок, строго надзирает за исполнением законов.

К сожалению, российский либерализм практически всегда был антигосударственным; расшатывая государственный механизм, русские либералы прокладывали путь к власти прагматичным циникам. С точки зрения Чичерина, и «прогрессисты», то есть либералы, и консерваторы являются слагаемыми всякого исторического процесса, даже несмотря на критику и ироничность по отношению друг к другу. По едкому замечанию Салтыкова-Щедрина, русскому либералу непонятно чего больше хочется, то ли конституции, то ли севрюжины с хреном. Один из героев Чехова констатирует: «А у нас такой порядок, что Вы можете неодобрительно отзываться о солнце, о луне, о чем угодно, но храни Вас Бог трогать либералов. Боже Вас сохрани! Либерал — тот самый поганый гриб, который, если Вы нечаянно дотронетесь до него пальцем, обдаст Вас облаком пыли» (А. П. Чехов «Именины»).

Если отбросить иронию и агрессию, между либерализмом и консерватизмом нет непреодолимого препятствия и уж тем более пропасти. Чичерин, как и многие другие, не разделял нарастающих тенденций «отрицательного либерализма», не мыслил себя вне оппозиционной борьбы с правительством. Его не могли не настораживать нигилистические тенденции, выдаваемые за прогресс. Наоборот, считал Чичерин, русская история не мешает нам любить свободу.

Жизнь человека протекает в четырех союзах:

а) семейном, основанном на крови и любви;

б) церковном, основанном на вере;

в) общественном — юридическом союзе, основанном на праве;

г) государственном союзе, имеющем своим основанием общее благо.

Элементами всякого союза являются власть, закон, свобода, цель. В этой связи государство представлялось Чичерину «…не как простое собрание лиц, а организованное целое, облеченное полновластием над членами. Связью этого целого служит закон, устанавливающий отношения власти и подчинения во имя общего блага. Законом устанавливаются и самые органы власти, которые могут иметь разнообразные строения…».

Он соглашается с Гегелем в том, что государство объединяет два элемента: нравственный и юридический. Но, говорит Чичерин, государство — явление не физическое, а духовное, и те, кто отрицает метафизику, не в состоянии понять государство, его природу. Даже власть действует во имя этого метаюридического начала. Она является представительницей идеального целого. Организованность, структурность, цельность и отличают государство от других союзов, и прежде всего от общества, потому что государство есть союз народа, связанного законом в одно юридическое целое, управляемое верховной властью для общего блага. Следовательно, «государство как единое целое есть реальное явление, общество как единое целое есть фикция». Среди всех союзов, корпораций Чичерин отдает приоритет именно государству, потому что ему подчинены все частные сферы и все частные отношения, существующие в его пределах. Однако государство их вовсе не поглощает, оно ведает совокупными интересами, которым подчиняются частные, но последние сохраняют свою относительную самостоятельность. Люди, входящие в государство, остаются свободными лицами, преследующими свои частные интересы и имеющими права, совершенно независимо от тех прав, которые принадлежат им в качестве граждан. Но в то же время «…государство есть союз абсолютный, представляющий высшее сочетание противоположных начал общежития — личного и общественного»^[1]. Столь высокое положение государства Чичерин объясняет следующим: «…Чтобы сохранилась гармония в целом, необходимо, чтобы частные цели подчинялись общей, поэтому государство должно властвовать над другими союзами. Именно в этом состоит его отличительный признак. Государство есть союз, облеченный верховной властью»^[2]. Государство юридически нераздельно.

Одним из важнейших признаков государства является власть. Вопрос о ее природе, так же как и природе государства, является в какой-то мере «вечным вопросом», дискуссионным для всякого времени. Б. Чичерин, отдавая должное роли и значению власти во всяком государственно-организованном обществе, писал, что сила власти, составляющая первую потребность всякого порядка, заключается не в одних физических средствах воздействия, а прежде всего в нравственном влиянии правительства на общество. Где нет свободы, считает он, там не может быть субъективного права, а где отсутствует закон, там нет объективного права. Но к этим двум началам он привносит и третий элемент, в задачу которого входит охрана закона и сдерживание свободы. Этим третьим элементом является власть. Она составляет центральное звено всякого общественного порядка. Важно, чтобы сама власть следовала предписаниям нравственного закона. Требуя от подчиненных уважения к установлениям властей, нравственный закон, в свою очередь, требует от управляющих добросовестного исполнения обязанностей не в своих личных интересах, а «…в видах общего блага, воздавая каждому должное, уважая права подвластных и устраняя произвол и притеснения»^[3]. Как глубоко верующий человек, Чичерин был убежден в том, что абсолютное начало государственной власти заключается в том, что она проистекает от Бога. Это, с его точки зрения, является более верным, чем договорная теория происхождения государства. Но вместе с тем он отмечает, что государство не является нравственным союзом; в отличие от церкви, это «союз принудительный, коренное же начало, на котором зиждется всякая принудительная организация, есть не самопожертвование, которое по существу своему добровольно, а право»^[4].

