Сергей Андреевич Котляревский (1873—1939) — историк, правовед, общественный деятель. В истории правовой мысли дореволюционной России зарекомендовал себя как убежденный либерал и сторонник правового государства, изучению различных аспектов которого он посвятил немало времени. Котляревский писал, что «без политической свободы не могут расти ни материальные, ни духовные силы России»^[1]. Политические события, имевшие место в начале XX в., давали ему уверенность, что Россия пошла по пути демократических преобразований и в скором времени может встать в один ряд с передовыми странами Запада, прежде всего с Франций и Англией. Первую мировую войну он оценивает как столкновение «демократического мира» с «абсолютистским». В России, сетует Котляревский, наблюдается причудливое сочетание архаичной государственной жизни и высочайшего уровня культурного развития. По всей видимости, ученый имеет в виду элитарную, а не массовую культуру. Впрочем, у нас все осталось по-прежнему. Его «прозападнические» настроения ярче всего выразились в работе «Война и демократия».

Котляревский — симпатизант Франции и Англии, так сказать, русский европеец. Он страшится военной экспансии Германии, которая для него выступает как несвободная, милитаристская страна. Победа Германии означала бы двойную великую опасность для европейской демократии. Она давала бы торжество военного деспотизма. Россия, народ которой еще менее свободен, чем германский, сражается против Германии. Но все-таки Россия сражается за правое дело, поскольку многие европейские народы сохраняют свою свободу и независимость. Автор поспешил заявить о том, что рядом с великими державами Запада образовалась великая демократия Востока — Россия. Она получит государственное устройство, которое будет установлено всенародным учредительным собранием. Перед нашей страной открывается путь государственного и общественного строительства на самых широких демократических началах.

Эти строки были написаны в 1917 г., и Котляревский скорее мечтал о будущем времени, чем делал объективный прогноз. Увы, но история России пошла по иному пути, да и сам автор не избежал политических репрессий.

В отношении к правовому государству С. А. Котляревский занимал весьма своеобразную позицию. Так же, как и В. М. Гессен, он разделял «правовое» и «конституционное государство», причем использовал при этом аналогичные аргументы. Юридически конституционным, говорит Котляревский, следует признать всякое государство, где народное представительство участвует в осуществлении законодательной власти, т. е. где законом в формальном смысле признается лишь акт, изданный с согласия народного представительства. Иными словами, в конституционном государстве всей совокупности народа, в той или иной мере, принадлежит «политическое самоопределение», то есть возможность активно влиять на ход политической мысли, возможность, определенная законом^[2]. Причем одну из основных предпосылок правового государства он видит в «относительной независимости права от государства»^[3].

Своеобразие взглядов Котляревского состоит в том, что проблема правового государства ведет в область метаюридическую. Ему кажется, что правовой прогресс, в пределах истории, является одним из многочисленных примеров «дурной бесконечности» Гегеля. «В конце концов, — пишет Котляревский, — правовое государство выражает только известный уклон, устремление, запечатлевшееся в государственном строении и деятельности. Правовое государство относится к миру идей, но идей, неизменно осуществляющихся и преобразующих факты… смысл его совершенно метаюридический…»^[4]. По его мнению, юрист-догматик, начиная размышлять о правовом государстве, оказывается в подозрительной для него близости к моралисту, философу, историку и, уж во всяком случае, далеко от строгой юриспруденции. Следовательно, для Котляревского правовое государство — понятие метаюридическое, а конституционное вполне умещается в рамки юридического анализа.

Изучение его работ позволяет сделать вывод о том, что это вполне выверенная позиция. Несколько ранее он писал, что правовое государство «характеризуется лишь некоторым уклоном, так сказать, лишь господством известной тенденции, и потому вполне допускает различие по степени. В этом смысле нельзя поставить знак равенства между ним и государством конституционным. Можно только доказывать, что предпосылкой для осуществления этой государственно-правовой тенденции в сколько-нибудь серьезных пределах является в современную эпоху наличность конституционного строя. Поэтому же нельзя провести и точной границы, где кончается государство полицейское и начинается правовое»^[5]. Хотя в интерпретации Котляревского правовое государство выступает как начало метаюридическое, в нем заключаются элементы пребывающие и изменчивые, и его проблема охватывает и средства, и цели. Каковы же пребывающие начала правового государства? Ответ Котляревского состоит в следующем: «…в самом правовом государстве, как здании, есть нечто неизменное. К существующей организации властвования и подчинения прилагается мерило такого властвования и такого подчинения, которое оправдывается неизменной основой сменяющихся правовых воззрений, — оправдывается справедливостью. Государство должно быть правовым, потому что оно должно быть справедливым. Это требование не есть отрицание ни власти, ни силы, ибо справедливость не призывает вообще забывать окружающую нас, данную нам физическую и социальную действительность: это требование ведет к их преобразованию»^[6]. У справедливости, рассуждает Котляревский, как и у естественного права, есть «меняющееся содержание», то есть тот исторический материал, к которому она прилагается — не только в смысле объективных возможностей: экономических, технических и т. п., но и в смысле облегающих данную эпоху идей, чувств и стремлений. Теперь, как и в древних Афинах, заключает он, искание правового государства приводит нас к справедливости; если призрачна последняя, то нет смысла и в первом^[7].

Взгляд Котляревского на сущность и понятие правового государства подкупает своей нестандартностью, которая, в свою очередь, провоцирует дискуссию. Современные российские реалии вызывают ироничное отношение к ст. 1 Конституции РФ, которая устанавливает, что Россия есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления. Присутствие в конституционной норме слова «есть» звучит как констатация факта. В действительности все обстоит иначе. Правовое государство — мираж, правовой миф или известный уклон, направление движения, и его не надо абсолютизировать. У нас же сплошь и рядом злословие и постоянные вопросы: «Как это соотносится с правовым государством?» Да никак, надо все соотносить с действующим законом, прежде всего с Конституцией. Иными словами, конституционное государство — реальность, правовое государство — скорее, идеал, к которому нужно стремиться.

Восхождение к сущности правового государства выводит и на его признаки, которые являются отражением его природы. Прежде всего либеральные теоретики отстаивали тезис о том, что в правовом государстве господствует право. Эту позицию может подвергать сомнению всякий, но только не юрист, поскольку для него «принцип господства права представляется столь же незыблемым, сколь и достаточным основанием его системы»^[8]. Котляревский вносит в эту проблему такую категорию, как справедливость. Да, верховенство закона есть одно из условий воплощения правового государства. Однако смысл это верховенство получает лишь при том предположении, что закон справедлив и способ его создания есть в то же время возможное, при недостатках человеческой природы, обеспечение этой справедливости.

Насколько связан правом законодатель? Многие юристы полагали, что суверен не может и не должен быть связан созданным им же самим правом. Котляревский относится к их числу, поскольку «юридическая незащищенность конституционных норм возмещается их моральным авторитетом для самого парламента». Да и вообще, государство идеализировать не стоит, поскольку «лишь в известных пределах может в нем воплотиться верховенство права, в меньших — господство справедливости, а еще меньших — справедливости высшей, расширенной до благости»^[9].