Ценность и предназначение государства заключаются вовсе не в нем самом, а в том, насколько оно отражает и служит интересам людей. Поскольку государство есть живое единство народа, а граждане — это живые члены единого духовного и свободного организма, который связывает между собой не только существующих в данное время людей, но и давно минувшие поколения. Применительно к государству, по мнению Чичерина, термин «народ» имеет два значения: этнографическое и юридическое.

Сущность государства нередко раскрывают через те цели, которые оно преследует и к которым стремится. Представляется, что подобная точка зрения не лишена оснований. Государство, с одной стороны, вводит в жизнь абсолютные начала, а с другой — удовлетворяет или, точнее, способствует удовлетворению частным человеческим потребностям и стремлениям. Идеальное сочетание противоположностей есть цель, к которой стремятся человеческие сообщества. Он полагает, что установление безопасности — первая цель государства. Вторая же состоит в том, чтобы определить и затем охранять права лиц. Развитие политической свободы также составляет заботу государства. В сферу его деятельности входит и содействие нравственному порядку, поскольку в государственной жизни нравственные требования сочетаются с материальными интересами, а «совокупность тех и других составляет общественное благо, которое есть высшая и конечная цель государства, включающая в себя все остальные»^[5]. Исходя из сочетаний личного и общественного, целью государства становится гармоничное сочетание свободы и порядка. По самой своей природе государство призвано соблюдать равновесие между различными общественными элементами и приводить их к высшему согласию. «Цель государства, — констатирует он, — есть общее благо. Благо союза заключается в полноте и согласованном развитии всех его элементов. В этом состоит истинная природа государства, его идея, поэтому можно сказать, что цель государства состоит в развитии его идеи»^[6].

Либерализм Чичерина, его «западничество» более всего проявились при освещении экономической деятельности государства.

Применительно к экономической сфере, утверждал он, задача правительства заключается в строгом наблюдении за тем, чтобы не дозволять одним посягать на свободу других, следовательно, «непоколебимым началом промышленной деятельности должно, бесспорно, остаться то, которое было провозглашено экономистами, — свобода, а не государственная регламентация»^[7]. Поэтому, с большим уважением относясь к Вл. Соловьеву, Чичерин называет его позицию относительно права каждого на достойное существование попыткой построить вечный двигатель. Свобода и законность были жизненным девизом для Б. Чичерина. В общественной жизни должна быть найдена разумная мера регламентации и самостоятельности: «…первая действует сверху, по общему плану, подводя все разнообразие жизни к одному условию и сглаживая по возможности все неравенства; вторая же идет снизу, действует по собственной инициативе, сообразно с нарождающимися потребностями, причем сохраняется все разнообразие жизненных условий и отношений»^[8]. Конечно, говорит Чичерин, регламентация имеет свои преимущества, однако громадные недостатки этой системы ведут к необходимости, в видах общественного благоустройства, предоставить широкий простор самодеятельности в управлении. А ведь известно, напоминает он, что деспотизм большинства является одним из самых несправедливых и невыносимых.

Отстаивая свободу человека, его возможность самостоятельно реализовать самые разные интересы, Б. Н. Чичерин не стремился обязать государство заботиться о «всех пяти чувствах» граждан. Предостерегая от гипертрофированного ожидания от государства всяческих благ, Чичерин писал, что «государство не в состоянии сделать все, но оно может сделать многое, способствуя свободному движению сил, от которого окончательно зависит благосостояние человеческих обществ, и решая возникающие в этой области вопросы»^[9].

Как современно звучат его мысли о том, что личная энергия и инициатива не составляют отличительных свойств русских людей. Говоря о себе, мы вообще признаем, что распущенность, нерадение и лень принадлежат к существенным нашим недостаткам. Особенно они проявляются в общественной жизни, где мы охотно все возлагаем на власть, отступаемся от дела под предлогом того, что «правительство не все нам дает»^[10].