Будучи убежденным сторонником утверждения в России парламентаризма, Котляревский полагает, что представительное начало содержит слишком много аспектов. Представительство делает гражданина прямо или косвенно ответственным за судьбы его Родины, оно может развить в нем чувство солидарности отдельных сменяющих друг друга поколений, оно одно, наконец, способно приучить видеть в государственном интересе не что-то постороннее и чуждое, а известный высший принцип, перед которым должны склоняться все частные интересы. В сущности говоря, совершенно условны и искусственны те грани, которые отделяют гражданские и политические права личности. Свобода слова и мысли, свобода общения с себе подобными являются неизбежным следствием права всякого человека как нравственной личности на существование. Исторический опыт не знает других гарантий этих неотчуждаемых благ, кроме представительства, никогда самые просвещенные и нравственные бюрократии не могли их дать народу^[10]. И далее: «Чтобы развить в обществе чувство ответственности, необходимо приобщить его к власти, ибо без власти нет ответственности: когда я осознаю свое бессилие, чувствую себя совершенно свободным… Лишь когда за обществом признается не только свобода мысли и слова, но и право на действие, право активно влиять на жизнь страны, может развиться и настоящее чувство ответственности»^[11]. Кроме общей констатации верховного положения законодательных органов, Котляревский обозначил и их функции. По его мнению, таковых может быть три: законодательствование, бюджетная функция, контроль за управлением.

Более высокое положение представительных органов вовсе не означает, что исполнительная власть в правовом государстве должна занимать второстепенное положение. По мнению С. А. Котляревского, солидарность с органами народного мнения, которое требуется от парламентского министерства, не является подчинением этих органов. Наоборот, эта солидарность предполагает широкую автономию правительства, от которого следует ожидать творческой деятельности, а не воплощения чужих предначертаний. Конкретизируя свою мысль, он пишет: «Правовое государство в современном понимании предоставляет органам управления всю инициативу и весь простор, соответственный их расширяющимся задачам, ожидая от них напряженной энергии, требуя лишь подзаконности… Отсюда недопустимость административного усмотрения contra legem и презумпция такой недопустимости praeter legem»^[12]. Очевидно, что и тогда, и сегодня достаточно сложно сказать, где кончается компетенция правительства и начинаются полномочия парламента (если это вообще возможно). Однако из этого вовсе не вытекает, что таких попыток не следует и предпринимать. Говоря об организации высшей государственной власти, Котляревский полагает, что парламентский строй разрешает проблему, которую мы находим у Руссо, — проблему повиновения, не нарушающего свободу. Если эта проблема вообще может быть разрешена. Парламентаризм, по его мнению, подразумевает тот порядок вещей, при котором исполнительная власть, ответственная за свои действия, согласована с волей законодательного собрания народных представителей. И здесь устанавливается гармония между выполнением закона и самим законом. Более того, парламентаризм предполагает режим обязательной политической солидарности между правительством и законодателем^[13].

Правовое государство невозможно себе представить без института независимого суда. Закон и только закон должен очерчивать рамки полномочий судебных органов. Никакие партии, никакие другие власти не вправе вмешиваться в их деятельность. «Суд должен быть одинаково независимым от давления как правительства, так и представительства и должен ведать только нарушением закона, от кого бы оно ни исходило, — это одно из элементарных условий правопорядка»^[14]. Для демократии потребность в авторитетных судебных учреждениях составляет ее первейшую необходимость, ведь чем полнее политическое самоопределение нации, тем сильнее потребность независимого суда, а самоопределение нации в области суда, с его точки зрения, реализуется через суд присяжных^[15].

Из принципа правового государства вытекает возможность для судьи проверять как законность актов исполнительной власти, так и конституционность самих законов. С его точки зрения, подобная проверка представляет действительную гарантию против нарушений конституции законодательной властью. Это особенно важно для федеративного государства, где конституция определяет границы законодательных полномочий, присущих центральным и местным органам. Право суда, выступающего по жалобе частного лица, вовсе нельзя сопоставить, как это иногда делается, с правом вето, суд остается в пределах своей юрисдикционной задачи. Котляревский считает, что англосаксонский мир подтвердил опыт, какую огромную ценность представляет национальное доверие к суду, и вообще, начало правового государства требует «наличности сильной и авторитетной судебной власти — сильной своим государственным положением и общественным доверием»^[16].

Незыблемость закона, если угодно — консерватизм права, есть не что иное, как одно из условий успешного существования государства. Но перед любым государством потенциально может встать проблема отступления от закона, так сказать, по соображениям «политической целесообразности». Принимая это во внимание, С. А. Котляревский писал, что с правовой точки зрения важно лишь, чтобы за политическую необходимость признавалась действительная, объективно удостоверенная необходимость. Конечно, здесь нет безошибочного критерия, известная произвольность и разногласия неизбежны. Но все-таки чрезвычайно много зависит от того, насколько и власть, и общество проникнуты сознанием высших опасностей, которые приносят злоупотребления ссылками на эту необходимость. Поэтому важно, заключает он, чтобы последняя была удостоверена совершенно конкретным образом и имела конкретные очертания, а не растворилась бы в неотчетливых понятиях и тех состояниях панической тревоги, жертвой которой бывают самые культурные общества. Имеется глубокая связь, замечает Котляревский, между изменениями психологических основ власти и правовых форм, в которые оба облекаются. Правовой характер власти обеспечивает ее общеполезное применение, устраняет элемент личного, безответственного деспотизма. Вместе с тем, говорит он, правовое самоограничение государства имеет свои пределы. Юридический фанатизм — «пусть гибнет мир, но торжествует юстиция» — не лучше всякого другого фанатизма. Никакое государство не отдаст себя на погибель лишь для того, чтобы проявить свою преданность правовым началам. Лучше Р. Иеринга, пишет Котляревский, никто этого не понимал, поэтому он так высоко ценил и право, и борьбу за право, а «при отказе от подобного юридического утопизма остается еще достаточно широкий простор для правового развития государства, для его поступательного в этом смысле движения, которое засвидетельствовано всем историческим опытом»^[17]. Государство не только этически, продолжает он, не может притязать на создание граждан по установленному им образцу и подобию. Это одновременно и политическая заповедь. Следовательно, сохранение индивидуальности есть само по себе одна из самых жизненных задач общего интереса, ибо через такую охрану лежит путь к возвышению самостоятельности, инициативы. До последней государственная власть не может забывать уже потому, что она «составляет одну из самых основных предпосылок реализации правового общественного строя, важнейшим, хотя и не единственным элементом которого является и правовое государство»^[18].

1. Котляревский С. А. Партии и наука // Полярная Звезда. 1906. № 5. С. 1. ↑

2. См.: Котляревский С. А. Конституционное государство. Опыт политико-морфологического обзора. СПб., 1917. С. 9. ↑

3. Котляревский С. А. Власть и право. Проблема правового государства. М., 1915. С. 23. ↑

4. Котляревский С. А. Указ, работа. С. 350. ↑

5. Котляревский С. А. Правовое государство и внешняя политика. М., 1909. С. 32-33. ↑

6. Котляревский С. А. Власть и право. Проблема правового государства. С. 292. ↑

7. См. там же. С. 396—397. ↑

8. Котляревский С. А. Власть и право. Проблема правового государства. С. 4. ↑

9. Котляревский С. А. Власть и право. Проблема правового государства. С. 257. ↑

10. Котляревский С. А. Совещательное представительство. Ростов-н/Д, 1905. С. 7. ↑

11. Там же. С. 13. ↑

12. Котляревский С. А. Власть и право. Проблема правового государства. С. 320. ↑

13. См.: Котляревский С. А. Сущность парламентаризма. М., 1913. С. 15. ↑

14. Котляревский С. А. Власть и право. Проблема правового государства. С. 308. ↑

15. См.: Котляревский С. А. Конституционное государство. Опыт полити- ко-морфологического обзора. СПб., 1917. С. 241. ↑

16. Котляревский С. А. Власть и право. Проблема правового государства. С. 334. ↑

17. Котляревский С. А. Власть и право. Проблема правового государства. С. 387. ↑

18. Котляревский С. А. Власть и право. Проблема правового государства. С. 410. ↑