Рассуждая о природе права, дореволюционные юристы довольно часто интерпретировали его через категорию свободы. Ошибка Руссо, по мнению Чичерина, состояла в том, что он свободу гражданскую смешивал с естественной. А между тем истинная, человеческая свобода не является свободой животного, находящегося на воле, а свободой гражданской, которая подчинена общему закону. Только в силу этого она становится правом, поэтому «право есть явление свободы, а свобода в юридической области есть начало совершенно положительное. Ибо из нее вытекает и собственность, и обязательства»^[11]. Причем свобода, как и право, имеет основанием человека, который по природе своей есть метафизическое существо; метафизические начала руководят его действиями, они входят как основной элемент во все общественные отношения. Исходя из этого, он заключает, что «духовная природа личности, как мы видим, состоит в свободе; общественное начало как ограничение свободы выражается в законе, поэтому основной вопрос заключается в отношении закона и свободы»^[12]. Продолжая свою мысль, он говорит, что право есть идеальное требование во имя идеального принципа. Лишь в силу метафизической своей сущности человек признается свободным, только в силу своей сверхчувственной природы он имеет права и требует к себе уважения.

Отсюда, кстати, и проистекает юридическое равенство людей, которые равны между собой единственно в отношении своей метафизической сущности; во всем остальном они не равны. Источник права, как и нравственности, лежит в свободе, но свобода эта имеет несколько другую сущность — это свобода внешняя, которая состоит в независимости лица от чужой воли во внешних действиях. «Отсюда рождается потребность взаимного ограничения свободы; необходимо установление общего закона, определяющего область каждого лица. Право есть совместное существование свободы под общим законом»^[13]. Свобода, подчиняющаяся закону, одна может установить прочный правопорядок. Чичерин цитирует знаменитое изречение древнеримского юриста Ульпиана и, опровергая Иеринга, говорит, что он менее, нежели чем кто-либо, склонен считать право выражением интереса. Напротив, «я вижу в нем осуществление вечных начал правды… основное же начало права есть правда, или справедливость, которая в приложении к общественным союзам состоит в равномерном распределении как общественных тягостей, так и выгод»^[14].

В современной общей теории права вопрос о правопонимании до сих пор является дискуссионным, и это объяснимо. У права слишком много граней, чтобы в одном определении выразить его сущность. Тем не менее встречается «узкое» понимание права, «широкое» и, наконец, интегративное. Все они в той или иной степени страдают определенными недостатками, хотя не лишены и достоинств. Прежде всего, право предстает перед нами либо в качестве наличных прав и обязанностей, либо в виде положительного права (законодательства). Чичерин взаимоотношения субъективного и объективного права выразил через общее понятие права: «Субъективное право определяется как нравственная возможность, или иначе как законная свобода что-либо делать или требовать. Объективное право есть самый закон, определяющий эту свободу. Соединение обоих смыслов дает нам общее определение: право есть свобода, определенная законом»^[15].

Н. А. Бердяев называл Чичерина «блестящим защитником теории естественного права». С этим можно согласиться, но при одном непременном условии — Чичерин признавал только положительное право, а естественному отводил роль идейной оценки существующего законодательства.

В любой правовой доктрине особый интерес представляет разрешение проблемы взаимоотношений человека, общества и государства. В России всегда преобладала коллективистская, общинная психология, то есть личность занимала как бы подчиненное положение. Вместе с тем не следует думать, что индивидуалистические концепции и отстаивание самобытности человеческой личности были чужды политической культуре предреволюционной России. Лицо имеет самостоятельное значение помимо общества, а с другой стороны, оно является его краеугольным камнем, поэтому, заключает Чичерин, индивидуализм составляет основное начало всякого человеческого союза: без этого нет истинно человеческой жизни, нет ни права, ни нравственности. Следовательно, «общество, которое отрицает индивидуализм, подрывает собственные свои духовные основы. Жизненное его призвание состоит в осуществлении права и нравственности, а корень того и другого лежит в единичном лице»^[16]. Свобода есть источник всякого движения к совершенствованию. В юридическом аспекте она представляет собой равное для всех право проявлять свои способности и свою деятельность.

Однако свобода может вступить в противоречие, например, с нравственностью. Выход состоит в том, чтобы ограничить свободу и чтобы она была совместима с господствующим порядком. Личное начало должно подчиняться общественному, это, по утверждению Чичерина, необходимое основание и условие всякого общежития. На этом зиждется весь нравственный мир человека^[17].

Конечно, отдельное лицо может видеть истину лучше целого народа, но оно не имеет права покушаться на основополагающие принципы общественного бытия. Охранительные элементы должны составлять основание всякого благоразумного быта. На одной свободе не может держаться никакое общество. Необходимо, по мысли Чичерина, чтобы разрозненные лица, разнообразные стремления и интересы связывались в нечто цельное и единое; необходимы зиждущие начала, скрепляющие общественное здание. Сюда относятся вечные основы человеческих обществ: в политической области — власть, закон; в гражданской — семья, право, собственность; в нравственной — религия. Свободное от крайностей мировоззрение Чичерина характеризуется взглядом на человека как на свободное лицо, которое имеет право искать своего благополучия как ему заблагорассудится. В этой связи каждый должен иметь право ставить себе какие угодно цели и стремиться к ним всеми дозволенными средствами, ибо свобода и является источником права. «Достоинство человека как разумно свободного существа состоит именно в том, что он сам творит свою судьбу на основании им самим сознанных и выработанных начал»^[18]. В этой связи государство не только не уничтожает и не поглощает другие союзы, но предоставляет им известную самостоятельность в их индивидуальных сферах, сохраняя за собой решающий голос всякий раз, как только дело касается совокупности общественных интересов. На подчинении личной воли общественному благу, утверждает Чичерин, основаны все демократические государства. Демократия, кроме явных преимуществ, страдает и существенным недостатком — засильем большинства, причем невежественного, разгулом страстей и т. д. Соединенные Штаты Америки являются здесь исключением. Впрочем, для сторонника конституционной монархии, каковым является Б. Н. Чичерин, такая позиция выглядит вполне объяснимой.

Отношениям государства и личности присуща юридическая природа. Коль скоро граждане имеют юридические права и обязанности, власть вооружена правом повелевать и принуждать к повиновению. Властеотношения приобретают характер правоотношений, в которых личность и государство обладают взаимокорреспондирующими правами и обязанностями. Пока власть независима от граждан, их права не защищены от произвола.

В своих многочисленных работах Б. Н. Чичерин касался и разнообразных проблем парламентаризма, правда, в отсутствие эмпирического опыта в России. Представительное начало — это господство общественного мнения посредством перенесения воли граждан на выборные лица. Парламент есть орган свободы и власти одновременно. Он должен быть не пестрым сбором разноречивых мнений, каковым является общество, а центром, где сходятся главные политические направления, успевшие приобрести силу в народе, а потому имеющие значение и для государства^[19].

Сколько смысла в том, что пользоваться благами свободы нужно уметь! Политическая свобода полезна для народов «только в их зрелом возрасте, в полном цвете жизни».

1. Чичерин Б. Н. Наука и религия. 2-е изд., доп. М., 1901. С. 125. ↑

2. Чичерин Б. Н. Собственность и государство. 4. 2. П., 1883. С. 180. ↑

3. Чичерин Б. Н. Философия права. М., 1900. С. 232. ↑

4. Чичерин Б. Н. Вопросы политики. М., 1905. С. 37. ↑

5. Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Ч. 1. Общее государственник право. М., 1896. С. 12. ↑

6. Там же. С. 7. ↑

7. Чичерин Б.Н. Вопросы философии. М., 1904. С. 35. ↑

8. Чичерин Б.Н. Вопросы политики. С. 107. ↑

9. Чичерин Б. Н. Собственность и государство. Ч. 2. С. 245. ↑

10. Чичерин Б. Н. О народном представительстве. М., 1866. С. 412. ↑

11. Чичерин Б. Н. Мистицизм в науке. М., 1886. С. 70. ↑

12. Чичерин Б. Н. Россия накануне двадцатого столетия. Берлин, 1901. С. 83. ↑

13. Чичерин Б. Н. Наука и религия. С. 424. ↑

14. Чичерин Б. Н. Вопросы политики. С. 37. ↑

15. Чичерин Б. Н. Россия накануне двадцатого столетия. С. 84. ↑

16. Чичерин Б. Н. Философия права. С. 228. ↑

17. См.: Чичерин Б. Н. О народном представительстве. С. 490. ↑

18. Чичерин Б. Н. Мистицизм в науке. С. 15—16. ↑

19. См.: Чичерин Б. Н. О народном представительстве. С. 8. ↑